Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

Говорить о наличии некой целостной консервативной экономической доктрины в рассматриваемый период можно лишь с известной долей условности, таковая появляется лишь во второй половине XIX в. Кроме того, ранние русские консерваторы не считали главными проблемы экономического развития - в сравнении с проблемами социально-политическими они были в их воззрениях явно не приоритетными, что, вообще говоря, является характерной особенностью большинства направлений русской консервативной мысли. Взгляды ранних консерваторов определялись не исходными абстрактными принципами, почерпнутыми из трудов Э. Бёрка или Ж. де Местра, а необходимостью реагирования на конкретную политическую и экономическую ситуацию первой половины XIX в. В царствования Александра I и Николая I и власть, и общественная мысль, в том числе консервативная, исходили из общепринятого в то время представления о России как об исключительно земледельческой стране1351. Соответственно, в экономических воззрениях русских консерваторов решение аграрного вопроса и отношение к крепостному праву занимали центральное место, что объяснялось чрезвычайной остротою этих проблем1352. Существенной особенностью экономического развития России первой половины XIX в., помимо аграрного характера экономики, была крайняя узость потребительского рынка, вызван ная преобладанием крестьянского и помещичьего натурального хозяйства, обеспечивающего себя почти всем необходимым. Для экономики были также характерны хроническая скудость финансовых средств и материальных ресурсов, при том, что империя постоянно вела тяжелые войны, требующие колоссальных затрат. Естественно, что в этих условиях были неизбежны такие явления, как периодическое возникновение «брешей» в бюджете, нестабильный сбор налогов, жесткая необходимость иностранных заимствований, выпуск быстро обесценивающихся бумажных денег и переход к серебряному обращению1353. Все эти «вызовы времени» требовали от общественных сил страны недвусмысленных четких ответов. Попытки такого рода ответов имелись и у консерваторов. Как уже говорилось, рабство, согласно де Местру, естественным образом вытекает из порочности самой человеческой природы. Человек слишком зол, чтобы быть свободным. Если человека и необходимо освободить, то это должно быть сделано христианством. Именно христианство начало «беспрестанно трудиться над отменой рабства, в то время как никакая другая религия, никакой законодатель, никакой философ не осмеливались не только что-то предпринимать, но даже и мечтать об этом»1354. Иначе говоря, всякой социальной реформе должно предшествовать преобразование сознания. До де Местра мысль о том, что психологическое освобождение раба должно предшествовать освобождению политическому и социальному, отстаивал Ж.-Ж. Руссо1355. Особенность взглядов де Местра на проблему освобождения от крепостной зависимости русских крестьян состояла в том, что этот воинствующий католик крайне низко оценивал русское православие: «У русских нет прочной и надежной религии, которая могла бы в достаточной мере служить нравствен ной уздой для злой природы человека»1356. Но если религия не укоренена в народных массах, то тем самым резко возрастает роль рабства как фактора стабильности: «Рабство существует в России потому, что оно необходимо, и потому, что император не может править без рабства»1357. Поэтому в России освобождение крестьян не может, с его точки зрения, не сопровождаться особо сильным риском: «стоит только дать свободу тридцати шести миллионам человек как тут же вспыхнет всеобщий пожар, который пожрет Россию»1358. Если уж начинать освобождение России от рабства, то надо начинать не с крестьян, а с дворян: «Слава и сохранность империи гораздо в меньшей степени заключается в освобождении той части нации, которая еще находится в рабстве, чем в совершенствовании свободной ее части и в первую очередь дво- рянства»1359. Де Местр считал, что освобождение крестьян ни при каких условиях не должно совершиться сразу, одномоментно, «пусть оно будет бесконечно долгим, пока не останется ни одного крепостного»1360. «Все должно совершиться без шума и бедствий, ибо все великое совершается именно так. Тогда пусть государь содействует этому естественному движению (это его право и долг), но храни нас Бог от того, чтобы он сам вызывал это движение к жизни»1361. Представляется, что некоторые рекомендации де Местра имели принципиальное значение для понимания взглядов русских консерваторов на проблему крепостного права. Долгота и медленность процесса освобождения - то общее, что объединяло всех консерваторов, которые допускали отмену крепостной зависимости крестьян. Из русских консерваторов одним из первых сформулировал свою позицию по крестьянскому вопросу Г. Р. Державин. Он отрицательно оценил такую либеральную меру Александра I, как издание закона о вольных хлебопашцах 1803 г., поскольку считал, что от освобождения крестьян «в нынешнем состоянии народного просвещения не выйдет никакого блага государственного, а напротив того вред чернь об ратит свободу в своевольство и наделает много бед»1362. Державин утверждал, что «хотя по древним законам права владельцев на рабство крестьян нет, но политические виды, укрепив крестьян земле, тем самым ввели рабство в обычай. Обычай сей, утвержденный временем, соделался столько священным, чтобы прикоснуться к нему без вредных последствий великая потребна осторожность»1363. Державин также считал, что указ не вносит в законодательство ничего нового, так как и раньше крестьян отпускать не запрещалось: «Всем владельцам по манифесту 1775 года отпущать людей и крестьян своих позволено, а по указу царствующего государя 1801 году и снабжать отпущенных людей землями можно, следовательно, никакой нужды нет в новом законе. Румянцев (инициатор принятия указа «О свободных хлебопашцах.». - А. М.) может отпустить хотя всех своих людей и крестьян по тем указам (однако же он того ни тогда, ни после не сделал), а на всех особым указом растверживать о мнимой вольности и свободе простому, еще довольно непросвещенному народу опасно, и только такое учреждение наделает много шуму, а пользы никакой ни крестьянам, ни дворянам»1364. Кроме того, Державин полагал, что помещики в качестве выкупа будут требовать слишком много, а следовательно, крестьяне не смогут заплатить всю сумму сразу («раб за свою свободу будет обещать все, что от него ни потребуют, а помещик, лишаясь крестьян и с ними своего доходу или, лучше сказать, своего существования, захочет иметь такой капитал за сию свободу, чтоб не токмо, но и улучшить свое благосостояние» 1365), и в результате по поводу неустоек в платежах будут вестись тяжбы. При этом крестьяне окажутся в заведомо проигрышном положении, поскольку «правосудие в Российской империи большей частью в руках дворянства», а следовательно, «дворянин, судя дело своего собрата, будет осуждать сам себя; из того другого ничего не выйдет, как подготовленное беззаконие; будут обвиняемы крестьяне и обращены по этому указу в прежнее их крепостное состояние и тягчайшее рабство, потому что помещик за причиненные ему хлопоты и убытки будет мстить» 1366. Помимо всего прочего, крестьяне, получив свободу, перестанут нести повинности, и от этого будут страдать интересы государства: «крестьяне, продав взятую ими у помещиков землю, могут переселиться на другие земли в отдаленнейшие страны империи, где их сыскать скоро невозможно, или по своевольству своему и лености разбрестися, куды глаза глядят, чтоб только не ставить рекрут и не платить никакой повинности, в чем они единственно свободу свою »1367. Лучшей полиции, чем помещики, государству не найти, поскольку они являются наилучшими полицмейстерами в своих селениях: «Нижние земские суды или сельская полиция по пространству в империи мест жилых и мест пустых удержать их от разброду не могут без помещиков, которые суть наилучшие блюстители или полицеймейстеры за благочинием и устройством поселян в их селениях» 1368. Помещики заинтересованы, с точки зрения Державина, в процветании своих крестьян, поэтому именно они и должны заботиться о развитии крестьянских хозяйств: «Поправление крестьянского характера и состояния должно также отнести к попечению владельцев. Им известны их подданных качества, склонности, поведение, хозяйство без урядицы, имущество, недостатки и всякие потребности. Они могут в них злое исправлять, доброе поддерживать благоразумным наставлением, прилежным надзиранием, деятельным в нуждах пособием и должным взысканием»1369. Позиция Державина вызвала недовольство императора, который пригласил его на аудиенцию, во время которой Державин высказал ему все вышеприведенные доводы. За критику указа он получил выговор от императора. Между тем Державин не столько защищал крепостное право как нерушимый принцип, сколько считал вопрос об освобождении крестьян несвоевременным. В одном из вариантов своего завещания, на писанным им уже в отставке, Державин выражал желание, чтобы все его крепостные люди и крестьяне, на основании указа 1803 г., были обращены в вольные хлебопашцы. Впрочем, в окончательном варианте завещания этого пункта не оказалось, он завещал только отпустить на волю после своей смерти нескольких дворовых людей1370. Критически воспринял указ о вольных хлебопашцах и Ф. В. Ростопчин. В марте 1803 г. он писал П. Д. Цицианову: «Откуда взяли, что крестьянин, в состоянии бывший заплатить за себя деньги и купить участок земли, будет принадлежать к землепашеству? Разве так никто не знает, что все богатые мужики для того лишь выходить стараются из первобытного их состояния, чтоб поступать в купцы? И какая деревня может за себя заплатить должную цену? А порознь кто станет продавать уделы из дачи?»1371. Н. М. Карамзин в своей журнальной публицистике начала XIX в. разрабатывал патриархальную утопию, согласно которой помещик являлся отцом-покровителем крестьян, заботящимся об их нравственности и благосостоянии. Подобного рода отношения являются залогом процветания и зажиточности крестьян, если же крестьяне обретают волю, то наступает их разорение1372. Свои взгляды на крестьянский вопрос Карамзин наиболее полно выразил в статье «Письмо сельского жителя». В ней описывалась следующая ситуация. Молодой человек после службы и путешествия сделался господином поместья и решил быть благодетелем своих крестьян: «отдал им всю землю, довольствовался самым умеренным оброком, не хотел иметь в деревне ни управителя, ни прикащика, которые нередко бывают хуже самых худых господ, и с удовольствием искреннего человеколюбия написал к крестьянам: «Добрые земледельцы! Сами изберите себе начальника для порядка, живите мирно, будьте трудолюбивы и считайте меня своим верным заступником во всяком притеснении». В итоге утопист по приезде обнаружил «бедность, поля весьма худо обработанные, житницы пустые, хижины гниющие!»1373. Секрет же былого процветания оказался в том, что покойный отец рассказчика «смотрел не только за своими, но и за крестьянскими полями: хотел, чтобы и те и другие были хорошо обработаны - и в нашей деревне хлеб родился лучше, нежели во многих других; господин богател, и земледельцы не беднели. Воля, мною им данная, обратилась в величайшее зло: то есть в волю лениться и предаваться гнусному пороку пьянства». Даром полученную господскую землю крестьяне сдавали в аренду и брали по 5 рублей за десятину, хотя эта же земля могла приносить до 30 - 40 рублей, если ее самим обраба- тывать1374. Карамзин делает вывод, что крестьяне «ленивы от природы, от навыка, от незнания выгод трудолюбия». Более того, вольность не является панацеей от нищеты. «У нас много вольных крестьян, но лучше ли господских они обрабатывают землю? По большей части напротив. С некоторого времени хлебопашество во всех губерниях приходит в лучшее состояние: от чего же? От старания помещиков: плоды их экономии, их смотрения, наделяют изобилием рынки столиц»1375. Главный рецепт крестьянского процветания Карамзина - всесторонняя опека, жесткий патернализм и детальная, если не мелочная, регламентация со стороны помещика: «Я возобновил господскую пашню, сделался самым усердным экономом, начал входить во все подробности, наделил бедных всем нужным для хозяйства, объявил войну ленивым, но войну не кровопролитную; вместе с ними, на полях, встречал и провожал солнце; хотел, чтобы они и для себя так же старательно трудились, вовремя пахали и сеяли; требовал от них строгого отчета и в нерабочих днях; перестроил деревню самым удобнейшим образом; ввел по возможности опрятность, чистоту в их избах, не столько приятную для глаз, сколько нужную для сохранения жизни и здоровья»1376. Карамзин заключал: «Для истинного благополучия земледельцев наших желаю единственно того, чтобы они имели добрых господ и средство просвещения, которое одно, одно сделает все хорошее возможным»1377. Что имел в виду Карамзин под просвещением? Элементарную грамотность и религиозное воспитание: «Я в нынешнюю зиму по собственному движению завел у себя школу для крестьянских детей, с намерением учить их не только грамоте, но и правилам сельской морали, и на досуге сочинил катехизис, самый простой и незатейливый, в котором объясняются должности поселянина, необходимые для его счастия. Умный священник деревни нашей был в этом деле моим критиком, советником и помощником»1378. Распространению веры для крестьян Карамзин придавал исключительное значение: «Крестьяне мои уважают и любят священника, как отца, и сделались при нем гораздо набожнее. Я со своей стороны помогаю сему счастливому их расположению усердным примером своим и всякое воскресенье являюсь в церкви. Человек с умом образованным имеет тысячу побуждений быть добрым»1379. В статье «О новом образовании народного просвещения в России» (1803 г.) Карамзин повторяет мысль о необходимости не только научить крестьян чтению и письму, но и преподать «начальное основание морали», изложенной в «нравственном катехизисе» для приходских училищ. «Всего же более ответствует за успех то, что мудрое наше правительство соединяет уважаемый народом сан духовных пастырей с должностью сельских учителей»1380. Для Карамзина положительным героем крестьянской жизни выступал зажиточный крестьянин, т.е. крестьянин трудолюбивый, заботливо обрабатывающий землю. В дискурсе Карамзина трудолюбие, по наблюдению Р. Б. Казакова, «помогает крестьянину, то есть «рабу» по своему социальному статусу, встать вровень с представителями других сословий, пользуясь одинаковым доверием и неся одинаковую ответственность за сделанное»1381. Самым серьезным злом, мешающим крестьянам достичь процветания, Карамзин считал пьянство: «Они все мог ли бы разбогатеть, если бы гибельная страсть к вину не разоряла многих, страсть, которая в России, особливо вокруг Москвы, делает, по крайней мере, столько же зла, как в Северной Америке между дикими народами»1382. Богатейшими из подмосковных крестьян являются старообрядцы: «они не пьянствуют!»1383. Выход из нищеты и невежества для крепостных крестьян Карамзин видел в просвещении вместе с другими сословиями. Еще в 1793 г. он мечтал о некой малоосуществимой даже в куда более позднее время идилии: «Просвещенный земледелец! Быть просвещенным есть быть здравомыслящим, не ученым, не полиглотом, не педантом. Я поставлю в пример многих швейцарских, английских и немецких поселян, которые пашут землю и собирают библиотеки; пашут землю и читают Гомера и живут так чисто, так хорошо, что музам и грациям не стыдно посещать их»1384. Р. Б. Казаков следующим образом воссоздает схему рассуждений Карамзина: «зажиточный (то есть работящий и трезвый крестьянин) благоденствует при добром попечении своего хозяина, освобождение же от этой зависимости приведет только к падению нравов и - в конечном счете - к падению благосостояния крестьян и дворян, а значит - самого государства»1385. В начале XIX в. среди помещиков Центральной России возникла мода на «англинских фармеров», на современные по тому времени земледельческую технику и технологии. Однако мода на эксперимент быстро прошла, и вскоре земельные собственники «возвратились на старый, но проверенный путь - к усилению эксплуатации крестьян»1386. Осмысление итогов этого «эксперимента» дало серьезный толчок русской консервативной мысли. В порядке «самокритики» Ф. В. Ростопчин (в 18031806 гг. он также увлекся опытом английского земледелия) опубликовал довольно объемистую брошюру «Плуг и соха», в которой были изложены представления о способах ведения сельского хозяйства в России и о возможности применения в русских условиях западноевропейской сельскохозяйственной агрокультуры. Ростопчин сурово осуждал некоторых помещиков за стремление ввести в своих поместьях модные нововведения: то, что «соделалось в других землях веками и от нужды, мы хотим посреди изобилия у себя завести за год по склонности к новостям, и в подражание чужестранным, по множеству перемен в одежде, в строении, в воспитании, даже и в образе мыслей»1387. «Русские англичане» полагали, что эксперимент должен был привести к товарному изобилию и обогащению как их самих, так и крестьян, через «удобрение полей, содержание большого скотоводства, превосходные семена, обширные поля, превращенные в огороды»1388. Однако действительность оказалась иной. Помещики, втянувшиеся в эксперимент, столкнулись с рядом непредвиденных трудностей. Таковыми оказались прежде всего непомерно большие затраты на обзаведение хозяйством нового типа1389. По подсчетам Ростопчина, рентабельность даже образцовых хозяйств была крайне невелика: «едва получают два процента на сто за сию модную перемену Сохи на Плуг»1390. Английское зерно быстро утрачивало свои свойства в русских климатических условиях: «Превосходство семян иностранных есть заманка от сильного жара, короткого лета и скороспелости, через два посева делаются зерном не крупней наших»1391. Ростопчин считал, что «самая большая ферма не что иное, как большой огород»1392. Размеры земельных участков в России чрезвычайно велики в сравнении с площадями английских ферм, что также порождает определенные трудности с их обработкой: «В Англии отделение земли, называемое фермою, очень велико, когда в 50 десятин, а многие есть и в 10. Как возможно все оное число успеть обработать, посеять, убрать и свозить? Любовники Англинского земледелия забывают всег да одно, что у нас и Соха действует с конца Апреля до конца Августа»1393. Немаловажное значение имел и «кадровый вопрос», который на практике оказался еще одним непреодолимым препятствием для успешного развития эксперимента: «При Анг- линском земледелии должно непременно иметь Англичанина и для смотрения. Сколь не трудно сыскать способных, знающих свое дело, не ветреных, деятельных и не падких на деньги; но полагая и сие возможным, всякое заведение сего рода не пойдет в ход, если Господин сам не станет жить в том месте по крайней мере семь месяцев в году, дабы охранить иностранцев от насмешек, от происков, от хитростей, а иногда и от побоев. Но со всем тем первые два года пользы ждать не можно, потому что смотрители, не зная языка, не в состоянии ни толковать, ни приказывать порядочно; а когда они начнут хорошо говорить по Руски, работники привыкнут к новой пашне, поля начнут приходить в порядок: тогда-то, заведший Англинскую пашню, сделается совершенно сам из Господина прикащиком Англин- ского своего фармера и должен будет непременно решиться или ему угождать, или спустя видеть разрушение целого заведения с потерею времени и знатной суммы денег»1394. Словом, приглашение иностранных специалистов порождало, с точки зрения Ростопчина, массу неразрешимых проблем. Ф. В. Ростопчин весьма рельефно сформулировал ряд признаков, которые отличали русского крепостного и государственного крестьянина от западноевропейского фермера: «Фармер в Англии не что иное, как содержатель некоторой части земли, кою он нанимает, обрабатывает, и тем содержит себя и всю семью. Следственно, фармер не есть крестьянин, а временный хозяин участка земли. Русской же мужик имеет казенной собственную землю, а помещичий определенную, с коей они платят повинности и достают себе содержание, обрабатывая все своею семьею»1395. Положение крепостного крестьянина имело, с точки зрения Ростопчина, целый ряд непреходящих достоинств. Так, он утверждал, что «Россия еще не знает, что такое настоящий голод; а под сим названием разумеет иногда неурожай в некоторых губерниях, где в недородной год поселяна семь месяцов нуждаются продовольствием, но отнюдь не гибнут от голоду; ибо Правительство и помещики всегда поспевают на помощь к страждущим»1396, и уверял, что крепостной крестьянин почти идеально защищен от разного рода невзгод благодаря постоянному попечению со стороны помещиков и общинной взаимопомощи. Если же в России нищета и существовала, то исключительно в силу порочности человеческой натуры: «в Англии множество людей без пропитания у нас же во всяком крестьянском доме есть скот, птица, овощ и хлеб, в коем от старшего в семье до малого ребенка всякой имеет равное участие. Если в казенном селении обедняет мужик, то ему помогают миром. Помещичий же столь уверен в помощи барской, что многие ленятся от сего работать на себя, а чаще, пропив хлеб, идут на господский двор просить оного. В таком случае и во всех тех, где крестьянин имеет нужду в помощи, он всегда оную находит, и помещики точно делаются для них отцами, большая часть по человечеству, некоторая по ращету; но из сего равно выходит то, что с голоду у нас люди не мрут»1397. Ф. В. Ростопчин даже посчитал нужным привести аргументы в защиту черных изб и черного хлеба как исконных атрибутов русской крестьянской жизни: «Иностранные маратели бумаг с ужасом кричат 200 лет в один голос, что народ наш живет в черных избах и ест черной хлеб; а того ни один еще не заметил, сколь нужно топить избу в зимнее время, что дым чистит воздух, истребляя испарения; что наши солдаты в походах, где они имели белой пшеничной хлеб, иногда приходили просить у начальников черного ржаного»1398. Главный довод Ростопчина против введения западноевропейских новшеств заключался в том, что они, по сути, отторгались всей системой крепостного хозяйства. Так, сложившаяся структура крайне низких цен на сельскохозяйственную продукцию и ее повсеместный избыток в крестьянской стране сами по себе исключали широкое внедрение фермерского хозяйства, делали его ненужной и дорогой помещичьей забавой: «Ежегодный ее (России. - А. М.) хлебный урожай достаточен не только на собственное продовольствие, но и на содержание других земель в половине почти России ржи, овсу, ячменю и сену нет совсем цены. Рожь сеется для собственного продовольствия, овес для своих лошадей, сено косится сколько нужно для скота, ячмень для птиц, свиней и для дурного к празднику пива»1399. В этих условиях, если и имело смысл заводить фермерское хозяйство, то исключительно вблизи столиц, для удобства их снабжения овощами, да и то со значительными оговорками: «два или три подобных Англинских заведений унизят на овощь до того цену, что не будет хозяину никакой прибыли»1400. На более же далеком от столиц расстоянии подобные хозяйства будут не просто нерентабельными, но и разорительными для помещиков и крайне обременительными для крепостных крестьян, резко увеличивая уровень их эксплуатации: «Что там делать с дятлиной (клевером. - А. М.), где изобильно сена с овощами, коих никто не купит, и с большим урожаем, коего убрать некогда и продать негде? На что искать излишнего при большом изобилии? Какая надобность сеять хлеб для птиц, для мышей и чтоб он гнил в поле? Какой ращет в издержках, когда на хлеб и на мясо нет цен? Можно ли, не показав крестьянину очевидной пользы, решить его переменить вдруг образ его жизни и работу? Когда у него земля без удобрения родит во многих местах в 10 раз, и он выработывает в 24 дни годовое свое содержание: на что и так трудную крестьянскую работу обращать в Египетскую? Какая нужда переображать Руского пахаря в Англинские и делать новое прибавление к Овидие- вым превращениям?»1401. Ф. В. Ростопчин, будучи для своего времени вполне эффективным хозяином, отмечал, что однозначно положительным в русских условиях может быть внедрение лишь некоторых западноевропейских сельскохозяйственных орудий, например молотилки и плуга1402. В целом же, по мнению Ростопчина, западноевропейские новшества были скорее вредны, чем полез ны, и являлись легкомысленной модой русских помещиков, которую он поместил «в число забав, свойственных богатству и роскоши, потому что от нее не более пользы, чем от роговой музыки, Англинского сада, скаковых лошадей, коллонад с фронтонами, псовой охоты и крепостного театра»1403. Надо полагать, что подобные оценки были в той или иной мере убедительны для сознания значительной части консервативно настроенных помещиков вплоть до 1861 г. Факторы, которые их обусловили: относительная дешевизна сельскохозяйственной продукции в крестьянской стране, распространенность натурального хозяйства, узость внутреннего рынка, - сохранялись очень длительное время. Фактически Ростопчин одним из первых заговорил о русской самобытности с точки зрения хозяйственного развития, настаивая на том, что русское сельское хозяйство должно развиваться с учетом геоклиматических и исторических особенностей России. В 1811 г. консерваторы получили весомый повод уточнить и публично высказать свои представления по крестьянскому вопросу. В этом году была опубликована работа польского графа В. Стройновского «О условиях помещиков с крестьянами», которая вышла на русском языке. В ней он предлагал произвести личное безземельное освобождение крестьян на основе добровольных договоров по взаимному согласию обеих сторон с соблюдением интересов государства, землевладельцев и крес- тьян1404. Это было первое публичное обращение к проблеме крепостничества. Книга вызвала острую реакцию, тем более год ее выхода в свет был предвоенным, Стройновский был поляком, а поляки были союзниками Наполеона. Откликом на книгу Стройновского в консервативном стане были «Замечания» на эту работу Ростопчина. Во многом повторив, а в чем-то и дополнив свои соображения о «благоденствии» русских крепостных крестьян под «отеческой» властью помещиков, высказанные в «Плуге и сохе», Ростопчин ввел в свою новую работу философскую аргументацию, направленную в защиту крепостного права, построенного на «принципе несвободы». Главной мишенью критики Ростопчина стала «вольность» или «свобода», которые он определял как «лестное, но не естественное для человека состояние, ибо жизнь наша есть беспрестанная зависимость от всего»1405. Вольность приводит к самовольству, непослушанию и восстанию против власти. Свобода «есть слово, пленяющее наши чувства обещанием независимости, и столько же опасно для человека и для общества, как прекрасные на взгляд плоды, содержащие в себе жестокий яд»1406. Ф. В. Ростопчин доказывал, что крепостное право в России сложилось исторически, что русские цари вынуждены были ликвидировать крестьянскую вольность, т.е. право переходить от одного хозяина к другому, поскольку «вольность обращалась в своевольство, производила расстройство имуществ помещичьих и разорение самих крестьян вред ее - истина, доказанная опытами»1407. Крепостной крестьянин, по словам Ростопчина, «всё имеет, пользуется собственностью, оставляет ее своим детям и располагает имением по своей воле». На вопрос о возможности помещичьего произвола в отношении личности и собственности крестьянина Ростопчин отвечал следующим образом: «Сим превращениям препятствует человеколюбие, рассудок и закон; ибо разорять крестьянина есть самый верный способ разорить себя». Кроме того, Ростопчин указывал на екатерининское законодательство, согласно которому губернаторы получили право «отнимать власть у бесчеловечных помещиков, отдавая их имение в правление Дворянской Опеки»1408. Число жестоких помещиков в России поэтому крайне мало. Тезис об эффективности свободного труда, составляющий главную идею труда Стройновского, «опровергался» Ростопчиным весьма своеобразно. Он утверждал, что «земледелие воль- ностию крестьян в России процвести не может, потому что Русской крестьянин не любит хлебопашества и пренебрегает своим состоянием, не видя в нем для себя пользы». Даже свободные государственные крестьяне, по утверждению Ростопчина, «едва имеют хлеб на пропитание от лени и дурного порядка в обрабатывании полей, истощая их безрассудно». Поэтому свободный труд в России неэффективен. В итоге Ростопчин фактически пришел к апологии крепостного подневольного труда: «Крестьянин к обработыванию земли и к приуготовлению чистого и хорошего хлеба должен быть доведен принуждением»1409. По мнению Ростопчина, безземельное освобождение крестьян будет иметь многочисленные негативные последствия. Крестьяне захотят заниматься ремеслами и станут покидать свои хозяйства и семьи. Вдовые и бедные крестьяне останутся неженатыми, лишившись попечения помещиков. Все заведения, фабрики и заводы остановятся за отсутствием рабочей силы и не имея возможности платить запрашиваемую работниками плату. Разорятся винные заводы, которые все почти помещичьи, что лишит казну существенного дохода. Нарушатся и сборы подушной подати. Дворовые люди, ничего не умеющие делать, будут обречены на голодную смерть. Суды, состоящие из помещиков, в случае конфликтов между крестьянами и помещиками, будут решать дела в пользу помещиков. При этом Ростопчин довольно точно предугадал социальные последствия крестьянского освобождения, утверждая, что крестьяне скоро впадут в новое рабство: «У них найдутся богатые мужики, которые неприметным образом сделаются новыми помещиками, и станут заставлять работать бедных, давая им взаймы деньги и выговаривая, вместо процентов, работу, чем совершенно их закабалят»1410. Этапным произведением русской консервативной мысли этого периода, в котором разрабатывался крестьянский вопрос, была записка «О древней и новой России» Н. М. Карамзина. Значение этого произведения особо подчеркнул в своем исследовании об аграрном вопросе в России С. А. Козлов: «Николай I старался на практике осуществить основные положения системы, рекомендованной в записке «О древней и новой России» его домашним наставником Н. М. Карамзиным»1411. В записке в наиболее концентрированной форме были выражены взгляды Карамзина по крестьянскому вопросу. Н. М. Карамзин исходил из того, что отмена крепостного права в момент написания записки была невозможна. Эта позиция подкреплялась аргументами правового, экономического и морального характера, которые Карамзин едва ли не буквально заимствовал у Ростопчина. Исторически возникшее на Руси крепостное право представляло, по его мнению, «гордиев узел», ибо только «одни вольные, Годуновым укрепленные за господами, земледельцы могут, по справедливости, требовать прежней свободы», но выяснить, кто из них происходил от холопов, а кто от вольных, было невозможно. В плане исторической доказательности подобная аргументация Карамзина, естественно, была более подробной, нежели у Ростопчина, но логика, по сути, была одной и той же: крестьян невозможно освободить сразу, поскольку в силу различных исторических обстоятельств они являются собственностью своих владельцев. В своих рассуждениях Карамзин исходил только из возможности безземельного варианта освобождения крестьян: земля - «в чем не может быть и спора - есть собственность дворян- ская»1412. Как и почти все русские консерваторы той поры, Карамзин сосредоточился исключительно на просчитывании негативных последствий отмены крепостного права. И в этом случае аргументация Карамзина повторяла ростопчинскую. Так, он утверждал, что свобода принесет крестьянам значительное увеличение эксплуатации, поскольку «корыстолюбивые владельцы захотят взять с них все возможное для сил физических». Из-за полученной свободы передвижения сократятся налоговые поступления в бюджет государства: «Буде крестьянин ныне здесь, а завтра там, казна не потерпит ли убытка в сборе подушных денег и других податей?» «Не останутся ли многие поля не обработанными, многие житницы пустыми?». Упразднение вотчинной власти помещиков приведет к тому, что «крестьяне начнут ссориться между собой и судиться в городе станут пьянствовать, злодействовать»1413. Н. М. Карамзин, похоже, вообще сомневается в целесообразности наделения крестьян свободой: император «желает сделать земледельцев счастливее свободою; но ежели сия свобода вредна для государства? И будут ли земледельцы счастливее, освобожденные от власти господской, но преданные в жертву их собственным порокам, откупщикам и судьям бес совестным?»1414. Положение лично свободных государственных крестьян может быть и хуже крепостных: «Нет сомнения, что крестьяне благоразумного помещика, который довольствуется умеренным оброком или десятиною пашни на тягло, счастливее казенных, имея в нем бдительного попечителя и заступни- ка»1415. Скептически оценивает Карамзин и уже действующий указ о вольных хлебопашцах: «Не осуждаю Александрова закона, дающего право селениям откупаться от господ с их согласия, но многие ли столь богаты, многие ли захотят отдать последнее за вольность? Крестьяне человеколюбивых владельцев довольны своею участью; крестьяне худых - бедны: то и другое мешает успеху сего закона»1416. В целом крестьянство, по мнению Карамзина, морально не готово к освобождению: «Для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели не дать им вовремя свободу, для которой надобно готовить человека исправлением нравственным, а система наших винных откупов и страшные успехи пьянства служат ли к тому спасительным приготовлением»1417. Идея о «нравственном исправлении», безусловно, отличала фразеологию Карамзина от ростопчинской, и, как представляется, именно она впоследствии была развита А. С. Стурдзой и С. С. Уваровым в их представлениях о решении крестьянского вопроса. С точки зрения Карамзина, русские крестьяне «благоденствуют» под властью «добродетельных» помещиков: «Нет сомнения, что крестьяне благоразумного помещика, который довольствуется умеренным оброком или десятиною пашни на тягло, счастливее казенных, имея в нем бдительного попечителя и заступника»1418. Карамзин был солидарен с позицией Ростопчина, считавшего, что проблема пресечения произвола помещиков уже была в основном решена в России при Екатерине Великой: «Не лучше ли под рукою взять меры для обуздания господ жестоких?»1419. Кроме того, дворянство, располагая вотчинною властью, выполняет полицейские функции, и госу дарству некем его заменить: «Теперь дворяне, рассеянные по всему государству, содействуют монарху в хранении тишины и благоустройства: отняв у них сию власть блюстительную, он, как Атлас, возьмет себе Россию на рамена. Удержит ли? Падение страшно»1420. Вся система аргументации Карамзина указывает на то, что он предполагал возможность процветания крестьян в крепостном состоянии при соблюдении определенных условий: трудолюбия, отвращения к пьянству, просвещения, помощи со стороны помещиков1421. Позиция Карамзина однозначно свидетельствует о том, что он не был и против практики купли-продажи людей. «Слыхали мы о дворянах-извергах, которые торговали людьми бесчеловечно: купив деревню, выбирали крестьян, годных в солдаты, и продавали их порознь. Положим, что такие звери были в наши времена: надлежало бы грозным указом запретить сей промысл и сказать, что имение дворян, столь недостойных, будет отдаваемо в опеку. Губернаторы могли бы наблюдать за исполнением. Вместо сего запрещают продажу и куплю рекрут. Дотоле лучшие земледельцы охотно трудились 10-20 лет, чтобы скопить 700 или 800 рублей на покупку рекрута и тем сохранить целость семьи своей; ныне отнято от них сильнейшее побуждение благодетельного трудолюбия, промышленности, жизни трезвой. На что богатство родителю, когда оно не спасет любезного его сына? Чем теперь владелец мелкопоместный, коему нет очереди рекрутской, устрашит крестьян распутных? Палкою? Изнурительным трудом? Не полезнее ли им страшиться палки в роте?»1422. Позиция Карамзина оставалась неизменной и в более позднее время. В письме от 30 октября 1818 г. П. А. Вяземскому, горячему стороннику освобождения крестьян, Карамзин писал: «Желаю знать, каким образом вы намерены через или в 10 лет сделать ваших крестьян свободными, научите меня: я готов следовать хорошему примеру, если овцы будут целы и волки сыты»1423. Категорическим противником освобождения крестьян был правый масон И. А. Поздеев. Если крестьян освободить, то они не захотят более заниматься тяжелейшей «потовой работой», что приведет к разрушению всех сословий, всеобщей продажности и ослаблению государства, считал он1424. По его глубокому убеждению, «крестьяне тогда благополучны, когда они имеют правилом в поте лица приготовлять их хлеб для себя и других, говорю: для других, принуждены будучи, а без принуждения кто захочет добровольно ворочать камни? Ибо хлебопа- шественное дело таково же трудно, а легче всего торговать, умничать, воевать, грабить под видом правды и пользы народной. А если бы попустить всякому чаять, что он может доходить до всяких государственных чинов и состояний, то это вливать в них желание быть своим состоянием недовольными и желать перейти в другое; то такая позволимость станет мучить умы и желания людей, кои должны каждый оставаться в своей сфере и в ней усовершенствоваться, ибо вся наша жизнь весьма невелика; то довольно и в своей сфере отличиться, быть почтенным, уваженным, любимым и оставить благие примеры честных нравов и деяниев своим потомкам»1425. Убежденным сторонником незыблемости крепостного права традиционно считают, и это справедливо, А. С. Шишкова. В составленном им проекте манифеста от 30 августа 1814 г. он писал по поводу ожиданий свободы крепостными крестьянами: «Крестьяне, верный наш народ, да получит мзду свою от Бога»1426. А. С. Шишков был искренне убежден, что крепостные отношения являются разумной и оптимальной формой социальных отношений, в которых помещики выступают отцами-благодете- лями для своих детей - крестьян. В проекте манифеста он утверждал от имени самодержца: «Мы уверены, что забота наша о их (помещичьих крестьян. - А. М.) благосостоянии предуп- редится попечением о них господ их. Существующая издавна между ими, на обоюдной пользе основанная, русским нравом и добродетелем свойственная связь, прежде и ныне многими опытами взаимного их друг к другу усердия и общей к отечест ву любви ознаменованная, не оставляет в нас не малого сомнения, что, с одной стороны, помещики отеческою о них, яко о чадах своих, заботою, а с другой - они, яко усердные домочадцы, исполнением сыновней обязанности и долга, приведут себя в то счастливое состояние, в каком процветают добронравные и благополучные семейства»1427. Именно эта часть текста вынудила Александра I категорически заявить: «Я не могу подписать того, что противно моей совести, и с чем я не мало не согласен». Либерального самодержца возмутила фраза, характеризовавшая отношения между крепостными крестьянами и помещиками как основанные «на обоюдной пользе». В своих позднейших записках Шишков писал, что исходил в своих рассуждениях из того, что «всякая связь между людьми, из которых одни повелевают, а другие повинуются, на сем токмо основании нравственна и благотворна; что самая вера и законы предписывают сие правило, и что помещики, не наблюдающие оного, лишаются власти управлять своими подчиненными»1428. Характерно, что Шишков объяснял негативную реакцию императора на этот пассаж тлетворным французским влиянием: «Сие несчастное государя предубеждение против крепостного в России права, против дворянства и против всего прежнего устройства и порядка внушено в него было находившемся при нем французом Лагарпом и другими окружавшими его молодыми людьми, воспитанникам французов, отвращавшим глаза и сердце свое от одежды, от языка, от нравов и, словом, от всего русского»1429. В октябре 1820 г. Шишков резко выступил против проекта закона о пресечении продажи дворовых людей и крестьян порознь и без земли, представленного комиссией составления законов1430. В своих возражениях на этот законопроект Шишков заявлял, что «данное в России над людьми право не есть ни беспредельное, ни насильственное, но огражденное законами, требующими, чтоб помещик сочетавал пользу свою с пользою своих подвластных, и купно с государственным благом, на блюдая между ими, как отец между детьми, благосостояние, порядок и устройство, в противном случае законы приемлют на него жалобы, отнимают от него власть и его самого наказу- ют»1431. Иначе говоря, если помещики и допускают какие-либо злоупотребления против крестьян, то и наказывать их нужно за эти злоупотребления, но не ставить под сомнение сам принцип крепостного права. Ослабление власти помещика над крестьянами может привести к самым тяжелым последствиям: «Народ есть река, текущая мирно в брегах своих; но умножь в ней воду, она выступит из пределов, и ничто не удержит ея свирепства. Благоденствие народа состоит в обузданности и повиновении. Божественное писание говорит: «Повинуйтесь властям, начало премудрости страх Господень»1432. Именно незыблемость крепостного права, по мысли Шишкова, является залогом стабильности и безопасности Российской империи, в отличие от сотрясаемых революциями и войнами стран Западной Европы: «В то время, когда мы слышим и видим, что почти все европейские державы вокруг нас метутся и волнуются, наше благословенное отечество пребыло всегда и пребудет спокойно. Единодушный гром на восставшего врага, далеко простертые победы и внутренняя, среди неустройств Европы тишина не показывают ли, что оно больше благополучно, больше благоденствует, нежели все другие народы? Не есть ли это признак добродушия и не зараженной еще ни чем чистоты нравов? На что ж перемены в законах, перемены в обычаях, перемены в образе мыслей? Мы явно видим над собой благодать Божию. Десница Вышнего хранит нас. Чего нам лучшего желать?»1433. Поэтому всякое публичное обсуждение возможности отмены крепостного права может привести и приводит к вредоносным последствиям: «во многих местах крестьяне отлагались от повиновения своим помещикам, и тогда посылались воинские отряды для усмирения их. Отселе происходило, что, с одной стороны, слухами и разными внушениями поощрялись они к возставанию против господ, а с другой - обуздывались силой оружия, наказаниями и ссылкой в Сибирь. Таким образом, новомыслие, вступаясь за человечество, отягощало оное бедствиями и обагряло кровью!»1434. Единственным проектом освобождения крестьян, созданным представителем консервативного лагеря, был известный проект А. А. Аракчеева 1818 г. Согласно этому проекту, «меры к уничтожению крепостного состояния людей в России единственно могли заключаться в приобретении и покупкою помещичьих крестьян и дворовых людей в казну, по добровольному на то помещиков согласию»1435. Для этого Аракчеев предлагал учредить постоянную комиссию, которая бы производила покупку или «по добровольно-условленным ценам с помещиками, если бы пожелали они продать имения свои в полном их составе, без отделения излишних земель и разных угодий в свою пользу», или «на особых правилах, постановленных для приобретения крестьян с некоторым только количеством земли и угодий, к продаваемым имениям принадлежащих»1436. Ценность имений должна определяться по количеству получаемого с крестьян оброка, «долженствовавшего представлять капитал, приносящий 5 процентов; так, например, оброчное имение, дающее 1000 руб. дохода, должно было цениться в 20 тыс. рублей и т.д.»1437. В распоряжение комиссии ежегодно должно было поступать 5 миллионов рублей. Аракчеев предполагал, что средства эти могли быть получены от откупов, кроме того, «в случае непредвидимых затруднений со стороны Министерства Финансов предполагалось выпускать ежегодно по 10 000 билетов Государственного Казначейства, ценностию в 500 руб. каждый. Билеты сии, со времени выдачи их Комис- сиею продавцу имения, долженствовали приносить ему по 5 % и между тем ходить в оборотах как наличные деньги»1438. Таким образом, помещики могли освободиться от долгов и получить капитал. Общие принципы проекта были просты, но хорошо продуманы и практичны, и это было не случайно, поскольку Аракчеев был одним из самых эффективных помещиков Рос сии1439. Кроме того, подобного рода проект показывает, что при определенных условиях консерваторы вполне могли выдвигать проекты, которые трудно интерпретировать как защищавшие своекорыстные дворянские сословные интересы. В консервативном дискурсе того времени часто можно было встретить своего рода апологию земледелия и связанного с ним образа жизни и, наоборот, зафиксировать своеобразные традиционалистские фобии в отношении промышленного развития. К примеру, одно время А. С. Стурдза отвергал развитие мануфактур по нравственным соображениям и опасению за политическую стабильность страны. В 30-е гг. XIX в. он развил целую теорию превосходства сельского образа жизни над городским. По его мнению, промышленность, торговля и города не имели, в отличие от земледелия, «постоянного, спасительного влияния на судьбу, характер и нравственное развитие человечества»1440. Напротив, «земледельческая гражданственность» доминировала над «искусственным бытием, доставляемым одною торговлею»1441. Государства, основанные на земледелии, были, с его точки зрения, долговечнее и прочнее прочих, поскольку на земледелии «утверждается самобытность народов», а торговля и промышленность «могут занять в быту общественном не первое, но второе, подчиненное и, следовательно, условное лишь место»1442. В огромной степени зависящий от климата и погоды, земледелец ближе к Богу, он чувствует над собою «десницу Всевышнего», учится смирению, «страху Божию, покорности, младенческой вере и сыновнему упованию»1443. Земледелец - естественный патриот: «В народах, обреченных землепашеству, любовь к отечеству неискоренима»1444. Россия же, с точки зрения Стурд- зы, была одной из тех стран, которые, будучи преимущественно земледельческими, «приняли на сцене мира венец первенства нравственного, не подверженного быстрому увяданию и упад ку, постигающему Коммерческие Государства»1445. Стурдза считал, что промышленность и торговля необходимы там, где земледелие не может прокормить население, только в этом случае «верховная власть, соображая обстоятельства времени и места, должна прибегнуть к заведению мануфактур, к усилению мореплавания или к правильной, зрело обдуманной системе повременных переселений»1446. Подобного рода взгляды сходны с идеями физиократов, но это лишь внешнее сходство. Для физиократов земледелие является лишь ориентированным на рынок занятием. Для Стурдзы и других консерваторов само существование деревенского уклада имело самодостаточное значение и органично вписывалось в систему консервативного образа мыслей и стиля жизни. Антикапиталистические мотивы превосходства крестьянского, земледельческого, деревенского образа жизни над торгово-промышленным, городским, вплоть до отрицания последнего, вообще говоря, довольно характерные для русского консерватизма, были впервые в столь отчетливой и яркой форме сформулированы именно Стурдзой. Если подытожить представления ранних консерваторов по крестьянскому вопросу, то можно весьма условно выделить несколько позиций. Большая часть консерваторов категорически выступала против отмены крепостного права, мотивируя это тем, что крепостное право представляет собой органически сложившуюся в течение длительного времени часть самодержавной государственности и уклада народной жизни. Оно является, по сути, формой патриархальной семьи, где помещики играют роль добрых и попечительных родителей, а крестьяне, соответственно, послушных и благодарных детей. Помещики не заинтересованы в разорении крестьян, напротив, условие процветания помещиков - благополучие его крестьян. Вообще, русские консерваторы преуспели не в позитивных программах, а в своих объяснениях, почему крестьян в настоящий момент нельзя освобождать, а также в своих оценках негативных последствий освобождения, если оно всё же произойдет. Более сложные представления по крестьянскому вопросу были у консерваторов, которые при становлении своих взглядов прошли известную школу либерального мышления (Н. М. Карамзин). Как правило, они не отрицали того, что крепостное право является социально-экономическим и моральным злом, которое в перспективе должно было постепенно исчезнуть из русской жизни. Однако в тогдашней ситуации они предлагали воздержаться от каких-либо серьезных изменений, поскольку отмена крепостного права должна была привести к обнищанию как крестьянства, так и дворянства и в конечном счете к социальной революции. С их точки зрения, была необходима масштабная программа просвещения крестьянства, которая явилась бы необходимым условием подготовки отмены крепостного права. Перспектива освобождения «непросвещенного» народа, лишенного основ правового сознания и уважения к чужой собственности, пугала консерваторов. Его необходимо было подготовить к освобождению через создание соответствующей системы образования, которая сделала бы крепостных прежде всего законопослушными и просвещенными гражданами. Впрочем, именно эта часть программы консерваторов, реализация которой могла бы способствовать смягчению социальных противоречий и уменьшению «издержек» Великой реформы, не была осуществлена правительством вплоть до начала масштабных преобразований. В целом же можно констатировать, что воззрения русских консерваторов на крестьянский вопрос зачастую были более умеренными и примитивными, чем у правительственных кругов, при Николае I взявших курс на подготовку отмены крепостного права путем частных мер (имеется в виду реформа государственной деревни, указ об «обязанных» крестьянах и т.д.).

Поражение декабристов и усиление полицейско-репрессивной политики правительства не привели к спаду общественного движения. Напротив, оно еще более оживилось. Центрами развития общественной мысли стали различные петербургские и московские салоны (домашние собрания единомышленников), кружки офицеров и чиновников, высшие учебные заведения (в первую очередь. Московский университет), литературные журналы: «Москвитянин», «Вестник Европы», «Отечественные записки», «Современник» и другие. В общественном движении второй четверти XIX в. началось размежевание трех идейных направлений: радикального, либерального и консервативного. В отличие от предыдущего периода активизировалась деятельность консерваторов, защищавших существовавший в России строй.

Консервативное направление. Консерватизм в России опирался на теории, доказывавшие незыблемость самодержавия и крепостного права.

Идея необходимости самодержавия как своеобразной и издревле присущей России формы политической власти своими корнями уходит в период укрепления Русского государства. Для идеологического обоснования самодержавия министр народного просвещения граф С.С. Уваров создал теорию официальной народности. Она была основана на трех принципах: самодержавие, православие, народность. Крепостное право рассматривалось как благо для народа и государства. Православие понималось как присущая русскому народу глубокая религиозность и приверженность ортодоксальному христианству. Из этих постулатов делался вывод о невозможности и ненужности коренных социальных изменений в России, о необходимости укрепления самодержавия и крепостного права.

Либеральное направление. На рубеже 30-40-х годов XIX в. среди оппозиционных правительству либералов сложилось два идейных течения - славянофильство и западничество.

Панаев, В.Ф. Корш и др. Представителей этих течений объединяло желание видеть Россию процветающей и могучей в кругу всех европейских держав. Для этого они считали необходимым изменить ее социально-политический строй, установить конституционную монархию, смягчить и даже отменить крепостное право, наделить крестьян небольшими наделами земли, ввести свободу слова и совести. Боясь революционных потрясений, они считали, что само правительство должно провести необходимые реформы.

Вместе с тем были и существенные различия во взглядах славянофилов и западников. Славянофилы преувеличивали национальную самобытность России. Идеализируя историю допетровской Руси, они настаивали на возвращении к тем порядкам, когда Земские соборы доносили до власти мнение народа, когда между помещиками и крестьянами якобы существовали патриархальные отношения. Одна из основополагающих идей славянофилов заключалась в том, что единственно верной и глубоко нравственной религией является православие. По их мнению, русскому народу присущ особый дух коллективизма, в отличие от Западной Европы, где царит индивидуализм. Этим они объясняли особый путь исторического развития России. Борьба славянофилов против низкопоклонства перед Западом, изучение ими истории народа и народного быта имели большое положительное значение для развития русской культуры.

Западники исходили из того, что Россия должна развиваться в русле европейской цивилизации. Они резко критиковали славянофилов за противопоставление России и Запада, объясняя ее отличие исторически сложившейся отсталостью. Отрицая особую роль крестьянской общины, западники считали, что правительство навязало ее народу для удобства управления и сбора налогов. Они выступали за широкое просвещение народа, полагая, что это единственно верный путь для успеха модернизации социально-политического строя России. Их критика крепостнических порядков и призыв к изменению внутренней политики также способствовали развитию общественно-политической мысли.

Радикальное направление. Во второй половине 20-х - первой половине 30-х годов характерной организационной формой антиправительственного движения стали малочисленные кружки, появлявшиеся в Москве и в провинции, где не так сильно, как в Петербурге, утвердился полицейский надзор и шпионаж. Их члены разделяли идеологию декабристов и осуждали расправу с ними. Вместе с тем они пытались преодолеть ошибки своих предшественников, распространяли вольнолюбивые стихи, критиковали правительственную политику. Широкую известность приобрели произведения поэтов-декабристов. Вся Россия зачитывалась знаменитым посланием в Сибирь А.С. Пушкина и ответом ему декабристов. Студент Московского университета А.И. Полежаев за свободолюбивую поэму «Сашка» был исключен из университета и отдан в солдаты.

Петрашевцы. Оживление общественного движения в 40-х годах выразилось в создании новых кружков. По имени руководителя одного из них - М.В. Буташевича-Петрашевского - его участники были названы петрашевцами. В кружок входили чиновники, офицеры, учителя, писатели, публицисты и переводчики (Ф.М. Достоевский, М.Е. СалтыковЩедрин, А.Н. Майков, А.Н. Плещеев и др.).

М.В. Петрашевский на паях создал со своими друзьями первую коллективную библиотеку, состоявшую преимущественно из сочинений по гуманитарным наукам. Пользоваться книгами могли не только петербуржцы, но и жители провинциальных городов. Для обсуждения проблем, связанных с внутренней и внешней политикой России, а также литературы, истории и философии члены кружка устраивали свои собрания - известные в Петербурге «пятницы». Для широкой пропаганды своих взглядов петрашевцы в 1845-1846 гг. приняли участие в издании «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка». В нем они излагали сущность европейских социалистических учений, особенно Ш. Фурье, оказавшего большое влияние на формирование их мировоззрения. Петрашевцы решительно осуждали самодержавие и крепостное право. В республике они видели идеал политического устройства и намечали программу широких демократических преобразований. В 1848 г.

Кружок М.В. Петрашевского был раскрыт правительством в апреле 1849 г. К следствию привлекли более 120 человек. Комиссия квалифицировала их деятельность как «заговор идей». Несмотря на это, участники кружка были жестоко наказаны. Военный суд приговорил 21 человека к смертной казни, но в последнюю минуту расстрел был заменен бессрочной каторгой. (Инсценировка расстрела очень выразительно описана Ф.М. Достоевским в романе «Идиот».) Деятельность кружка М.В. Петрашевского положила начало распространению в России социалистических идей.

А.И. Герцен и теория общинного социализма. Дальнейшее развитие социалистических идей в России связано с именем А.И. Герцена. Он и его друг Н.П. Огарев еще мальчиками дали клятву бороться за лучшее будущее народа. За участие в студенческом кружке и пение песен с «гнусными и злоумышленными» выражениями в адрес царя они были арестованы и отправлены в ссылку. В 30-40-х годах А.И. Герцен занимался литературной деятельностью. Его произведения содержали идею борьбы за свободу личности, протест против насилия и произвола. Поняв, что в России невозможно пользоваться свободой слова, А.И. Герцен в 1847 г. уехал за границу. В Лондоне он основал «Вольную русскую типографию» (1853 г.), выпустил 8 книг сборника «Полярная звезда», на титуле которых поместил миниатюру из профилей 5 казненных декабристов, организовал вместе с Н.П. Огаревым издание первой бесцензурной газеты «Колокол» (1857-1867 гг.). Последующие поколения революционеров видели огромную заслугу А.И. Герцена в создании вольной русской прессы за границей.

В молодости А.И. Герцен разделял многие идеи западников, признавал единство исторического развития России и Западной Европы. Однако близкое знакомство с европейскими порядками, разочарование в результатах революций 1848-1849 гг. убедили его в том, что исторический опыт Запада не подходит русскому народу. В связи с этим он занялся поиском принципиально нового, справедливого общественного устройства и создал теорию общинного социализма. Идеал общественного развития А.И. Герцен видел в социализме, при котором не будет частной собственности и эксплуатации. По его мнению, русский крестьянин лишен частнособственнических инстинктов, привык к общественной собственности на землю и ее периодическим переделам. В крестьянской общине А.И. Герцен видел готовую ячейку сопиалистического строя. Поэтому он сделал вывод, что русский крестьянин вполне го 253 тов к социализму и что в России нет социальной основы для развития капитализма. Вопрос о путях перехода к социализму решался А.И. Герценом противоречиво. В одних работах он писал о возможности народной революции, в других - осуждал насильственные методы изменения государственного строя. Теория общинного социализма, разработанная А.И. Герценом, во многом служила идейным основанием деятельности радикалов 60-х годов и революционных народников 70-х годов XIX в.

В целом вторая четверть XIX в. была временем «наружного рабства» и «внутреннего освобождения». Одни - молчали, напуганные правительственными репрессиями. Другие - настаивали на сохранении самодержавия и крепостничества. Третьи - активно искали пути обновления страны, совершенствования ее социально-политической системы. Основные идеи и направления, сложившиеся в общественно-политическом движении первой половины XIX в., с незначительными изменениями продолжали развиваться и во второй половине века.

Федеральное Агентство

Государственное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования государственный университет

Юридический факультет

Кафедра политических наук

Учебная дисциплина

"Политические процессы и отношения"

Теоретические представления консерваторов о государстве и власти (Н.Я. Данилевский, К.П. Победоносцев, Л.А. Тихомиров)

(Курсовая работа)

Выполнил:

Научный руководитель:

Введение

Глава I. Взгляды консерваторов на принципы государственности

ГлаваII. Отличительные черты самодержавной монархии в работах Н.Я. Данилевского, К.П. Победоносцева, Л.А. Тихомирова

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Термин консерватизм имеет множество трактовок, которые начали возникать с момента его появлении в научной литературе. В самом общем виде консерватизм идейное и социально политическое течение, направленное на сохранение исторически сложившихся форм уставов и традиций общественного и политического устройства.

Идеи консерватизма получили широкое распространение во многих странах мира.

Появление консервативной мысли в России следует отнести примерно к началу XIX века, а временем окончательного оформления консерватизма как идеологии и особого направления общественно политической мысли стала вторая половина XIX века. С тех пор идеи консерватизма заняли очень прочные позиции в российской политической мысли и на сегодняшний день консерватизм очень популярен и востребован в современной политики.

Российские консервативные идеи конца XIX начала XX века были очень многогранными и рассматривали широкий круг очень важных проблем, так же консерваторами данного периода было создано большое количество трудов, посвященных государству и путям дальнейшего развития России.

Изучение консервативного направления общественно политической мысли дореволюционной России в современный период было чрезвычайно затруднено, вследствие господства в науке марксистско-ленинской идеологии, которая отвергала все политические течения. Однако в последние годы в научном и политическом мире значительно возрос интерес к русскому классическому консерватизму и его представителям. Сейчас уже никто не выступает с позицией отрицания прошлого, наоборот слово традиция стало одним из наиболее модных в словаре современных политиков.

В настоящее время в условиях так называемого транзитного общества очень остро стоит проблема дальнейшего развития страны, для ее разрешения огромное значение имеет взвешенный анализ опыта прошлого. В этих условиях консервативные ценности и принципы оказываются, наиболее востребованы.

Для сопоставления различных вариантов развития государства, а также для нахождения компромисса между традициями и инновациями изучение консервативных концепций развития государства может значительно помочь современным политикам в выработке новых моделей общественного развития.

Цель данной работы состоит в том, что бы осуществить анализ и сравнение теоретических представлений консерваторов конца XIX начала XX века о государстве и власти на примере концепцийН.Я. Данилевского, К.П. Победоносцева, Л.А. Тихомирова.

Использованная в работе литература представлена монографиями Н.Я. Данилевского, К.П. Победоносцева, Л.А. Тихомирова в которых подробно рассматриваются вопросы государственного устройства, общественно уклада, религиозные аспекты присущие России указанного периода . Так же в ряде работ можно проследить попытки ряда исследователей найти общую между отечественными и западными консерваторами (преимущественно немецкими) консерваторами. Подобные изыскания, в частности были предприняты в книгах А.Н. Мочкина и Г. И. Мусихина . Особое место в использованной литературе занимает вышедшая в 2000 году коллективная работа «Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика», подготовленная в институте российской истории РАН. Этот труд стал первым обобщающим трудом в отечественной литературе, в котором консерватизм рассматривается, начиная от екатерининской эпохи вплоть до начала XX века и сразу же вызвал интерес в научной среде .

Первая глава курсовой работы посвящена взглядам консерваторов на принципы государственности в целом, на место России в мировом политическом пространстве, на оценку западных научных работ, в рамках концепций консерваторов - государственников. Вторая часть работы направлена на оценку самодержавной монархии в рамках российского государства.

Глава I . Взгляды консерваторов на принципы государственности

Консерватизм, стремившийся защитить общество от потрясений, связанных с радикальным вариантом модернизационного процесса, возник как ответная реакция на Французскую революцию. Часть европейского общества повернулась от страстного увлечения эгалитарными идеями к пропаганде сохранения традиционных социальных и нравственных ценностей. Для консерваторов в России, было характерно обращение не столько к сугубо рационалистическим, сколько к глубинным духовно-нравственным оценкам происходящей модернизации. Это, разумеется, ни в коей мере не означает, что консерваторы изначально «витают в облаках», создавая отвлеченные утопии и нежизнеспособные модели развития. Суть в том, что для них в значительной мере характерна опора на традиционные государственные институты, обращение к религиозной догматике и особое внимание к строгой общественной иерархии, к “идее ранга”.

В России эпоха реформ 1860 - 1870-х годов вызвала к жизни новый тип консерваторов - государственников. Апеллируя к традиционным ценностям, консерватизм проявил себя как антилиберальное течение, которое, с одной стороны, было направлено против демократической и социалистической доктрин, а с другой - допускало критику правящих властных структур. Это была критика справа, довольно резко обличавшая неспособность власти осознать и проконтролировать начавшиеся перемены и одновременно разработать систему мер, которая могла бы предотвратить радикальную ломку традиционных отношений. Консерваторы прекрасно осознавали, что модернизационный процесс невозможно остановить, но его можно и необходимо сделать контролируемым. Они также осознавали, что вслед за экономическими переменами рано или поздно должны последовать политические.

Ратуя за сохранение принципиально - сущностных основ традиционной системы отношений, консерваторы стремились разработать и предложить целостную систему мер, позволявших, по их мнению, осуществить плавный переход к новым социально-экономическим отношениям, без скачков и потрясений. Для консерваторов очень важно было сохранить то, что способствует устойчивости традиционного общества, одновременно позволяя ему динамично и безболезненно развиваться. Поэтому в условиях быстро меняющегося мира они стремились сделать особый акцент именно на обосновании преимуществ традиции.

Таким образом, в построениях консерваторов имелись постоянные и переменные константы. Постоянные (православная религия, монархическая власть, общественная иерархия) служили несущими опорами в здании российской государственности. Их радикальная «перестройка», а тем более «удаление» привели бы к крушению традиционной России. В рамках таких концепций вполне укладываются предложения Н.Я. Данилевского об объединении славян и разрешении восточного вопроса, попытки К.П. Победоносцева придать новый импульс религиозной жизни, проекты Л.А. Тихомирова относительно придания монархической системе большей устойчивости.

Разочарование в результатах реформ, неуверенность в завтрашнем дне и упадок духовности в обществе - все это имело место после убийства Александра II. Начатая его реформами модернизационная ломка заставила многих людей изменить свои взгляды. Одни постоянно склонялись к крайнему, революционному радикализму, другие пытались найти идеал в допетровской Руси, третьи стремились совместить происходящие перемены с традиционными ценностями. Консерватизм государственников второй половины XIX века был фундаментальным прочно связан с реальной государственной политикой.

Сторонники укрепления самодержавно-государственных начал не могли не сообразовываться с реальностью. Изломы модернизационного процесса породили в России сложную проблему необходимости адаптации старых государственных структур к новым требованиям времени. Идеологическое оформление самодержавной власти требовало внесения изменений. Старый лозунг «Православие. Самодержавие. Народность», хотя и продолжал декларироваться, уже не мог быть реконструирован в полной мере. Либерально - демократические и славянофильские проекты консерваторами отвергались. Государственники попытались сконструировать свою новую идеологию на базе охранительной традиции, но эта идеология должна была быть в достаточной мере мобильной, чтобы противостоять набиравшим вес в обществе либеральным и социалистическим концепциям.

В период широкомасштабных модернизационных изменений конца XIX-начала ХХ вв. вопрос о соотношении традиции и меняющихся жизненных реалий являлся приоритетным не только для русских мыслителей. В Европе также существовало свое консервативное течение, представители которого стремились осмыслить происходящие изменения.

Эгалитарные идеи, связанные с модернизационным процессом, несли с собой определенное упрощение действительности, подгоняли ее под рационалистическое мировоззрение «среднего человека». Это стремление к упрощению проявлялось в различных сферах, начиная от идей однолинейного прогресса и европоцентризма в науке и кончая идеей безостановочности научно-технического прогресса в технике. Эта однолинейность, призванная продемонстрировать ничем неудержимое движение прогресса, была отвергнута и российскими и европейскими консерваторами. Столкновение традиционных основ миропонимания с необратимым процессом модернизации, и русские, и европейские мыслители задумывались над одними и теми же вопросами. Что ждет Россию и Европу? Будет ли в новом ХХ - м веке место для создававшихся веками традиционных догматов? Как далеко может завести человечество, проповедь радикальных преобразований и каково вообще место человека в меняющемся мире?

Нужно отметить, что российские консерваторы не считали Европу чем-то тотально чуждым России. И даже такой убежденный противник европоцентризма, как Леонтьев, высоко ценил средневековую Европу, противопоставляя ее идеалы современной ему буржуазной Европе.

Сами отечественные консерваторы были, разумеется, хорошо знакомы с политической и философской мыслью Европы. В силу своего положения они могли знать даже те произведения, которые были запрещены цензурой или же недоступны широкому читателю. Победоносцев, хотя и стремился оградить читателей от «крамолы», допускал разбор Н.Н. Страховым богословских взглядов Э. Ренана, успокаивая в письме П.П. Вяземского: «Страхова нечего страшиться, ибо направление его известно...» . Главное не в том, что он цитирует Ренана, а в том, какую оценку он дает приводимым цитатам. Точно так же Л.А. Тихомиров обильно цитировал работы западных социалистов, чтобы иметь возможность подвергнуть их критике с точки зрения монархиста-традиционалиста.

Западная консервативная мысль активно использовалась К.П. Победоносцевым. В его «Московский сборник» вошли переводы из Т. Карлейля и У. Гладстона. Победоносцев стремился донести до российского общества те мысли западных философов, богословов и политиков, что были созвучны с его собственными: Фома Кемпийский, Августин Блаженный, Дж. Кальдерон, У. Гладстон, Т. Карлейль. И как завершение - последняя работа Победоносцева «Новый завет Господа нашего Иисуса Христа в новом русском переводе».

Каждый из российских консерваторов мог найти в западной интеллектуальной мысли то, что соприкасалось с его концептуальными построениями. На естественника Данилевского большое влияние оказала германская (Карл фон Бэр) и французская (Жю Кювье и А. де Жюсье) школа естествознания, что обусловило его органический подход к истории культурно - исторических типов и помогло в создании собственной историко-социологической концепции.

В то же время мировоззрение русских консерваторов вырабатывалось под влиянием отечественных традиций. В зарубежных исследованиях они искали или противоположные точки зрения (у социалистов), или же аналогичные их позиции взгляды для подтверждения уже сформировавшихся концепций западными авторитетами.

Нужно особо подчеркнуть определенную перекличку русской и немецкой политической мысли. Хотя публицистические работы некоторых немецких авторов и были направлены против панславизма и против Н.Я. Данилевского, именно в Германии в 1920 г. вышел сокращенный перевод «России и Европы», что сделало книгу более доступной западному читателю. Здесь на примере Германии в полной мере сказался тезис В. Шубарта о взаимовлиянии России и Европы. В том же году, что и книга Данилевского, в Германии вышел фундаментальный труд О. Шпенглера «Закат Европы». И российская и западная критика сразу же заметили поразительное сходство этих двух книг.

Книга Н.Я. Данилевского «Россия и Европа» вышла в свет в 1871 г. В этой фундаментальной работе Данилевский подробнейшим образом изложил разработанную им теорию «культурно - исторических типов». Согласно этой теории, общечеловеческой цивилизации нет и быть не может, существуют только различные культурно-исторические типы цивилизаций. Концепция единства мировой истории он противопоставлял биологическую модель исторического процесса, отвергая наличие общечеловеческих идеалов. Основываясь на теории культурно - исторических типов, можно говорить не о едином общечеловеческом процессе, а о разнообразии специфических видов культурных типов. Главное внимание Данилевский уделял германо-романскому и славянскому типам. Он считал славянский тип более перспективным и прогнозировал, что в будущем возглавляемое Россией славянство займет место «дряхлеющего» германо-романского типа на исторической сцене. На смену Европе, по его прогнозам, должна прийти Россия с ее миссией объединения всех славянских народов и высоким религиозным потенциалом. Торжество славянства означало бы «закат» Европы, которая враждебно настроена по отношению к своему «молодому» сопернику - России.

Данилевский и Шпенглер отвергли общечеловеческую модель исторического развития. Линейный прогресс и связанное с ним деление истории на древний мир, средние века и новое время - это, согласно утверждению Шпенглера, «невероятно скучная и бессмысленная схема», безраздельное господство которой в науке только мешает правильному пониманию истории . Оба мыслителя бросили вызов не только традиционной науке, но и теории прогресса в ее общепринятом понимании. Для Данилевского прогресс представлял не просто движение в одном направлении, а «прохождение» всех участков «поля», составляющего поприще человеческой деятельности. Для него каждая культура была уникальной и неповторимой, несла в себе особую миссию и представляла замкнутый мир. По Шпенглеру, культура - это абсолютный замкнутый организм, подобный монаде Лейбница, что свидетельствует о невозможности преемственности культур и сводит на нет попытки одной культуры понять сущность другой

Л.А. Тихомиров, пытавшийся совместить славянофильство и идею сильной монархической государственности, признал, что отсутствие правовой основы во взаимоотношениях государства и его граждан, слабая разработанность законов - беда, а не благо, и для «земли», и для государственной власти.

Н.Я. Данилевский, опираясь на географический детерминизм, уделял внимание роли внешних факторов в формировании государства. Большие географические пространства, различия в социально-экономическом развитии регионов, обусловленные природно-климатическими условиями, фактор внешней опасности - все это бралось в расчет. В России необходима сильная власть и строгая централизация. «Существеннейшая» цель государства, по Данилевскому, в охране «жизни, чести и свободы народной» . Сообразовываясь с этой целью, «государство должно принять форму одного централизованного политически целого там, где опасность еще велика; но может принять форму более или менее слабо соединенных федеративной связью отдельных частей, где опасность мала» . Еще Геродот и Фукидид признавали зависимость хода политических событий от особенностей географического положения нации. На этом настаивал и Данилевский, считавший, что степень централизованности государства во многом зависит от степени опасности, угрожающей национальной чести и свободе, которую государство должно защищать, Таким образом, в централизацию Русского государства внесло определенный «вклад» и наличие враждебных соседей, от которых нужно было защищаться. Начало русской государственности было положено борьбой с монголо-татарским игом, но после победы над противником и прекращения рода Рюриковичей государство распалось и только инстинкт народного самосохранения помог ему возродиться. Данилевский особо подчеркивал наличие в русском народе этого государственного инстинкта.

Для консерваторов проблема соотнесения свободы личности и государственного принуждения снималась за счет религиозного фактора. Подчинение государству, потребность к смирению и покорности - это не аномалия, а норма. «Искание над собой власти», по замечанию К.П. Победоносцева, представляет естественную психологическую черту людей. Государство и власть защищают народ, монарх подобен «отцу», а его подданные «детям». Их подчинение и покорность - не проявление «рабской сущности», а следование известному евангельскому правилу - «будьте как дети».

В контексте модернизации и психологической ломки сознания, когда происходящие изменения порождали в людях неуверенность и сомнения, власть должна была провести их подобно «детям» через все идеологические соблазны. Детское состояние народной души - данность для консерваторов. Как ребенок доверяет родителям, так и народ должен довериться власти во всем. Подобная «отеческая» роль государства неоднократно подчеркивалась консерваторами.

Победоносцев, хотя и не отвергал национализм но, не стремился ставить его во главу угла, подобно Данилевскому. Национализм Победоносцева носил религиозную окраску и использовался в политических целях.

Национальный вопрос Тихомиров, рассматривал в контексте государства. Государство, - писал он,- а в особенности такое многонациональное, как Россия, не может руководствоваться в своей политике чисто этническим принципом. Русским нужно или настаивать на единстве славян (принцип национализма - славизма) или же взять в качестве объединительного принципа единство географического пространства, единство «почвы».

Тихомиров, хотя и был националистом, считал, что преобладание этнического подхода в государственной политике ускоряет процесс эгалитаризации общества. «Нельзя не заметить поразительного сходства национальной узости иных наших патриотов, - писал он в статье «Что значит жить и думать по-русски?», - с той еврейской национальной психологией, которую обличали пророки. В узких порывах патриотизма и у нас понятие о вере ныне смешивается с понятием о племени, и русский народ представляется живущим верой только для самого себя, в эгоистической замкнутости» .

Л.А. Тихомиров подробно проанализировал теорию государства и власти в своем труде «Монархическая государственность». Исходя в своей концепции из существования законов, одинаково действующих в природе и обществе («законы кооперации или корпоративности»), Тихомиров в то же время оговаривал существование особого психологического источника, связанного с духовным источником, который невозможно было постичь разумом. Изучение этой высшей силы он относил не в область социологии, а в область философии.

Идея государства была политической аксиомой для консерваторов, и Тихомиров подробно рассмотрел ее в «Монархической государственности», а также в книге «Единоличная власть как принцип государственного строения», предназначенной для широких масс. Оригинальность работы Тихомирова в том, что он попытался синтезировать религиозное и юридически правовое обоснование «монархической государственности». Он не стремился к чисто механическому повторению идей консервативных идеологов, хотя и привлекал для подтверждения своих мыслей многочисленные цитаты, начиная от работ таких древнегреческих мыслителей, «как Платон, Аристотель, которые анализировали идею государства, находя в ней даже высшую человеческую идею» . Его книга, изданная в сложном для России 1905 году, хотя и имела ярко выраженную историко-правовую направленность, должна была не только ответить на текущие события, но и объяснить, что же такое русское самодержавие и каким образом можно использовать накопленный мировой историей опыт для выхода России из кризисного положения.

Первая часть исследования посвящена теоретическому обоснованию монархической власти. Власть и принуждение для Тихомирова неотделимы от сущности человеческого общества. Здесь Тихомиров уже берет на вооружение высказывание Победоносцева о потребности человека к «исканию» над собой власти. По мнению Тихомирова, в государстве с разной степенью власти сосуществуют три формы государственности: монархия, олигархия и демократия. Ни одна из них не может возобладать, и создается идеальное равновесие, когда государство стабильно и прочно. Идеально, когда монарх опирается на олигархию, а в низовом звене, на уровне низшего самоуправления, действуют демократические принципы.

Тихомиров пытался синтезировать славянофильский либерализм и сильную государственную власть. Рассмотрев во второй части Византию как историческую аналогию российской государственности, Тихомиров перешел непосредственно к истории России. Здесь особое внимание было уделено построению «правильных» отношений государства и церкви, когда обе эти константы дополняют друг друга. Вера не противопоставляется политике, а идеологическим принципом для монархической системы объявляется основанный на православии моральный принцип. Таким образом, воспользовавшись и «органической теорией», и юридическими экскурсами, и авторитетом отечественных традиционалистов, Тихомиров выдвигал на первый план наличие надгосударственной нравственно - религиозной идеи. Как и другие верующие консерваторы, он считал, что власть ответственна перед высшим судией - Богом.

Для идеократического взгляда на государство характерна сакрализация многих явлений общественной жизни. Эта сакрализация отвергается материалистическим мировоззрением и поэтому основанные на религиозной традиции построения консерваторов легко поддаются критике с точки зрения рационалистов. Не случайно для опровержения политических взглядов консерваторов ставилась под сомнение их искренность во взглядах религиозных. Тогда можно было доказать, что все их высказывания об ответственности власти перед Богом, все их ссылки на Библию и святоотеческую литературу - ширма для маскировки их «реакционности» и «мракобесия».

В неискренности был заподозрен и Тихомиров. Его подозревали в том, что своими выступлениями в защиту православия он стремился искупить «революционные грехи» прошлого. При этом подозрения исходили и из лагеря монархистов.

Консерваторы-государственники не хотели исключать религиозную константу из своих построений. Эта константа венчала собой здание российской монархии, и достаточно было вынуть этот «кирпич», чтобы все здание начало разрушаться.

Православное миропонимание являлось отличительной чертой отечественной консервативной мысли. При идентичности ряда положений русских и западных консерваторов отечественные мыслители были более настойчивы в своем религиозном подходе к общественно-политическим событиям.

Идеи консерваторов - государственников обогатили собой сокровищницу не только российской, но и мировой и, прежде всего, европейской мысли. Размышлявшая о негативных сторонах капитализма мыслящая Европа часто приходила к сходным с русскими философами выводам.

Глава II . Отличительные черты самодержавной монархии в работах Н.Я. Данилевского, К.П. Победоносцева, Л.А. Тихомирова

К концу XIX в. в политических направлениях по вопросу переустройства России рассматривалось несколько точек зрения. В частности либералы делали акцент не на сакральной сущности монархической власти и ее религиозном обосновании, а на переходной роли самодержавной формы правления, которая соответствует определенному этапу развития России и должна подвергнуться трансформации в новых общественно-социальных условиях. Иными словами, в отличие от последовательных консерваторов, для которых сохранение монархического принципа имело первостепенное значение, либералы делали акцент на его преходящей роли и были заинтересованы в нем, как в возможности мягкого эволюционного перехода к правовому государству. Проектам радикального революционного переустройства России, в том числе идее свержения самодержавия и замены его республиканским режимом, либералы противопоставляли идею ограничения монархии, замены ее абсолютистской модели на конституционно-монархическую или же на конституционно-парламентарную формы правления. При этом до февраля 1917 г. определенная часть либералов вполне лояльно относилась к сохранению монархического принципа, хотя и в ограниченной форме. Таким образом, затушевывая сакральную и религиозную сущность монархии, либералы, тем не менее, вовсе не были «ниспровергателями» трона .

В этих условиях консерваторы-государственники отрицательно относились к слепому копированию западных политических систем. Однако при этом они признавали опыт петровских реформ, они не отвергали возможность использования западных технологий, достижений науки и культуры. В Петровской эпохе консерваторы усматривали не только атаку власти на национальную самобытность русского народа, но и положительный момент. В результате преобразований «весь народ был запряжен в государственное тягло», писал Данилевский, а недостатки реформ искупаются тем, что «преобразование, утвердив политическое могущество России, спасло главное условие народной жизни - политическую самостоятельность государства» .

В свою очередь Л.А. Тихомиров, считал, что усиление государственно-политического могущества России перевешивает негативные стороны Петровских преобразований. Воззрениям Тихомирова на Петровские реформы присуща определенная двойственность, отмеченная в середине ХХ века монархическим публицистом и философом И.Л. Солоневичем в его работе «Народная монархия». С одной стороны, Тихомиров считал, что Петр I «делал в свое время именно то, что было нужно», и был прав «в своих насильственных мерах», с другой стороны, Петр I нанес сильный удар по церковной традиции, а сама монархия уцелела «только благодаря народу». Петр - государственник был понятен Тихомирову, но Петр, подрывающий господство церкви, для Тихомирова чужд.

Н.Я. Данилевский и Л.А. Тихомиров более тяготели к преобразованиям России до петровских времен, чем К.П. Победоносцев. Последний выступал как критик подобных идей, считая, что подобные взгляды на переустройство политической и государственной системы по допетровским образцам архаичны.

Проблема адаптации самодержавной системы к происходящим в России модернизационным изменениям была только частью, хотя и немаловажной, проблемы глобальной модернизации традиционного российского общества. При этом стремление консерваторов-государственников к выработке собственной позиции, отличной от традиционного славянофильства и западничества, но имеющей некоторые признаки обеих этих концепций, вызывало недоумение в обществе, склонном к прямолинейной политической классификации. Мало кто из критиков осознавал, что государственниками была предпринята попытка отказа от крайностей славянофильства и западничества с целью выработки новой доктрины, отвечающей потребностям времени и сохраняющей монархическую традицию.

С местом самодержавия в российской истории и возможностью активного участия монархической власти в модернизационных процессах связывались реформы Александра II, под влиянием которых разрабатывали свои теории представители различных политических и философских направлений. Основной из этих реформ была отмена крепостного права.

Официально-охранительная точка зрения сводилась к доказательству, что крепостное право помогло укреплению власти и государства. Когда же оно стало тормозить дальнейшее развитие, то Александр II отменил его. Размышления о «мудрых самодержцах», которые, чувствуя отрицательные моменты крепостного права, стремились к его отмене, неоднократно встречаются и в многочисленных юбилейных сборниках, выпущенных к 300-летию династии Романовых. Особо подчеркивалось, что Александр II отменил крепостное право «без всяких посторонних влияний», по доброй воле, желая блага и процветания своему народу.

Н.Я. Данилевский отзывался об уже отмененном крепостном праве как о явлении, необходимом для устроения Руси на определенном историческом этапе. Он считал, что, пройдя сквозь вековое и необходимое воспитание крепостничеством, народ, научившись дисциплине и повиновению, созрел для «гражданской свободы».

Для К.П. Победоносцева крепостное право также было вполне закономерным явлением, неизбежным на определенном витке исторического развития России, что и доказывалось в исследовании «Исторические очерки крепостного права в России». При этом подчеркивалось, что именно государь отменил крепостное право, когда необходимость в нем отпала. Таким образом, на первый план выступало не столько мнение народа, как у славянофилов, сколько роль самого самодержца.

Н.Я. Данилевский еще оставался верен старым догмам и принципам относительно политического устройства, связанного с монархической властью. Однако выдвинутая им теория привела к определенной корректировке взгляда на монархическую власть в России. Согласно теории культурно-исторических типов, каждому из них присущи специфические формы политического устройства. В книге «Россия и Европа» Данилевский неоднократно подчеркивал, что главное состоит не в том, какое политическое устройство самое идеальное, какое лучше, а какое хуже, а в том, какой политический строй наиболее приемлем данному конкретному народу.

Важная роль в выборе формы правления отводилась социальным и геополитическим факторам. Само географическое и социально-политическое положение России было таково, что «отсюда вытекала необходимость напряженной государственно-политической деятельности, при возможно сильном, то есть самодержавном и единодержавном правлении, которое своею неограниченною волею направляло бы и устремляло частную деятельность к общим целям...» .

Одной из главных идей Данилевского была идея создания всеславянского союза, и только самодержавие, по его мнению, могло претворить эту идею в жизнь. Обосновывая самодержавно - монархический принцип, Данилевский ссылался на период Смутного времени, видя в нем идеальный пример, когда русский народ мог начать все «с чистого листа». Выбор самодержавной формы правления свидетельствовал, по мнению Данилевского, о том, что именно эта форма правления соответствует данному культурно - историческому типу. На возможность выбора в период Смуты ссылался и Л.А. Тихомиров, считавший, что именно из этого периода «народ вывел заключение не о какой-либо реформе, а о необходимости полного восстановления самодержавия» .

Отталкиваясь от соответствия культурно - исторических типов определенным формам правления, Данилевский писал о невозможности перенесения формы правления одного типа на другой и невозможности распространения одной формы правления в качестве эталона на все государства мира. Западноевропейскому культурно-историческому типу наиболее подходит конституционный строй, который и был «выбран» в процессе ряда революций. России же «подошла» монархия. Менять формы правления так же бесперспективно, как заставлять «рыбу дышать легкими». В случае если политическая система не оправдывает себя, нужно не заниматься копированием чужой, неприемлемой системы, а развивать и совершенствовать свою собственную.

Лежащая в основе того или иного культурно-исторического типа идея остается неизменной - политические формы, выработанные одним народом, годятся только для этого народа. Не нужно отрицать многообразие политических систем и искать идеальное устройство общества с целью распространения его на все государства. В России и Европе политические идеалы различны, и стремление привить европейскую политическую систему на русскую почву обречено на провал.

Аналогичных взглядов придерживались и другие консервативные мыслители, в том числе Л.А. Тихомиров.

Хотя Данилевский и считал, что русский народ готов принять и разумно использовать политическую и гражданскую свободу, он не стремился расширить рамки свободы до ограничения монархии. Из необходимости политической свободы у Данилевского вовсе не вытекала необходимость конституции, которую он считал в контексте России «мистификацией». Смешение в книге «Россия и Европа»; призывов к демократизации общества и отстаивание принципа незыблемости самодержавия породили определенное недовольство критиков. К.Н. Леонтьеву не нравилось наличие в книге «либерально - европейских ошибок», к которым, помимо призывов к демократизации, он относил славянолюбие Данилевского.

Самодержец и монархическая форма правления приняли в работе Данилевского особые мистическо-религиозные черты, которые в соединении с органической теорией должны были свидетельствовать о прочности российского самодержавия.

Данилевский считал особенностью русского государственного строя то, что «русский народ есть цельный организм, естественным образом, не посредством более или менее искусственного государственного механизма только, а по глубоко вкорененному народному пониманию сосредоточенный в его Государе, который вследствие этого есть живое осуществление политического самосознания и воли народной, так что мысль, чувство и воля его сообщаются всему народу процессом, подобным тому, как это совершается в личном самосознательном существе. Вот смысл и значение русского самодержавия, которое нельзя, поэтому считать формою правления в обыкновенном... смысле, по которому она есть нечто внешнее, могущее быть измененным без изменения сущности предмета... Оно, конечно, также форма, но только форма органическая, то есть такая, которая неразделима от сущности того, что ее на себе носит, которая составляет необходимое выражение и воплощение этой сущности. Такова форма всякого органического существа, от растения до человека. Посему и изменена или, в настоящем случае, ограничена такая форма быть не может. Это невозможно даже для самой самодержавной воли, которая, по существу своему, то есть по присущему народу политическому идеалу, никакому внешнему ограничению не подлежит, а есть воля свободная, то есть самоопределяющаяся» .

Победоносцев не считал возможным рассмотрение теоретической сущности самодержавия в отрыве от религиозных принципов, следуя в русле размышлений других консерваторов-государственников. В этом случае противоположенную позицию занимал Л.А. Тихомирову, чья «Монархическая государственность» представляла в первую очередь историко-правовой, а не богословский трактат. Победоносцев выражал свое мнение о невозможности четкого теоретического оформления конструкции самодержавия в России, поскольку: «Есть предметы, которые, - может быть, до некоторого времени, - поддаются только непосредственному сознанию и ощущению, но не поддаются строгому логическому анализу, не терпят искусственной конструкции. Всякая форма дает им ложный вид...» .

Победоносцев последовательно проводил в жизнь мысль, высказанную им в личных записях 21 ноября 1860 г.: «...в мире христианском всякая власть есть служение...» . Он не только сам расценивал собственную деятельность как служение, но и неоднократно внушал эту идею в письмах к наследнику Александру Александровичу. Самодержавная власть - это огромная личная ответственность монарха перед Богом. Это не «упоение» своим положением, а жертва, приносимая во имя отечества. Стремясь подготовить наследника к «служению», Победоносцев писал ему 12 октября 1876 г.: «Вся тайна русского порядка и преуспеяние - наверху, в лице верховной власти... Где вы себя распустите, там распустится и вся земля. Ваш труд всех подвинет на дело, ваше послабление и роскошь зальет всю землю послаблением и роскошью - вот что значит тот союз с землею, в котором вы родились и та власть, которая вам суждена от бога» .

Аналогичные рассуждения содержатся и в обращении Победоносцева к великому князю Сергею Александровичу в день его совершеннолетия. «Где всякий из граждан, честных людей, не стесняет себя, как частный человек, там Вы обязаны себя ограничивать, потому что миллионы смотрят на Вас как на Великого Князя, и со всяким словом и делом Вашим связаны честь, достоинство и нравственная сила Императорского Дома» .

Власть в консервативной традиции олицетворяет порядок и противостоит хаосу. Без «правящей руки» и «надзирающего глазу» ничего невозможно сделать. Государство должно воспитывать народ, как семья воспитывает ребенка, а монарх должен нести тяжелый крест «отца нации», исполняя свое «служение». Восприятие монарха как «отца нации», вполне укладывается в мировоззренческую позицию Победоносцева. На «отца - монарха» возлагал он надежды в деле нравственного улучшения русского народа. Отсюда проистекала деятельность по созданию системы религиозного воспитания, через церковноприходские школы. Отсюда шло «ограждение» народа от «соблазнов» путем строгой цензуры и борьба с «сомнениями», путем преследования неправославных учений и сект. Не случайно некоторые современные исследователи считают, что патерналистское начало оказало огромное влияние на ход русской истории.

Власть, сакральная по своей сущности, руководствуясь абсолютным нравственным законом (религиозными догматами), должна помогать народу, оберегая его от всевозможных «соблазнов». При этом, оказывая церкви поддержку в борьбе с противниками, государство не должно мешать развитию канонического православия .

Значительная роль в работах Победоносцева отводилась наличию во властных структурах активных проводников самодержавной политики. Победоносцев очень внимательно относился к расстановке на ключевых постах «своих» людей, тщательно подбирал «свою» команду. В то же время он понимал невозможность тотальной регламентации общественной жизни и допускал, как и Тихомиров, сочетание регламентированной жесткой государственной структуры и личной инициативы. Попытки пробудить инициативу, дать мотивы к духовному возрождению, особенно четко проявились в начальный период деятельности Победоносцева на посту обер-прокурора Святейшего Синода.

Характерно, что Победоносцев, как и Данилевский, не считал монархию - эталоном для всех государств, времен и народов. Победоносцев, негативно оценивая перспективы парламентской системы в России, не распространял свою критику на страны «англосаксонского ареала», что было отмечено зарубежными исследователями. Образцом представительной демократии Победоносцев считал Англию, где эта государственная форма была исторически оправданной и имела твердую основу в традициях народа. Также отмечалось, что английская система, кроме королевской власти и аристократии, удачно «привилась» на почве Соединенных Штатов. Утверждая уникальность английских политико-государственных традиций для стран англосаксонского ареала, Победоносцев выступал против перенесения их на русскую почву, где господствуют свои традиции в политике. По его мнению, парламентаризм мог успешно развиваться и в таких небольших государствах, Европы, как Бельгия и Голландия. Попытки же перенесения парламентских форм в Европу и на Балканы, Победоносцев считал неудачными. Особенно критически он оценивал стремление «привить» либеральные ценности во Франции, Италии, Испании, на Балканах, в Австро-Венгрии и в Латинской Америке. Например, в Испании, по его мнению, либерализм всегда неразрывно связан с мятежом, поскольку не имеет под собой твердой исторической почвы.

В отличие от других консерваторов-государственников, Л.А. Тихомиров выдвигал на первый план не столько надюридическое (духовное), сколько правовое оформление монархического принципа. «Условия политической сознательности были в России за все 1000-летие ее существования крайне слабы...», - сетовал Тихомиров . Главную опасность для монархии он видел в том, до Петра I не существовало законодательных определений царской власти, а после Петра I все государственное право испытывало влияние европейской правовой системы, базировавшейся на обязательной эволюции монархии в сторону республиканской формы правления.

В отличие от Победоносцева, отрицавшего возможность создания и оформления «конструкции самодержавия в России», Тихомиров пытался выработать такое правовое оформление монархической системы, которое доказало бы возможность эволюции монархии. Тезису о неизбежности смены монархической формы правления республиканской, в ходе идущих модернизационных процессов, противопоставлялся тезис о неантагонистичности происходящих изменений и монархической системы. Доказывалось, что монархия может вписаться в происходящие изменения и сделать эти изменения более плавными, облегчив болезненность трансформации отношений между государством и обществом. Не отвергая утверждение о монархе как помазаннике Божием, Тихомиров помещал монархический принцип в скрещение государственности, религии и нравственности, дополняя прежние консервативные разработки историко-юридическими обоснованиями своих взглядов.

Большое внимание было уделено подробному анализу различий между монархической (самодержавной) властью, абсолютизмом и диктатурой. Это разграничение, связанное со славянофильской традицией, служило обособлению «чистого» принципа самодержавия от таких его трансформаций, как абсолютизм и диктатура.

Для Тихомирова, абсолютизм был выражением европейского духа, чуждым российским государственным традициям. В качестве разновидностей монархической власти Тихомиров выделял истинную монархию (самодержавие), деспотическую монархию (самовластие) и абсолютную монархию. По его мнению, только самодержавие является приемлемым для России, поскольку оно имеет обязательства перед народом, т. е. не деспотично, и опирается не только само на себя, т.е. не абсолютно. Укрепление монархической системы выражается в приближении ее к истинному самодержавному типу, а ослабление выражается в отходе от этого истинного типа к деспотизму или абсолютизму. Подобный отход опасен для монархии, поскольку приводит к искажению монархического идеала и замене монархии на другие формы верховной власти - аристократию или демократию. Особенно четко эти «искажения» проступают в переломные моменты, поэтому в свете происходящей модернизации российскому самодержавию грозит опасность, что общество не сумеет разглядеть за множеством «искажений» его подлинной сути и, разуверившись в монархической системе, станет искать альтернативные ей формы государственного устройства.

Тихомиров возлагал вину за «искажения» на бюрократию. Именно бюрократия способствует искажению воли монарха. Упадок нравственных и религиозных идеалов, служивших сдерживающими факторами, привел к господству бюрократического слоя в жизни России. Это было одним из порождений абсолютизма, опиравшегося на господство учреждений и культивировавшего власть не ради высшего идеократического идеала, а ради нее самой.

При «чистом» самодержавном правлении монарх поддерживает и укрепляет не только свою личную власть (это делает и диктатор), но и стоящий над ним нравственный идеал. Через этот идеал и осуществляется связь монарха с нацией. Отвернувшаяся от этого идеала монархия, или же монархия, сохранившая только внешне - показное уважение к этому идеалу, неизбежно обречена на крушение, или переход в «чистую деспотию», когда высшими интересами оправдывается любая негативная деятельность правящей верхушки. Так, согласно Тихомирову, и произошло с абсолютистскими монархиями Европы. Отождествление личности правителя и государства, зависимость одного от другого, свойственно и для восточного самовластия, имеющего сходные черты с абсолютизмом. Тихомиров одинаково обособлял самодержавный идеал России и от Европейского и от Азиатского идеалов. Тихомирова смущало, что в атрибуты власти на Востоке далеко не всегда включается нравственный элемент, а поступаться нравственностью во имя политической выгоды он не хотел. «Истинная монархическая - самодержавная идея нашла себе место в Византии и в России...» .

Тихомиров считал, что в России монархический идеал подвергся деформации, и поэтому «наши ученые - государственники, когда переходят на почву объяснения самодержавия, то в лучшем случае - повторяют суждения публицистики», а в худшем смешивают самодержавие и абсолютизм . Тихомиров не отрицал, что подобные явления проникли в государственную систему России, но считал, что от них можно избавиться. Тогда абсолютизм превратится в «настоящий монархизм», без искажений. В противном случае монархию в России постигнет судьба европейских монархий и модернизация не обновит, а погубит существующий строй.

Разграничение монархии и диктатуры было свойственно еще и Н.Я. Данилевскому.

Чем же, по мнению государственников, отличалась диктатура от сильной монархической власти? Затрагивая этот вопрос, нужно еще раз обратить внимание на религиозное обоснование консерваторами монархической власти. Предоставив монарху всю полноту прав, они в то же время проводили мысль о невмешательстве государственной власти в «область духа, область веры». Данилевский считал, что русский народ способен пойти против власти, если, если она посягнет на «внутреннюю сокровищницу духа», как уже произошло в период раскола. Именно отсутствие религиозного фактора отличает монархию от диктатуры. Только осененный религиозной идеей консерватизм имеет право требовать подчинения. «Консерватизм чисто экономический, так сказать, лишенный религиозного оправдания, в нравственной немощи своей, может отвечать на требования анархистов только одним насилием, картечью и штыков... Для нас одинаково чужды... и свирепый коммунар... и неверующий охранитель капитала, республиканец-лавочник, одинаково враждебный, и Церкви своей, и монарху, и народу» .

Консерваторы вовсе не хотели подчинения религиозных принципов утилитарным целям, как это бывает при диктатуре. Они хотели поднять государственные принципы и цели до религиозной высоты, освятить их религиозной нравственностью.

Победоносцев также стремился к построению здания государственности на прочном религиозном фундаменте, считая, что государство «в вопросах верования народного» должно проявлять крайнюю осмотрительность, чтобы не причинить вред, вмешавшись в вопросы, к которым «не допускает прикасаться самосознание массы народной» . Это, однако, не касалось многочисленных отклонений от православной догматики, которые должны были решительно и жестко пресекаться.

Тихомиров, подробно проанализировав проблему монархии и диктатуры, так же пришел к выводу, что верховная власть идеократична, т.е. находится под давлением своего идеала и сильна до тех пор, пока совпадает с этим идеалом. Диктатура прикрывается религией и «высокими» словами. «Диктатура обладает огромными полномочиями, но все-таки это есть власть делегированная, власть народа или аристократии, лишь переданная одному лицу... Цезаризм имеет внешность монархии, но по существу представляет лишь сосредоточение в одном лице всех властей народа. Это - бессрочная или даже увековеченная диктатура, представляющая, однако, все-таки верховную власть народа», а монархия - это «единоличная власть, сама получившая значение верховной» . Следовательно, сила именно монархической власти не в том, что она избирается и делегируется, а в наличии над ней высшего религиозного идеала.

В связи с этим Тихомиров одобрительно цитировал слова М.Н. Каткова о том, что русские подданные имеют нечто большее, чем политические права, а именно - политические обязанности. Каждый подданный обязан заботиться о пользе государства и, укрепляя самодержавную власть, служить этим самым стоящему над ней религиозному принципу. Таким образом, верховная власть призывает к повиновению не ради самой себя, а ради высшего религиозно-нравственного идеала, которому она сама также подчинена. Диктатура же ставит на первое место именно культ власти, используя религию в политических целях.

Как и Победоносцев, Тихомиров считал, что при монархии в качестве служебной (но не основной) силы сочетаются элементы аристократии (доверие к элите) и демократии (доверие к народной силе, местное самоуправление, община). Слабые в отдельности аристократия и демократия объединяются в служении монархии и через нее - служении высшему религиозному идеалу.

Религиозное мировоззрение не позволяло оправдывать власть диктатора. Диктатура может сыграть позитивную функцию на определенном историческом этапе, но только при монархической форме правления происходит не просто сдерживание негативных начал, но и совершенствование начал позитивных. Диктатура не может быть долговечной и служить развитию государства.

Консерваторы понимали, что власть может попасть в руки человека, склонного к диктатуре и при монархической форме правления. По мнению Данилевского и Леонтьева, претендента на престол должны были с рождения окружать государственно-мыслящие советники. Роль такого советника, на практике, пытался исполнить К.П. Победоносцев. Полной же гарантии не существует. Воспитанный советниками наследник может умереть и на его место придет другой, неподготовленный к царствованию. В таком случае важна не столько личность монарха, сколько сама идея монархии. Тихомиров относил отождествление личности монарха и политического курса страны к «искажениям» самодержавия, считая, что такое явление свойственно только абсолютизму, а в России: «Монарх стоит вне частных интересов, для него все классы, сословия, партии совершенно одинаковы, он в отношении народа есть не личность, а идея» . Судьба страны не должна зависеть только от одних способностей носителя верховной власти, поскольку способности «есть дело случайности». Если будущий глава государства не готов к столь важному предназначению, он остается как символ, сохраняя легитимность, а основное бремя управления несут профессионалы. Чтобы эту систему не спутали с бюрократией, управляющей от имени царя, Тихомиров оговаривался, что профессионалы - это не бюрократы, а не готовый к исполнению своих обязанностей монарх вовсе не заложник бюрократической системы. Правда, в реальной жизни, зачастую, именно бюрократы оттесняли профессионалов, опровергая все прогнозы Тихомирова.

Консерваторы считали, что власть должна сама подчиняться издаваемым ею законам. Монарх, нарушающий свои же законы, теряет право на власть. Эта мысль, встречается еще у Августина Блаженного и Фомы Аквинского. Власть в лице монарха может пойти на жесткие меры только в случае угрозы существованию государства, но это может быть оправдано только при наличии ясных и определенных целей, которые принимались бы и были одобрены большей частью общества. Так насилие по отношению к разрушителям монархической системы может быть оправдано и поддержано.

Отмечавший склонность русского народа либо к монархии, либо к анархии, Тихомиров считал, что власть вынуждена балансировать между охранением и реформами, между сдерживанием и свободой. Поэтому насилие не должно исключаться из государственной политики, оно должно только ограничиваться определенными нравственно - религиозными и правовыми рамками.

Заключение

Таким образом, к концу XIX века началу XX в отечественном традиционалистском течении была предпринята попытка оформления и претворения в жизнь идеи сильной государственности с целью нейтрализации как буржуазно-капиталистической, так и революционно-социалистической альтернатив самодержавию. При этом взявшие на себя разработку новых теорий консерваторы-государственники стремились не только к сохранению внешнего облика традиционной России, но и к сохранению внутренних религиозно-нравственных принципов. Без сохранения этих принципов, как во властных структурах, так и в простом народе, модернизация грозила тяжелыми последствиями.

Консерваторы обращались одновременно и к правительству, и к общественному мнению, стремясь предложить свои альтернативы развития. В качестве ограничителя деспотизма власти выдвигался не парламент, а, прежде всего, религиозно-нравственные нормы. Власть в концепциях консерваторов была представлена высшей религиозной идеей, при этом религиозная подоплека должна была связать воедино реальную политику и мистическо-религиозную сущность истории России, в которую верили консерваторы.

Выдвинувшие новые идеи Данилевский, Победоносцев, Тихомиров, так или иначе, прошли через увлечение либеральными идеями. В пропаганде своих взглядов они сталкивались не только с критикой антисамодержавных политических направлений, но и с критикой умеренных либералов. Происходившая в России модернизация, усиливающееся ожидание перемен и, наконец, политика контрреформ - все это порождало новые предложения о дальнейшем пути развития политической системы России. Время требовало доказательств того, что наиболее приемлемая с точки зрения государственников форма правления, монархия, действительно составляет идеал для России. Нужно было реагировать на усиливавшиеся антимонархические призывы. Защитив идею сильного государства, консерваторы должны были обратить особое внимание на обоснование и защиту от критики самого монархического принципа.

Только монархическая система могла, по мнению консерваторов-государственников, помочь обществу сохранить равновесие, избавив его от крайностей диктатуры и анархии и, проведя его через период модернизации, укрепить традиционные компаненты российской государственности. Эта система, осененная религиозным идеалом, должна была служить залогом грядущего величия российской государственности, знаменуя собой особый путь развития России.

Список использованной литературы

Данилевский Н.Я. Горе победителям. Политические статьи. М., 1998. С.278.

Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. СПб., 1995. С.189.

Жировов В.И. Политические взгляды и государственная деятельность К.П. Победоносцева в 80-90-е годы XIX века // Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Воронеж, 1993

Зырянов П.Н. Церковь в период трех российских революций // В кн.: Русское православие: вехи истории. М., 1989;

Ильин И.А. Собр. соч. в 10-ти тт. Т. 2. Кн. 1. М., 1993. С.48.

Иоанн Кронштадтский и К.П. Победоносцев (1883 г.) // Река Времен (Книга истории и культуры). Кн. 2. М., 1995;

Маевский В.А. Революционер-монархист: Памяти Льва Тихомирова Новый Сад. 1934.

Мочкин А.Н. Парадоксы неоконсерватизма (Россия и Германия в конце XIXначале XX века) М., 1999.

Мусихин Г.И. Россия в немецком зеркале (сравнительный анализ российского и германского консерватизма). М., 2002

Пивоваров Ю.С. Данилевский Н.Я. Проблема целостности этико-политических воззрений // В кн.: Русская политическая мысль второй половины XIX в. Сборник обзоров. М., 1989;

Павленко А. Прошлое и настоящее теории Данилевского // В кн.: Россия и Европа. Опыт соборного анализа. М., 1992.

Письма Победоносцева к Александру III. Т.1. М., 1925. С.VII.

ПобедоносцевК.П.: pro et contra. СПб., 1996. С.333.

Победоносцев К.П. Сочинения. СПб., 1996. С.22.

Письма Победоносцева к Александру III. Т. 1. С.53-54.

Полунов А.Ю. Под властью обер-прокурора. Государство и церковь в эпоху Александра III. М., 1996.

Пешков А.И. Победоносцев К.П. как идеолог русского православия // Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук. СПб., 1993.

Пешков А.И. Обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев как идеолог православно-русской системы просвещения. СПб., 1992. Депонировано в ИНИОН.

Победоносцев К.П. в письмах к друзьям // Вопросы литературы. 1989. № 4. С.277.

Победоносцев К.П. и его корреспонденты. Письма и записки. Т. 1. Полутом 1. М.; Пг., 1923. С.111.

Сербенко Н.И., Соколов А.Э. Кризис культуры как исторический феномен (в концепциях Н. Данилевского, О. Шпенглера, П. Сорокина) // Философские науки. 1990. № 7.

Тихомиров Л.А. Апология Веры и Монархии. М., 1999. С.221.

Тихомиров Л.А. Единоличная власть как принцип государственного строения. М., 1993. С.36.

Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С.211.

Тебиев Б.К. Победоносцев К.П.: легенда и реальность // Советская педагогика. 1991. № 3. С.107.

Тихомиров Л.А. Что делать нашей интеллигенции // Русское обозрение. 1895. № 10.

Тихомиров Л.А. Христианство и политика. М., 1999. С.336.

Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т.1. М., 1993. С.144.

См:http://rushistoryof20th.gg.ru

1 отношения Славянского мира к Германо-Романскому. СПб., 1995.;Тихомиров Л.А. Апология Веры и Монархии. М., 1999. Тихомиров Л.А. Единоличная власть как принцип государственного строения. М., 1993.;Победоносцев К.П. Сочинения. СПб., 1996.;Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992.;Данилевский Н.Я. Горе победителям. Политические статьи. М., 1998.;К.П.Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. ;Тихомиров Л.А. Христианство и политика. М., 1999. С.336.

Мочкин А.Н. Парадоксы неоконсерватизма (Россия и Германия в конце XIXначале XX века) М., 1999.; Мусихин Г.И. Россия в немецком зеркале (сравнительный анализ российского и германского консерватизма). М., 2002.

См:http://rushistoryof20th.gg.ru

К.П.Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т. 1. Полутом 1. М.; Пг., 1923. С.111.

Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т.1. М., 1993. С.144; В зарубежной и отечественной историографии неоднократно проводилось сравнение взглядов Н.Я. Данилевского и О. Шпенглера.; Пивоваров Ю.С. Данилевский Н.Я. Проблема целостности этико-политических воззрений // В кн.: Русская политическая мысль второй половины XIX в. Сборник обзоров. М., 1989; Сербенко Н.И., Соколов А.Э. Кризис культуры как исторический феномен (в концепциях Н. Данилевского, О. Шпенглера, П. Сорокина) // Философские науки. 1990. № 7; Павленко А. Прошлое и настоящее теории Данилевского // В кн.: Россия и Европа. Опыт соборного анализа. М., 1992.

Цит.: Победоносцев К.П. Сочинения. СПб., 1996. С.22.

Там же. С.223.

Письма Победоносцева к Александру III. Т. 1. С.53 - 54.

Победоносцев К.П. Сочинения. С.121

Подробнее о церковной политике К.П. Победоносцева; Зырянов П.Н. Церковь в период трех российских революций // В кн.: Русское православие: вехи истории. М., 1989; Иоанн Кронштадтский и К.П. Победоносцев (1883 г.) // Река Времен (Книга истории и культуры). Кн. 2. М., 1995; Полунов А.Ю. Под властью обер-прокурора. Государство и церковь в эпоху Александра III. М., 1996; Пешков А.И. Победоносцев К.П. как идеолог русского православия // Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук. СПб., 1993; Жировов В.И. Политические взгляды и государственная деятельность К.П. Победоносцева в 80 - 90-е годы XIX века // Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Воронеж, 1993.

Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С.211.

Тихомиров Л.А. Единоличная власть как принцип... С.131.

Тихомиров ЛА. Монархическая государственность. С.310.

Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. СПб., 1995. С.189.

Победоносцев К.П. Сочинения. С.264.

Тихомиров Л.А. Единоличная власть как принцип... С.74.

Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. С.426

Поражение декабристов и усиление полицейско-репрессивной политики правительства не привели к спаду общественного движения. Напротив, оно еще более оживилось. Центрами развития общественной мысли стали различные петербургские и московские салоны (домашние собрания единомышленников), кружки офицеров и чиновников, высшие учебные заведения (в первую очередь Московский университет), литературные журналы: «Москвитянин», «Вестник Европы». «Отечественные записки», «Современник» и др. В общественном движении второй четверти XIX в. началось размежевание трех идейных направлений: радикального, либерального и консервативного. В отличие от предыдущего периода активизировалась деятельность консерваторов, защищавших существовавший в России строй.

Консерватизм в России опирался на теории, доказывавшие незыблемость самодержавия и крепостного права. Идея необходимости самодержавия как своеобразной и издревле присущей России формы политической власти своими корнями уходит в период укрепления Русского государства. Она развивалась и совершенствовалась в течение XVIII-XIX вв. приспосабливаясь к новым общественно-политическим условиям. Особое звучание для России эта идея приобрела после того, как в Западной Европе было покончено с абсолютизмом. В начале XIX в. Н. М. Карамзин писал о необходимости сохранения мудрого самодержавия, которое, по его мнению, «основало и воскресило Россию». Выступление декабристов активизировало консервативную общественную мысль.

Для идеологического обоснования самодержавия министр народного просвещения граф С. С. Уваров создал теорию официальной народности. Она была основана на трех принципах: самодержавие, православие, народность. В этой теории преломились просветительские идеи о единении, добровольном союзе государя и народа, об отсутствии социальных антагонизмов в русском обществе. Своеобразие России заключалось в признании самодержавия как единственно возможной в ней формы правления. Эта идея стала базисной для консерваторов вплоть до крушения самодержавия в 1917 г. Крепостное право рассматривалось как благо для народа и государства. Консерваторы считали, что помещики осуществляют отеческую заботу о крестьянах, а также помогают правительству поддерживать порядок и спокойствие в деревне. По мнению консерваторов, необходимо было сохранять и укреплять сословную систему, в которой ведущую роль играло дворянство в качестве главной опоры самодержавия. Православие понималось как присущая русскому народу глубокая религиозность и приверженность ортодоксальному христианству. Из этих постулатов делался вывод о невозможности и ненужности коренных социальных изменений в России, о необходимости укрепления самодержавия и крепостного права.

Теория официальной народности и другие идеи консерваторов развивались журналистами Ф. В. Булгариным и Н. И. Гречем, профессорами Московского университета М. П. Погодиным и С. П. Шевыревым. Теория официальной народности не только пропагандировалась через прессу, но и широко внедрялась в систему просвещения и образования.

Либеральное направление

Теория официальной народности вызвала резкую критику либерально настроенной части общества. Наибольшую известность получило выступление П. Я. Чаадаева, написавщего «Философические письма» с критикой самодержавия, крепостничества и всей официальной идеологии. В первом письме, опубликованном в журнале «Телескоп» в 1836 г., П. Я. Чаадаев отрицал возможность общественного прогресса в России, не видел ни в прошлом, ни в настоящем русского народа ничего светлого. По его мнению, Россия, оторванная от Западной Европы, закостенелая в своих нравственно-религиозных, православных догмах, находилась в мертвом застое. Спасение России, ее прогресс он видел в использовании европейского опыта, в объединении стран христианской цивилизации в новую общность, которая обеспечит духовную свободу всех народов.

Правительство жестоко расправилось с автором и издателем письма. П. Я. Чаадаева объявили сумасшедшим и отдали под полицейский надзор. Журнал «Телескоп» закрыли. Его редактор - Н. И. Надеждин был выслан из Москвы с запрещением заниматься издательской и педагогической деятельностью. Однако идеи, высказанные П. Я. Чаадаевым, вызвали большой общественный резонанс и оказали значительное влияние на дальнейшее развитие общественной мысли.

На рубеже 30-40-х годов XIX в. среди оппозиционных правительству либералов сложилось два идейных течения - славянофильство и западничество. Идеологами славянофилов были писатели, философы и публицисты: К. С. и И. С. Аксаковы, И. В. и П. В. Киреевские, А. С. Хомяков, Ю. Ф. Самарин и др. Идеологами западников - историки, юристы, писатели и публицисты: Т. Н. Грановский К. Д. Кавелин, С. М. Соловьев, В. П. Боткин, П. В. Анненков, И. И. Панаев, В. Ф. Корш и др. Представителей этих течений объединяло желание видеть Россию процветающей и могучей в кругу всех европейских держав. Для этого они считали необходимым изменить ее социально-политический строй, установить конституционную монархию, смягчить и даже отменить крепостное право, наделить крестьян небольшими наделами земли, ввести свободу слова и совести. Боясь революционных потрясений, они считали, что само правительство должно провести и необходимые реформы. Вместе с тем были и существенные различия во взглядах славянофилов и западников.

Славянофилы преувеличивали особенность исторического пути развития России и се национальную самобытность. Капиталистический строй, который утвердился в Западной Европе, казался им порочным, несущим обнищание народа и падение нравов. Идеализируя историю допетровской Руси, они настаивали на возвращении к тем порядкам, когда Земские соборы доносили до власти мнение народа, когда между помещиками и крестьянами якобы существовали патриархальные отношения. В то же время славянофилы признавали необходимость развития промышленности, ремесел и торговли. Одна из основополагающих идей славянофилов заключалась в том, что единственно верной и глубоко нравственной религией является православие. По их мнению, русскому народу присущ особый дух коллективизма в отличие от Западной Европы, где царит индивидуализм. Борьба славянофилов против низкопоклонства перед Западом, изучение ими истории народа и народного быта имели большое положительное значение для развития русской культуры.

Западники исходили из того, что Россия должна развиваться в русле европейской цивилизации. Они резко критиковали славянофилов за противопоставление России и Запада, объясняя ее отличие исторически сложившейся отсталостью. Отрицая особую роль крестьянской общины, западники считали, что правительство навязало ее народу для удобства управления и сбора налогов. Они выступали за широкое просвещение народа, полагая, что это единственно верный путь для успеха модернизации социально-политического строя России. Их критика крепостнических порядков и призыв к изменению внутренней политики также способствовали развитию общественно-политической мысли.

Славянофилы и западники заложили в 30-50-е годы XIX в. основу либерально-реформистского направления в общественном движении.

Радикальное направление

Во второй половине 20-х - первой половине 30-х годов характерной организационной формой антиправительственного движения стали кружки, объединявшие не более 20-30 членов. Они появлялись в Москве и в провинции, где не так сильно, как в Петербурге, утвердился полицейский надзор и шпионаж. Их участники разделяли идеологию декабристов и осуждали расправу с ними. Вместе с тем они пытались преодолеть ошибки своих предшественников, распространяли вольнолюбивые стихи, критиковали правительственную политику. Широкую известность приобрели произведения поэтов-декабристов. Вся Россия зачитывалась знаменитым посланием в Сибирь А. С. Пушкина и ответом ему декабристов.

Московский университет стал центром формирования антикрепостнической и антисамодержавной идеологии (кружки братьев П. М. и В. Критских, Н. П. Сунгурова и др.). Эти кружки действовали непродолжительное время и не выросли в организации, способные оказать серьезное влияние на изменение политического положения в России. Их члены лишь обсуждали внутреннюю политику, строили наивные планы реформирования страны. Однако правительство жестоко расправилось с участниками кружков. Студент А. Полежаев за свободолюбивую поэму «Сашка» был исключен из университета и отдан в солдаты. По личному повелению императора часть членов кружка братьев Критских заточили в Шлиссельбургскую крепость и каземат Соловецкого монастыря, некоторых выселили из Москвы и отдали под надзор полиции. Одних участников «Сунгуровского общества» суд приговорил к ссылке на каторжные работы, других - к отправке в солдаты.

Тайные организации первой половины 30-х годов XIX в. имели в основном просветительский характер. Вокруг Н. В. Станкевича, В. Г. Белинского, А. И. Герцена и Н. П. Огарева сложились группы, члены которых изучали отечественные и иностранные политические произведения, пропагандировали новейшую западную философию.

Для второй половины 30-х годов характерен спад общественного движения в связи с разгромом тайных кружков, закрытием ряда передовых журналов. Многие общественные деятели увлеклись философским постулатом Г. В. Ф. Гегеля «все разумное действительно, все действительное разумно» и на этой основе пытались примириться с «гнусной», по оценке В, Г, Белинского, российской действительностью.

В 40-е годы XIX в. в радикальном направлении наметился новый подъем. Он был связан с деятельностью В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. П. Огарева, М. В. Буташевича-Петрашевского и др.

Литературный критик В. Г. Белинский, раскрывая идейное содержание рецензируемых произведений, воспитывал у читателей ненависть к произволу и крепостничеству, любовь к народу. Идеалом политического строя для него было такое общество, в котором «не будет богатых, не будет бедных, ни царей, ни подданных, но будут братья, будут люди». В. Г. Белинскому были близки некоторые идеи Западников, однако он видел и отрицательные стороны европейского капитализма. Широкую известность приобрело его «Письмо к Гоголю», в котором он порицал писателя за мистицизм и отказ oт общественной борьбы. В. Г. Белинский писал: «России нужны не проповеди, а пробуждение чувства человеческого достоинства. Цивилизация, просвещение, гуманность должны стать достоянием русского человека». Разошедшееся в сотнях списков «Письмо» имело большое значение для воспитания нового поколения общественных деятелей радикального направления.

Петрашевцы

Оживление общественного движения в 40-х годах выразилось в создании новых кружков. По имени руководителя одного из них - М. В. Буташсвича-Пстрашевского - его участники были названы петрашевцами. В кружок входили чиновники, офицеры, учителя, писатели, публицисты и переводчики (Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. Н. Майков, А. Н. Плещеев и др.).

М. В. Пеграшевекий на паях создал со своими друзьями первую коллективную библиотеку, состоявшую преимущественно из сочинений по гуманитарным наукам. Пользоваться книгами могли не только петербуржцы, но и жители провинциальных городов. Для обсуждения проблем, связанных с внутренней и внешней политикой России, а также литературы, истории и философии члены кружка устраивали свои собрания - известные в Петербурге «пятницы». Для широкой пропаганды своих взглядов петрашевцы в 1845-1846 гг. приняли участие в издании «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка». В нем они излагали сущность европейских социалистических учений, особенно Ш. Фурье, оказавшею большое влияние на формирование их мировоззрения.

Петрашевцы решительно осуждали самодержавие и крепостное право. В республике они видели идеал политического устройства и намечали программу широких демократических преобразований-В 1848 г. М. В. Петрашевский создал «Проект об освобождении крестьян», предлагая прямое, безвозмездное и безусловное освобождение их с тем наделом земли, который они обрабатывали. Радикальная часть петрашевцев пришла к выводу о назревшей необходимости восстания, движущей силой которого должны были стать крестьяне и горнозаводские рабочие Урала.

Кружок М. В. Петрашевского был раскрыт правительством в апреле 1849 г. К следствию привлекли более 120 человек. Комиссия квалифицировала их деятельность как «заговор идей». Несмотря на это. участники кружка были жестоко наказаны. Военный суд приговорил 21 человека к смертной казни, но в последнюю минуту расстрел был заменен бессрочной каторгой. (Инсценировка расстрела очень выразительно описана Ф. М. Достоевским в романе «Идиот».)

Деятельность кружка М. В. Петрашевского положила начало распространению в России западно-европейских социалистических идей.

А. И. Герцен и теория общинного социализма. Создание отечественной разновидности социалистической теории связано с именем А. И. Герцена. Он и его друг Н. П. Огарев еще мальчиками дали клятву бороться за лучшее будущее народа. За участие в студенческом кружке и пение песен с «гнусными и злоумышленными» выражениями в адрес царя они были арестованы и отправлены в ссылку. В 30 - 40-х годах А. И. Герцен занимался литературной деятельностью. Его произведения содержали идею борьбы за свободу личности, протест против насилия и произвола. За его творчеством пристально следила полиция. Поняв, что в России невозможно пользоваться свободой слова, А. И. Герцен в 1847 г. уехал за границу. В Лондоне он основал «Вольную русскую типографию» (1853 г.). выпустил 8 книг сборника «Полярная звезда», на титуле которых поместил миниатюру из профилей 5 казненных декабристов, организовал вместе с Н. П. Огаревым издание первой бесцензурной газеты «Колокол» (1857-1867 гг.). Последующие поколения революционеров видели огромную заслугу А. И. Герцена в создании вольной русской прессы за границей.

В молодости А. И. Герцен разделял многие идеи западников, признавал единство исторического развития России и Западной Европы. Однако близкое знакомство с европейскими порядками, разочарование в результатах революций 1848-1849 гг. убедили его в том, что исторический опыт Запада не подходит русскому народу. В связи с этим он занялся поиском принципиально нового, справедливого общественного устройства и создал теорию общинного социализма. Идеал общественного развития А. И. Герцен видел в социализме, при котором не будет частной собственности и эксплуатации. По его мнению, русский крестьянин лишен частнособственнических инстинктов, привык к общественной собственности на землю и ее периодическим переделам. В крестьянской общине А. И. Герцен видел готовую ячейку социалистического строя. Поэтому он сделал вывод, что русский крестьянин вполне готов к социализму и что в России нет социальной основы для развития капитализма. Вопрос о путях перехода к социализму решался А. И. Герценом противоречиво. В одних работах он писал о возможности народной революции, в других - осуждал насильственные методы изменения государственного строя. Теория общинного социализма, разработанная А. И. Герценом, во многом служила идейным основанием деятельности радикалов 60-х годов и революционных народников 70-х годов XIX в.

В целом вторая четверть XIX в. была временем «наружного рабства» и «внутреннего освобождения». Одни - молчали, напуганные правительственными репрессиями. Другие - настаивали на сохранении самодержавия и крепостничества. Третьи - активно искали пути обновления страны, совершенствования ее социально-политической системы. Основные идеи и направления, сложившиеся в общественно-политическом движении первой половины XIX в., с незначительными изменениями продолжали развиваться и во второй половине.

Консерватизм в России опирался на теории, доказывавшие незыблемость самодержавия и крепостного права. Идея необходимости самодержавия как своеобразной и издревле присущей России формы политической власти своими корнями уходит в период укрепления Русского государства. Она развивалась и совершенствовалась в течение XVIII–XIX вв., приспосабливаясь к новым общественно-политическим условиям. Особое звучание для России эта идея приобрела после того, как в Западной Европе было покончено с абсолютизмом. В начале XIX века Н.М. Карамзин писал о необходимости сохранения мудрого самодержавия, которое, по его мнению, "основало и воскресило Россию". Выступление декабристов активизировало консервативную общественную мысль.

Для идеологического обоснования самодержавия министр народного просвещения граф С.С. Уваров создал теорию официальной народности. Она была основана на трех принципах: самодержавие, православие, народность. В этой теории преломились просветительские идеи о единении, добровольном союзе государя и народа, об отсутствии социальных антагонизмов в русском обществе. Своеобразие России заключалось в признании самодержавия как единственно возможной в ней формы правления. Эта идея стала базисной для консерваторов вплоть до крушения самодержавия в 1917 году. Крепостное право рассматривалось как благо для народа и государства. Консерваторы считали, что помещики осуществляют отеческую заботу о крестьянах, а также помогают правительству поддерживать порядок и спокойствие в деревне. По мнению консерваторов, необходимо было сохранять и укреплять сословную систему, в которой ведущую роль играло дворянство как главная опора самодержавия. Православие понималось как присущая русскому глубокая религиозность и приверженность ортодоксальному христианству. Из этих постулатов делался вывод о невозможности и ненужности коренных социальных изменений в России, о необходимости укрепления самодержавия и крепостного права.

28. Либеральное направление общественно-политического развития в 19 веке

Теория официальной народности вызвала резкую критику либерально настроенной части общества. Наибольшую известность получило выступление П. Я. Чаадаева, написавшего "Философские письма" с критикой самодержавия, крепостничества и всей официальной идеологии.

На рубеже 30–40-х гг. XIX века среди оппозиционных правительству либералов сложилось два течения – славянофильство и западничество. Идеологами славянофилов были писатели, философы и публицисты: К.С. и И.С. Аксаковы, И.В. и П.В. Киреев, А.С. Хомяков, Ю.Ф. Самарин и др. Идеологами западников – историки, юристы, писатели и публицисты: Т.Н. Грановский, К.Д. Кавелин, С.М. Соловьев, В.П. Боткин, П.В. Анненков, И.И. Па-наев, В.Ф. Корш и др. Представителей этих течений объединяло желание видеть Россию процветающей и могучей в кругу всех европейских держав. Для этого они считали необходимым изменить ее социально-политический строй, установить конституционную монархию, смягчить и даже отменить крепостное право, наделить крестьян небольшими наделами земли, ввести свободу слова и совести. Боясь революционных потрясений, они считали, что само правительство должно провести необходимые реформы. Вместе с тем были и существенные различия во взглядах славянофилов и западников.

Славянофилы преувеличивали особенность исторического пути развития России и ее национальную самобытность. Капиталистический строй, который утвердился в Западной Европе, казался им порочным, несущим обнищание народа и падение нравов. Идеализируя историю допетровской Руси, они настаивали на возвращении к тем порядкам, когда Земские соборы доносили до власти мнение народа, когда между помещиками и крестьянами якобы существовали патриархальные отношения. В то же время славянофилы признавали необходимость развития промышленности, ремесел и торговли. Одна из основополагающих идей славянофилов заключалась в том, что единственно верной и глубоко нравственной религией является православие. По их мнению, русскому народу присущ особый дух коллективизма в отличие от Западной Европы, где царит индивидуализм. Борьба славянофилов против низкопоклонства перед Западом, изучение ими истории народа и народного быта имели большое положительное значение для развития русской культуры.

Западники исходили из того, что Россия должна развиваться в русле европейской цивилизации. Они резко критиковали славянофилов за противопоставление России и Запада, объясняя ее отличие исторически сложившейся отсталостью. Отрицая особую роль крестьянской общины, западники считали, что правительство навязало ее народу для удобства управления и сбора налогов. Они выступали за широкое просвещение народа, полагая, что это единственно верный путь успеха модернизации социально-политического строя России. Их критика крепостнических порядков и призыв к изменению внутренней политики также способствовали развитию общественно-политической мысли.

Славянофилы и западники заложили в 30–50-е гг. XIX века основу либерально-реформистского направления в общественном движении.