Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно
Монах Герман происходил из купцов города Серпухова Московской губернии. С самых юных лет возымел он великую ревность к благочестию и шестнадцати лет от рождения пошел в монахи. Сначала поступил он в Троице-Сергиеву пустынь Санкт-Петербургской епархии. Будущий великий проповедник веры и благочестия с первых своих шагов по пути подвижническому отличался верою и большой любовью ко Христу. В Сергиевой пустыни он заболел: у него на горле образовался нарыв; опухоль быстро возрастала и обезобразила все лицо, боль была ужасная, весьма трудно было глотать, запах был нестерпимый. В таком опасном положении, ожидая смерти, молодой подвижник не обратился к земному врачу, но с горячею молитвою и со слезами припал он пред образом Царицы Небесной и, прося у Нее исцеление молился всю ночь, потом мокрым полотенцем отер лик Пречистой Владычицы и этим полотенцем обвязал опухоль, продолжая молиться. В изнеможении заснул он на полу и увидел во сне, что его исцелила Пресвятая Дева. Наутро просыпается, встает и к великой радости находит себя совершенно здоровым. К удивлению врачей, опухоль, не прорвав нарыва, разошлась, оставив о себе только малый след, как бы в воспоминание чуда.
Пять или шесть лет прожил отец Герман в Сергиевой пустыни и потом перешел в Валаамский монастырь. Всей душей полюбил он величественную пустынную Валаамскую обитель, полюбил незабвенного настоятеля ее, великого старца Назария, и всю братию. «Ваших отеческих мне, убогому, благодеяний, - писал он впоследствии отцу Назарию из Америки, - не изгладят из моего сердца ни страшные непроходимые сибирские места, ни леса темные, ни быстрины великих рек не смоют, ниже грозный океан не угасит чувств оных. Я в уме воображаю любимый мною Валаам, на него всегда смотрю через Великий океан».
Старца Назария в своих письмах величал он преподобнейшим, любезным своим батюшкой, а всю Валаамскую братию любезною и дражайшею. Пустынный Еловый остров, место своего жительства в Америке, назвал он Новым Валаамом. И, как видно, всегда находился в духовном общении со своею духовной родиной, ибо еще в 1823 году, следовательно, через тридцать лет пребывания своего в пределах американских, писал к преемнику отца Назария, игумену Иннокентию.
На Валааме отец Герман проходил разные послушания. Испытав его ревность в трудах общежития, мудрый старец отец Назарий отпустил его потом на жительство в пустыню. Пустыня эта находилась в густом лесу, версты полторы от обители; доныне местность та сохранила название «Германово». По праздникам приходил отец Герман из пустыни в монастырь и, бывало, на малой вечерне, стоя на клиросе, приятным тенором поет он с братией припевы канона «Иисусе сладчайший, спаси нас, грешных», «Пресвятая Богородица, спаси нас», а слезы градом льются из очей его.
Во второй половине XVIII столетия расширились пределы великой России на севере: деятельностью русских промышленников открыты были тогда Алеутские острова, составляющие на Великом океане цепь от восточного берега Камчатки до западного берега Северной Америки. С открытием островов обнаружилась священная необходи-мость - просветить светом Евангельским диких их обитателей. Для этого святого дела по благословению Святейшего Синода митрополит Гавриил поручил старцу Назарию избрать способных людей из братии Валаамской. Избрано было десять человек, в числе их и отец Герман. В 1794 году отправились избранники из Валаама к месту нового назначения.
Святою ревностию проповедников быстро разливался свет проповеди Евангельской между новыми сынами России: несколько тысяч язычников приняли христианство; заведена была школа для образования новокрещенных детей, выстроена церковь в месте жительства миссионеров. Но неведомыми судьбами Божиими общие успехи миссии были недолговременны. Через шесть лет после своей многополезной деятельности потонул вместе со своею свитою начальник миссии епископ Иоасаф, ранее его ревностный иеромонах Ювеналий сподобился мученического венца, прочие выбывали один за другим, наконец остался один отец Герман, и ему благоволил Господь долее всех собратий потрудиться подвигом апостольским для просвещения алеутов.
Как уже было сказано, местом жительства отца Германа в Америке был остров Еловый, названный им Новый Валаам. Этот остров проливом в версты две отделяется от острова Кадьяк, на котором был построен деревянный монастырь для помещения миссии и устроена деревянная церковь во имя Воскресения Спасителя. Остров Еловый небольшой, весь покрыт лесом, почти посредине его сбегает в море маленький ручеек. Этот-то живописный остров и избрал для себя отец Герман, выкопал на нем своими руками пещеру и в ней провел первое лето. К зиме, близ пещеры, управляющая островами Компания выстроила для него келию, в которой и жил он до смерти, а пещеру святой отец обратил в место своего могильного упокоения. Недалеко от келии возвышались деревянная часовня и деревянный домик для посетителей и училищных занятий. Перед келией разбит был огород. На огороде сам копал он гряды, сажал картофель и капусту, сеял разные овощи. К зиме запасал грибы: солил и сушил их; соль приготовлял сам из морской воды или рассола. Плетенный короб, в котором носил старец с берега морскую капусту для удобрения земли, говорят, был так велик, что трудно было эту ношу поднять одному, а отец Герман, к великому удивлению всех, переносил ее без посторонней помощи на далекое расстояние. В одну зимнюю ночь ученик его, Герасим, случайно увидел его в лесу, идущего босиком с таким большим деревом, которое под силу нести четверым. Так трудился старец и все, что приобретал таким безмерным трудом, все то употреблял на пропитание и одежду для сирот - его воспитанников, и на книги для них.
Одежда отца Германа была одна зимою и летом. Рубашки холстяной он не носил, ее заменяла оленья кухлянка, которую он по восьми лет не снимал и не переменял, следовательно шерсть на ней вся вытиралась и кожа залоснивалась. Потом сапоги или башмаки, подрясник, ветхая, полинялая, вся в заплатах, ряса и клобук. - вот и все его одеяние. В этой одежде он ходил везде и во всякую погоду: и в дождь, и в снежную метель.
Постелью ему служила небольшая скамья, покрытая оленьей, вытершейся от времени шерстью, изголовье - два кирпича, которые под голою шкурой оставались незаметными для посетителей: одеяла не было, его заменяла деревянная доска, лежавшая на печке. Эту доску сам отец Герман назвал своим одеялом, завещав ею покрыть его смертные останки, она была совершенно в рост его. «В бытность мою в келии отца Германа,- говорил креол Константин Ларионов, - я, грешный, сидел на его постели, и это считаю верхом моего счастья».
Случалось отцу Герману бывать в гостях у правителей Компании и в душеспасительных беседах с ними просиживать до полуночи и даже за полночь, но ночевать он никогда не оставался, несмотря на ни какую погоду, всегда уходил к себе в пустыню. Если же по какому-либо особенному случаю и нужно было ему ночевать вне келии, то утром всегда находили постель, постланную для него, совершенно нетрону-тою, а старца не спавшим. Точно так и в своей пустыни, проведя ночь в беседе, не предавался он отдохновению.
Ел старец весьма мало. В гостях чуть отведывал какого-либо кушанья и оставался уже без обеда. В келии очень малая часть небольшой рыбы или овощей составляла весь его обед.
Тело его, изнуренное трудами, бдением и постом, сокрушали пятнадцатифунтовые вериги. Эти вериги в настоящее время находятся в часовне, где за образом Божией Матери найдены они были после смерти старца, как говорят одни, или оттуда они сами выпали, поясняют другие.
Описанные черты жизни старца касаются, прежде всего, внешнего его делания. «Главное же его дело, - вспоминал преосвященный Петр, бывший епископ Ново-Архангельский, викарий Камчатской епархии, - было упражнение в подвигах духовных, в уединенной келии, где никто его не видел, и только вне келии слышали, что он пел и совершал богослужение по монашескому правилу».
Такое свидетельство преосвященного подтверждает и ответ самого отца Германа. На вопрос: «Как вы, отец Герман, живете один в лесу, как не соскучитесь?» он отвечал: «Нет, я там не один. Там есть Бог, как и везде есть Бог! Там есть ангелы, святые! И можно ли с ними скучать? С кем же лучше и приятнее беседа, с людьми или с ангелами? Конечно, с ангелами!»
Как смотрел отец Герман на туземных жителей Америки, как понимал свое отношение к ним и как сочувствовал их нуждам, выражает он сам в одном из писем к бывшему правителю колонии Яновскому.
«Любезному нашему Отечеству, - писал он, - Творец будто новорожденного младенца дать изволил край сей, который не имеет еще ни сил к каким-нибудь познаниям, ни смысла, требует не только покровительства, но по бессилию своему и слабости ради младенческого возраста - самого поддержания; но и о том самом не имеет он еще способностей кому-либо сделать свою просьбу. А как зависимость сего народного блага Небесным Провидением, неизвестно до какого-то времени отдана в руки находящемуся здесь русскому начальству, которое теперь вручилось вашей власти, сего ради я, нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица тех пред вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу. Будьте нам отец и покровитель. Мы всеконечно красноречия не знаем, но с немотою, младенческим языком говорим: «Отрите слезы беззащитных сирот, прохладите жаром печали тающие сердца, дайте разуметь, что значит отрада!»
Как чувствовал старец, так и поступал. Предстательствовал он всегда перед начальством за провинившихся, защищал обвиняемых, помогал нуждавшимся чем только мог, и алеуты обоего пола и дети их часто посещали его. Кто просил совета, кто жаловался на притеснение, кто искал защиты, кто желал помощи - каждый получал от старца возможное удовлетворение. Разбирал он их взаимные неприятности, старался всех мирить, особенно в семействах заботился восстановить согласие. Если не удавалось помирить мужа с женой, старец на время разлучал их. Необходимость такой меры он сам объяснял так: «Пусть лучше врозь живут, да не дерутся и не бранятся, а то, поверьте, страшно, если не развести: были примеры, что муж убивал жену или жена изводила мужа». Особенно любил отец Герман детей, наделял их сухариками, пек им крендельки, и малютки ласкались к старцу. Любовь отца Германа к алеутам доходила до самоотвержения.
На корабле из Соединенных Штатов занесена была на остров Ситху, а оттуда на остров Кадьяк повальная заразная болезнь оспа. Она начиналась жаром, сильным насморком и удушьем и оканчивалась колотьем; в три дня человек умирал. Не было на острове ни доктора, ни лекарств. Болезнь, разливаясь по селению, быстро охватила окрестности. Смертность была так велика, что некому было копать могилы, и тела лежали не зарытыми. Во все время этой грозной болезни, продолжавшейся с постепенным умалением целый месяц, отец Герман, не щадя себя, неутомимо посещал больных, увещевал их терпеть, молиться, приносить покаяние или приготовлял их к смерти.
Особенно старался старец о нравственном преуспеянии алеутов. С этою целью для детей, сирот алеутских, устроено было им училище, где отец Герман сам учил их Закону Божию и церковному пению. С этою же целью в часовне близ его келии в воскресные и праздничные дни собирал он алеутов для молитвы. Здесь часы и разные молитвы читал для них ученик его, а сам старец читал Апостол, Евангелие и устно поучал прихожан, пели же его воспитанницы, и пели очень приятно. Любили алеуты слушать наставления отца Германа и во множестве стекались к нему.
Увлекательны были беседы и с чудною силою действовали они на слушателей. Об одном из таких благодатных впечатлений своего слова пишет он сам. «Слава судьбам святым Милостивого Бога! Он непостижимым Своим Промыслом показал мне ныне новое явление, чего здесь на Кадьяке я, двадцать лет живши, не видал. Ныне, после Пасхи, одна молодая женщина, не более двадцати лет, по-русски хорошо говорить умеющая, прежде совсем меня не знавшая, пришла ко мне и, услышав о воплощении Сына Божия и о вечной жизни, столько возгорела любовью к Иисусу Христу, что никак не хочет от меня отойти, но сильною просьбою убедила меня, против моей склонности и любви к уединению, несмотря ни на какие предлагаемые от меня препятствия и трудности, принять ее, и более уже месяца у меня живет и не скучает. Я с великим удивлением смотрю на сие, поминая слова Спасителя: что утаено от премудрых, то открыто младенцам». Эта женщина жила у старца до его смерти. Она наблюдала за благонравием детей, учившихся в его училище, и он, умирая, завещал ей жить на Еловом и, когда она скончается, похоронить ее при его ногах. Звали ее София Власова.
Вот что писал о характере и силе бесед старца Я., один из очевидцев: «Мне было тридцать лет, когда я встретился с отцом Германом. Надо сказать, что я воспитывался в морском корпусе, знал многие науки, много читал, но, к сожалению, науку из наук, т. е. Закон Божий, едва понимал поверхностно и только теоретически, не применяя к жизни, и был только по названию христианин, а в душе и на деле - вольнодумец, атеист. Тем более я не признавал божественности и святости нашей религии, что перечитал много безбожных сочинений Вольтера и других философов XVIII века. Отец Герман тотчас заметил это и пожелал меня обратить. К великому моему удивлению, он говорил так сильно, умно, доказывал так убедительно, что, мне кажется, никакая ученость и земная мудрость не могли бы устоять против его слов. Ежедневно мы беседовали с ним до полуночи, и даже за полночь, о любви Божией, о вечности, о спасении души, христианской жизни. Сладкая речь неумолкаемым потоком лилась из его уст… Такими постоянными беседами и молитвами святого старца Господь совершенно обратил меня на путь истины, и я сделался настоящим христианином. Всем этим я обязан отцу Герману, он мой истинный благодетель».
«Несколько лет тому назад, - вспоминал Я., - отец Герман обратил одного морского капитана Г. из лютеранской веры в Православие. Этот капитан был весьма образован; кроме многих наук он знал языки: русский, немецкий, английский, французский и несколько испанский, и за всем тем он не мог устоять против убеждений и доказательств отца Германа - переменил свою веру и присоединился к Православной Церкви через миропомазание. Когда отъезжал он из Америки, старец при прощании сказал ему: «Смотрите, если Господь возьмет вашу супругу у вас, то вы никак не женитесь на немке, если женитесь на немке, она непременно повредит ваше Православие». Капитан дал слово, но не исполнил его. Предостережение старца было пророческим. Через несколько лет, действительно, умерла жена у капитана, и он женился на немке, оставил или ослабил веру и умер скоропостижно без покаяния».
«Однажды пригласили старца на фрегат, пришедший из Санкт-Петербурга. Капитан фрегата был человек весьма ученый, высоко-образованный, он был прислан в Америку по Высочайшему повелению для ревизии всех колоний. С капитаном было до двадцати пяти человек офицеров, также людей образованных. В этом-то обществе сидел небольшого роста, в ветхой одежде, пустынный монах, который своею мудрою беседою всех образованных собеседников своих привел в такое положение, что они не знали, что ему отвечать.
Сам капитан рассказывал: «Мы были безответны, дураки пред ним!» Отец Герман сделал им всем один общий вопрос: «Чего вы, господа, более всего любите и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?»
Посыпались разные ответы. Кто желал богатства, кто чинов, кто красавицу-жену, кто прекрасный корабль, на котором он начальствовал бы, и так далее в этом роде.
«Не правда ли, - сказал отец Герман, - что все ваши разнообраз-ные желания можно привести к одному, что каждый из вас желает того, что, по его понятию, считает он лучшим и достойным любви?».
«Да, так» - отвечали все.
«Что же, скажите, - продолжал он, - может быть лучше, выше всего, всего превосходнее и по преимуществу достойнее любви, как не сам Господь наш Иисус Христос, Который нас создал, украсил такими совершенствами, всему дал жизнь, все содержит, питает, все любит. Который Сам есть любовь и прекраснее всех человеков? Не должно ли же поэтому превыше всего любить Бога, более всего желать и искать Его?».
Все заговорили: «Ну, да! Это разумеется! Это само по себе!»
«А любите ли вы Бога?» - спросил тогда старец.
Все отвечали: «Конечно, мы любим Бога. Как не любить Его?».
«А я, грешный, более сорока лет стараюсь любить Бога, а не могу сказать, что совершенно люблю Его», - возразил им отец Герман и стал объяснять, как должно любить Бога. «Если мы любим кого,- говорил он, - мы всегда поминаем того, стараемся угодить тому, день и ночь наше сердце занято тем предметом. Так же ли вы, господа, любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему, всегда ли помните Его, всегда ли молитесь Ему и исполняете Его святые заповеди?».
Должны были признаться, что нет.
«Для нашего блага, для нашего счастья, - заключил старец, - дадим себе обет, что по крайней мере от сего дня, от сего часа, от сей минуты будем мы стараться любить Бога уже выше всего и исполнять Его святую волю!»
Вот какой умный, прекрасный разговор вел отец Герман в обществе. Без сомнения, этот разговор должен был запечатлеться в сердцах слушателей на всю их жизнь!
Вообще отец Герман был словоохотлив, говорил умно, дельно и назидательно, более всего о вечности, о спасении, о будущей жизни, о судьбах Божиих. Много рассказывал из житий святых, из Пролога, но никогда не говорил ничего пустого. Так приятно было его слушать, что беседующие с ним увлекались его беседою и нередко только с рассветом дня нехотя оставляли его, свидетельствует креол Константин Ларионов.
Чтобы несколько выразить самый дух учения отца Германа, мы приведем слова собственноручного письма его. «Истинного христианина, - писал он, - делают вера и любовь ко Христу. Грехи наши нимало христианству не препятствуют, по слову Самого Спасителя. Он изволил сказать: не праведныя приидох призвати, но грешныя спасти. Радость бывает на Небеси о едином кающемся более, нежели о девятидесяти праведниках. Также о блуднице, прикасающей-ся к ногам Его, фарисею Симону изволил говорить: имеющему любовь, многий долг прощается, а с не имеющего любви и малый долг взыскивается». Этими и подобными им рассуждениями христианин должен приводить себя в надежду и радость, и отнюдь не внимать наносимому отчаянию; тут нужен щит веры.
Грех любящему Бога не что иное, как стрелы от неприятеля на сражении. Истинный христианин есть воин, продирающийся сквозь полки невидимого врага к Небесному своему отечеству, по Апостольскому слову: отечество наше на Небесах. А о воинах говорит: «несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем» (Еф. 6, 12).
Пустые века сего желания удаляют от отечества, любовь к тем и привычка одевают душу нашу как будто в гнусное платье; оно названо от Апостолов «внешний человек». Мы, странствуя в путешествии сей жизни, призывая Бога в помощь, должны гнусности той совлекаться, а одеваться в новые желания, в новую любовь будущего века и через то узнавать наше к Небесному отечеству приближение или удаление, но скоро сего сделать невозможно, а должно следовать примеру больных, которые, желая любезного здравия, не оставляют изыскивать средств для излечения себя. Я говорю не ясно».
Ничего не искав для себя в жизни, давно уже, при самом прибытии в Америку, по смирению отказавшись от сана иеромонаха и архиманд-рита и оставшись навсегда простым монахом, отец Герман без малейшего страха пред сильными ревновал всем усердием по Боге. С кроткою любовью обличал он многих в нетрезвой жизни, недостойном поведении и притеснении алеутов, и все это - не взирая на чины и звания.
Обличаемая злоба вооружилась против него, делала ему всевозмож-ные неприятности и клеветала на него. Клеветы были так сильны, что часто даже люди благонамеренные не могли заметить той лжи, которая в доносах на отца Германа скрывалась под покровом наружной правды, и поэтому должно сказать, что только один Господь сохранял старца.
Правитель колоний Я., еще не увидев отца Германа и только по одним наговорам на него, писал в Петербург о необходимости его удаления, объясняя свое прошение тем, будто он возмущает алеутов против начальства. Священник, приехавший из Иркутска с большими полномочиями, наделал отцу Герману много огорчений и хотел отправить его в Иркутск, но правитель колоний Муравьев защитил старца. Другой священник М. прибыл на Еловый остров с правителем колоний И. и служителями Компании обыскивать келию отца Германа, предполагая найти у него большое имущество. Когда не нашли ничего ценного, вероятно с дозволения старших, служитель Пономарьков стал топором выворачивать половые доски. «Друг мой, - сказал тогда ему Герман, - напрасно ты взял топор, это орудие лишит тебя жизни». Через короткое время потребовались люди в Николаевский редут и поэтому из Кадьяка послали туда русских служителей, в числе их Пономарькова. Там-то и сбылось предсказание отца Германа: кенайцы ему, сонному, отрубили голову.
Много великих скорбей понес отец Герман и от бесов. Это он сам открыл своему ученику Герасиму, когда тот, войдя к нему в келию без обычной молитвы, на все вопросы свои не получил ответа и на другой день спросил его о причине вчерашнего молчания. «Когда я пришел на этот остров и поселился в этой пустыне, - отвечал ему тогда отец Герман, - много раз бесы приходили ко мне как будто для надобностей то в виде человеческом, то в виде зверей, тогда я много потерпел от них и разных скорбей, и искушений, поэтому-то я теперь и не говорю с теми, кто войдет ко мне без молитвы».
Посвятив себя совершенно на служение Господу, ревнуя единственно о прославлении Его Всесвятого Имени, вдали от родины, среди многообразных скорбей и лишений, десятки лет проведя в высоких подвигах самоотвержения, отец Герман был сподоблен от Господа многих благодатных даров.
Среди Елового острова по горе сбегает ручей, устье которого всегда покрыто бурунами. Весной, когда появлялась речная рыба, старец отгребал песок из устья, чтобы можно было пройти рыбе, и рвущаяся на нерест рыба устремлялась в реку. Сушеною рыбою кормил отец Герман птиц, и они во множестве обитали около его келий. Под келией у него жили горностаи. Этот маленький зверек, когда ощенится, недоступен, а отец Герман кормил его из рук. «Не чудо ли это мы видели?» - говорил его ученик Игнатий. Видели также, что отец Герман кормил медведей. Со смертью старца и птицы, и звери удалились, даже род его не давал никакого урожая, если кто самовольно держал его, утверждал Игнатий.
Однажды на Еловом острове сделалось наводнение. Жители в испуге прибежали к старцу, тогда он взял из дома своих воспитанников икону Божией Матери, вынес ее, поставил на мели (лайде) и стал молиться. По окончании молитвы, обратившись к присутствующим, сказал: «Не бойтесь, далее места, где стоит святая икона, не пойдет вода». Исполнилось слово старца. Затем, обещая такую же помощь от святой иконы и на будущее время заступлением Пренепорочной Владычицы, поручил он ученице своей Софье в случае наводнения ставить икону на лайду. Икона эта хранится на острове.
Барон Ф. П. Врангель по просьбе старца писал под его диктовку письмо одному из митрополитов (имя его осталось неизвестно). Когда письмо было окончено и прочитано, старец поздравил барона с чином адмирала. Изумился барон: это для него была новость, которая действительно подтвердилась только через долгое время, при выезде его в Петербург.
Жаль мне тебя, любезный кум, - говорил отец Герман правителю Кашеварову, у которого он принимал от купели сына, - жаль, смена тебе будет неприятная!» Года через два Кашеваров был связан во время смены и отправлен на остров Ситху.
За год до получения в Кадьяке известий о смерти высокопреос-вященного митрополита (имя его неизвестно), отец Герман говорил алеутам, что их большой духовный начальник скончался.
«Часто говорил старец, что в Америке будет свой архиерей, тогда как об этом никто и не думал, - рассказывал преосвященный Петр, - но пророчество это в свое время сбылось».
«После смерти моей, - говорил отец Герман, - будет повальная болезнь, и умрет от нее много людей, и русские объединят алеутов».
Действительно, кажется через полгода по его кончине, было оспенное поветрие, смертность от которого в Америке была порази-тельная: в некоторых селениях оставалось в живых только по несколько человек. Это побудило колониальное начальство объединить алеутов. Тогда из двадцати алеутских селений образовалось семь.
«Хотя и много времени пройдет после моей смерти, - говорил отец Герман, - но меня не забудут, и место жительство моего не будет пусто. Подобный мне монах, убегающий славы человеческой, придет и будет жить на Еловом, и Еловый не будет без людей».
«Миленький, - спрашивал отец Герман креола Константина, когда тому было не более двенадцати лет от роду, - как ты думаешь, часовня, которую теперь строят, останется ли втуне?» «Не знаю, апа», - отвечал малютка. «Я, действительно, - говорил Константин, - не понял тогда вопроса, хотя весь разговор со старцем живо запечатлелся в моей памяти». Старец же, несколько помолчав, сказал: «Дитя мое, помни, что на этом месте со временем будет монастырь».
«Пройдет тридцать лет после моей смерти, все живущии теперь на Еловом острове перемрут, ты останешься жив и будешь стар и беден, и тогда вспомнят меня», - говорил отец Герман ученику своему, алеуту Игнатию Алиг-яге.
«Когда я умру, - говорил старец своим ученикам, - вы похороните меня рядом с отцом Иоасафом. Моего быка убейте; мне довольно послужил. Похороните же меня одни и не сказывайте о моей смерти в гавань: гаваньские не увидят моего лица. За священником не посылайте и не дожидайтесь его: не дождетесь. Тела моего не обмывайте, положите его на доску, сложите на груди руки, закутайте в мантию, ее воскрылиями и клобуком покройте мое лицо и голову. Если кто пожелает проститься со мной, пусть целует крест, лица моего никому не показывайте. Опустив на землю, покройте меня бывшим моим одеялом».
Приближалось время отшествия старца. В один из дней приказал он ученику своему Герасиму зажечь свечи пред иконами и читать Деяния Апостольские. Через некоторое время лицо его просияло и он громко произнес: «Слава Тебе, Господи!» Потом, приказав прекратить чтение, объявил, что Господу было угодно еще на неделю продлить его жизнь.
Через неделю опять по его приказанию были зажжены свечи и читали Деяния святых Апостолов. Тихо преклонил старец свою голову на грудь Герасима, келия наполнилась благоухания, лицо его просияло, и в то же мгновение отца Германа не стало. Так блаженно почил он сном праведника на восемьдесят первом году своей многотрудной жизни, 13 декабря 1837 года.
Несмотря на предсмертную волю отца Германа, ученики его не решились хоронить старца, не дав о том знать в гавань; неизвестно почему не убили они и быка. Посланный с печальной вестью возвратился из гавани, сообщив, что правитель колонии Кашеваров запретил хоронить старца до его приезда. Там же, в гавани, был заказан для усопшего лучший гроб, который должен был доставить на Еловый священник. Но все эти распоряжения были противны воле почившего. И вот подул страшный ветер, полил дождь, сделалась ужасная буря. Невелик был переезд из гавани на Еловый, всего часа два пути, но никто не решался пуститься в море в такую погоду. Так было целый месяц, и все это время тело отца Германа лежало в теплом доме его воспитанников, лицо его не изменилось и от тела не было ни малейшего запаха.
Наконец с опытным стариком Козьмою Училищевым был доставлен; из гаваньских никто не приехал, и жители острова одни предали земле бренные останки своего старца. Та исполнилось последнее желание отца Германа. Бык отца Германа на другой день по его смерти ударился головой о дерево и свалился на землю мертвый.
В самый день смерти старца в селении Катани на Афогнаке виден был над Еловым необыкновенный светящийся столб до неба. Пораженные чудесным явлением креол Герасим Вологдин и жена его Анна стали молиться со словами: «Видно отец Герман оставил нас». Этот светящийся столб видели и другие. В тот же вечер в другом селении на Афогнаке видели человека, поднимавшегося к облакам над Еловым островом.
Похоронив старца, ученики поставили над его могилой простой деревянный крест. Позже на этом месте был воздвигнут храм, освященный во имя преподобных Сергия и Германа, Валаамских чудотворцев.
Видев славную подвигами жизнь отца Германа, видев его чудеса, видев исполнение его пророчеств и, наконец, его блаженное успение, «все местные жители, - свидетельствует преосвященный Петр, - вполне уверены в его богоугождении».
В 1842 году, через шесть лет по преставлении старца, плывя морем на Кадьяк и находясь в крайней опасности, высокопреосвященный Иннокентий, архиепископ Камчатский и Алеутский, воззрев на остров Еловый, сказал в уме своем: «Если ты, отец Герман, угодил Господу, то пусть переменится ветер!» И точно, не прошло кажется и четверти часа, рассказывал впоследствии высокопреосвященный, как ветер сделался попутным, и они благополучно пристали к берегу. В благодарность за избавление архиепископ Иннокентий сам отслужил на могиле блаженного панихиду.
В 1867 году один из аляскинских епископов составил записку о житии преподобного Германа и о случаях чудотворения по его молитвам, которые еще долго после его блаженной кончины записывались доброхотами. Впервые житие преподобного Германа было опубликовано на Валааме в 1894 году. В 1927 году русский архимандрит Герасим (Шмальц) прибыл на остров Еловый и остался там до конца своих дней. В 1952 году им были составлены житие и акафист преподобному, а через семь лет им же мощи преподобного Германа были открыты и перенесены в специально построенную небольшую часовню.
9 августа 1970 года, на день памяти святого великомученика и целителя Пантелеимона, на острове Кадьяке было совершено прославление преподобного Германа. Определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 1 декабря 1970 года имя преподобного Германа Аляскинского было включено в месяцеслов. В 1984 году преподобный Герман прославлен вместе со всеми Сибирскими святыми. Его изображение есть на общей иконе Сибирских святых.
Преподобный Герман Аляскинский родился в городе Серпухове, под Москвой, в 1757 году в купеческой семье. Его мирское имя и фамилия неизвестны. С шестнадцати лет вступил он на иноческий путь. Вначале преподобный нес послушание в Троице-Сергиевой пустыни, расположенной в окрестностях Петербурга, на берегу Финского залива (пустынь принадлежала Троице-Сергиевой Лавре).
В обители будущий миссионер подвизался около пяти лет. Желая полного уединения и безмолвия, преподобный Герман удаляется на Валаам. Валаамский монастырь, расположенный на островах Ладожского озера, бывал отрезан от внешнего мира до 8 месяцев в году.
Я - нижайший слуга здешних народов и нянька.
Герман Аляскинский
После тщательного испытания различными послушаниями игумен Назарий благословил молодого подвижника на постоянное жительство в лесу, в пустынном уединении. По праздникам, приходя в монастырь, преподобный нес клиросное послушание (у него был прекрасный голос). В Валаамской обители святой Герман принял монашеский постриг.
Есть мнение, что святой Герман пришел на Валаам в 1778 году. В том же году преподобный Серафим пришел в Саровскую обитель. Обстоятельства жизни преподобного Германа на Валааме напоминают об уединенных подвигах его великого современника - Саровского чудотворца. Подобно преподобному Серафиму, валаамский подвижник отличался исключительным и проникновенным знанием духа и буквы Священного Писания, творений святых отцов и учителей Церкви.
Духовным руководителем и наставником будущего миссионера был игумен Назарий, саровский старец, который ввел на Валааме устав Саровской пустыни. Таким образом, благодатный строй саровского подвижничества, в котором совершалось духовное возрастание преподобного Германа на Валааме, стал неотъемлемой частью его души и сделал его родным и исключительно близким по духу преподобному Серафиму, Саровскому чудотворцу. Есть сведения, что преподобный Серафим пользовался, в свою очередь, наставлениями старца Назария во время его жительства в Сарове.
Через 15 лет пребывания преподобного Германа на Валааме Господь призвал смиренного инока на апостольское служение и послал его проповедовать Евангелие и крестить язычников малообжитого и сурового края Аляски и прилегающих к ней островов Северной Америки. С этой целью в 1793 году была создана духовная Миссия, получившая название Кадьякской, с центром на острове Кадьяк. Руководителем миссии был назначен архимандрит Иоасаф (Болотов), инок Валаамского монастыря. В числе прочих сотрудников Миссии было еще пять иноков Валаамского монастыря, среди них и преподобный Герман, которому Господь благословил потрудиться в благовестии дольше и плодотворнее, чем кому-либо другому из членов Миссии.
По прибытии на остров Кадьяк миссионеры немедленно занялись постройкой храма и обращением язычников. "1794 года, сентября с 24 живу на острове Кадьяке. Слава Богу, более 700 американцев перекрестил, да более 2000 браков обвенчал, состроили церковь, а время позволит - сделаем другую, да походные две, а то и пятую нужно сделать" - замечает в одном из писем архимандрит Иоасаф.
Отец Герман на новом месте поначалу нес послушание в пекарне и занимался хозяйственными заботами Миссии.
Под руководством архимандрита Иоасафа (позднее епископа) Миссия находилась недолго: во время бури (в 1799 году) Преосвященный Иоасаф со своими спутниками погиб в волнах океана. На помощь оставшимся в живых миссионерам в 1804 году был командирован только один иеромонах Александро-Невской Лавры Гедеон. Он на некоторое время возглавил Миссию. Его заботами была устроена школа для детей крещеных алеутов. В 1807 году иеромонах Гедеон навсегда покинул стан миссионеров, возложив всю ответственность на преподобного Германа, который до самой кончины своей оставался духовным отцом, пастырем и попечителем душ человеческих в доверенной ему Миссии. Преподобного хотели посвятить в сан иеромонаха и возвести во архимандрита, но смиренный инок отказался от какого бы то ни было возвышения и до конца своих дней пребывал простым монахом.
Память прп. Германа отмечается 27 июля / 9 августа
П ервое издание Жития было составлено самим игуменом Дамаскиным и издано Валаамским монастырём в 1868 году, 30 лет после кончины Прп. Германа. В угоду пустыннолюбия Прп. Германа, пустыня его до сегодняшнего дня осталась такой же, как и была при нем. Этот подлинный удел монашествующих бережно хранил как тайну сам первожитель св. острова, «убогий Герман», как любил себя называть Преподобный.
1. Приношение игумена Дамаскина
В 1793 году из монахов Валаамского монастыря была составлена первая Духовная Миссия и отправлена для проповеди слова Божия диким обитателям северо-западной Америки, которые за десять только лет перед этим стали поступать в подданство России. В числе членов этой Миссии был монах Герман.
По отбытии с Валаама, время от времени, уведомляли миссионеры своих братий о Христе о своих действиях. Хотя эти уведомления, вероятно, продолжались во всё время пребывания валаамских монахов в Америке, но так как их в архиве монастырском не сохранилось, то Валаамскому монастырю были известны труды и судьбы его отдалённых братий только из сочинений г. Стурдзы и некоторых других, в которых за изложением общего хода евангельской проповеди в Российско-Американских владениях и особенно важных случаев из жизни самих проповедников, не доставало известий об одном монахе Германе. Эти последние известия принесены были на Валаам в конце 1864 года одним богомольцем, проживавшим около десяти лет по своим надобностям в Америке и лично знавшим ближайшего ученика о. Германа, креола Герасима Иванова Зырьянова, рассказ которого и передан был им письменно настоятелю Валаамского монастыря.
Побуждаемый желанием получить более подробные сведения о Старце, а частью и подтвердить сведения, уже сообщённые, настоятель в том же 1864 году обратился с письменными просьбами к высокопреосвященному Иннокентию, архиепископу Камчатскому и Алеутскому, к преосвященному Петру, бывшему епископу Ново-Архангельскому, викарию Камчатской епархии, и к ученику монаха Германа, креолу Герасиму Зырьянову.
Пока плыли эти просьбы за океан, из г. Калуги в 1865 году получено было валаамским игуменом письмо от Семена Ивановича Яновского. В этом письме г. Яновский объяснил, что лично знал «бывшего монаха Валаамского монастыря, о. Германа, почтенного святого мужа, великого подвижника», сохранил у себя два письма, «как драгоценность от св. Старца, бывшего его наставника, которого память для него священна», и предлагал доставить о. игумену как названные два письма, так и некоторые интересные сведения о жизни Старца. Началась переписка: доставлены сведения о Старце, «составленные от души, со старанием, как бы получше и повернее», - и вместе с тем разъяснилось, что сообщивший их, С. И. Яновский, с 1817 по 1821 год был главным правителем всех Российско-Американских колоний и что теперь, по его выражению, «он болезненный старец, 77-ой год ему, стоит на краю могилы, - и почему знать, может быть, Господь и жизнь его длил, чтобы передать сведения о жизни святого Старца».
Затем на письма о. Игумена, отправленные за океан, в 1867 году получены ответы. Высокопреосвященный Иннокентий подтвердил сущность чудесного избавления его от потопления, по молитвам о. Германа, о котором избавлении сообщил, между прочим, сведения помянутый богомолец валаамский; а преосвященный Пётр доставил сведения о Старце, которые, как он сам подтверждает, по его поручению собирал и написал кадьякский житель Константин Ларионов, достойный доверия. «Я не знаю, - писал при этом преосвященный о. Игумену, - доставит ли вам кадьякский креол Герасим Зырянов какие-нибудь сведения об Отце Германе, а я со своей стороны поручал кадьякскому священнику и кадьякскому уроженцу, креолу Константину Ларионову, написать мне всё, что они знают, или от других слышали об о. Германе. Что мог собрать, то при сем препровождаю к Вам».
Так собраны на Валааме вполне достоверные сведения о жизни о. Германа. В этом неожиданном собрании сведений ровно через 30 лет после смерти Старца, предрёкшего, что именно в это время вспомнят о нем, как бы слыша его завет его духовным родственникам, обитателям любимого им Валаама, мы постараемся теперь, на основании исчисленных источников, в воспоминание о блаженном нашем Отце, изобразить черты его жизни.
2. Серпухов
Монах Герман происходил из купцов города Серпухова Московской епархии. Как он назывался до пострижения в монашество и какая была его фамилия, - неизвестно. С самых юных лет он имел великую ревность ко благочестию (с 12-ти лет жил в Сарове), и 16-ти лет от рождения пошёл в монахи. Сначала поступил он в Троице-Сергиеву пустынь, лежащую близ Финского залива, на петергофской дороге, в 15-ти вёрстах от С.-Петербурга. В то время Сергиева пустынь была приписана к Троице-Сергиевой Лавре и управлялась строителями, присылаемыми из Лавры. Вероятно, о. Герман как сосед г. Москвы, бывал в Москве и посещал Свято-Троицкую московскую Лавру; там имел случай узнать о святой отрасли св. Лавры, Троицко-Сергиевой петербургской пустыни, - и это, может быть, и было поводом к поступлению его в пустынь.
В Сергиевой пустыни с о. Германом, между прочим, был следующий случай. На горле с правой стороны под бородой образовался у него нарыв: боль была ужасная, опухоль быстро возрастала и обезобразила всё лицо, весьма трудно было глотать, запах был нестерпимый. В таком опасном положении, ожидая смерти, о. Герман не обратился к земному врачу, но, затворив келью, с тёплою молитвою и слезами припал он пред образом Царицы небесной, прося у Ней исцеления; молился всю ночь, потом мокрым полотенцем обтёр лик пречистой Владычицы и этим полотенцем обвязал свою опухоль; продолжал молиться со слезами, в изнеможении заснул на полу, и видел во сне, что его исцелила Пресвятая Дева. Наутро просыпается, встаёт и, к великому удивлению, находит себя совершенно здоровым: не прорвавши нарыва, опухоль разошлась, оставив по себе только малый значок, как бы в воспоминание чуда. Врачи, которым рассказывали об этом исцелении, не верили, доказывая, что необходимо было нарыву или самому прорваться, или быть прорезанным; но слова врачей были словами опыта немощи человеческой, а где действует Божия благодать, там чин естества побеждается. Такие явления смиряют ум человека под крепкую руку милосердия Божия!
3. Валаам
Пять или шесть лет проживал о. Герман в Сергиевой пустыни и потом перешёл в Валаамский монастырь, широко раскинувшийся в архипелаге величественных островов, среди необозримых вод Ладожского озера. Всею душою полюбил он Валаамскую обитель; полюбил незабвенного настоятеля её, великого Старца Назария, и всю братию. «Ваших отеческих мне, убогому, благодеяний, - писал впоследствии о. Назарию из Америки, - не изгладят из моего сердца ни страшные непроходимые сибирские места, ни леса тёмные, ни быстрины великих рек не смоют, ниже грозный океан не угасит чувств оных. Я в уме воображаю любимый мною Валаам, на него всегда смотрю через великий океан». Старца Назария в своих письмах величал он «преподобнейшим, любезным своим батюшкой», а всю валаамскую братию - «любезною и дражайшею». Пустынный Еловый остров, место своего жительства в Америке, назвал он «новым Валаамом». И, как видно, всегда находился в духовном общении с своею духовной родиной; ибо уже в 1823 году, следовательно через тридцать лет пребывания своего в пределах американских, писал письма к преемнику о. Назария, игумену Иннокентию.
Вот что говорил о жизни о. Германа на Валааме современник его, постриженник о. Назария и впоследствии игумен Валаамский, о. Варлаам. Отец Герман проходил здесь разные послушания и, как «на всё благое уготованный», между прочим, был посылаем в г. Сердоболь для надзора за работами при производившейся там мраморной ломке. Любили братия Отца Германа и с нетерпением дожидались его возвращения из Сердоболя в обитель. Испытав ревность молодого подвижника, мудрый Старец о. Назарий отпустил его на жительство в пустыню. Пустыня эта находилась в глухом лесу, версты полторы расстоянием от обители; доныне местность ея сохранила название «Германово». По праздникам приходил о. Герман из пустыни в монастырь. И бывало, на малой вечерне, стоя на клиросе, приятным тенором певал он с братиею припевы канона: «Иисусе сладчайший, спаси нас грешных», «Пресвятая Богородице, спаси нас», - а слезы градом лились из его очей.
Во второй половине прошедшего столетия расширялись пределы святой России на севере: деятельностью русских промышленников открыты были тогда Алеутские острова, составляющие на великом океане цепь от восточного берега Камчатки до западного берега северной Америки. С открытием островов обнаруживалась священная необходимость - просветить светом евангельским диких их обитателей. Для этого святого дела, по благословению св. Синода, высокопреосвященный митрополит Гавриил поручил Старцу Назарию избрать способных людей из братии валаамской. Избрано было десять человек, в числе их и о. Герман.
В 1794 году отправились избранники из Валаама к месту их великого назначения. Святою ревностью проповедников быстро разливался свет проповеди евангельской между новыми сынами России: несколько тысяч язычников приняли христианство; заведена школа для образования новокрещённых детей; выстроена церковь в месте жительства миссионеров; но неведомыми судьбами Божьими общие успехи Миссии были недолговременны. Через пять лет своей многополезной деятельности, вместе со своею свитою, потонул начальник Миссии, Архимандрит Иоасаф, возведённый уже в сан архиерея; ранее его ревностный иеромонах Ювеналий сподобился мученического венца; прочие выбывали друг за другом; наконец, остался один о. Герман, и ему благоволил Господь долее всех собратий потрудиться подвигом апостольским для просвещения алеутов.
4. Аляска
Мы выше заметили, что местом жительства о. Германа в Америке был остров Еловый, названный им «Новым Валаамом». Этот остров проливом версты в две отделяется от острова Кадьяка, на котором построен был деревянный монастырь (Миссия) для помещения членов Миссии и устроена деревянная церковь во имя Воскресения Спасителя. Остров Еловый - небольшой, весь покрыт лесом; почти посреди его сбегает в море маленький ручеёк; этот-то живописный остров избрал для себя о. Герман местом уединения, выкопал на нем своими руками пещеру в земле и в ней провёл первое целое лето. К зиме близ пещеры компания выстроила для него келью, в которой и жил он до смерти, а пещеру обратил для себя в место могильного упокоения. Недалеко от кельи возвышалась деревянная часовня и деревянный домик для помещения училища и посетителей. Перед кельею раскидывался огород. Вот всё поприще великих подвигов о. Германа в течение более сорока лет его жизни! - Здесь на огороде сам копал он гряды; садил картофель и капусту, сеял разные овощи.
К зиме запасал грибы, солил и сушил их; соль приготовлял сам из морской воды или рассола. Плетёный короб, в котором носил Старец с берега морскую капусту для удобрения земли, говорят, был так велик, что трудно было его поднять одному, а о. Герман, к удивлению всех, переносил его с капустой, без посторонней помощи, на далёкое пространство. В одну зимнюю ночь случайно ученик его Герасим увидал его в лесу, идущего босиком с таким большим деревом, которое нужно было бы нести четверым. Так трудился Старец, и всё, что приобретал такими безмерными трудами, всё это употреблял на пропитание и одежду для сирот - его воспитанников, и на книги для них.
Одежда его была одна зимой и летом. Рубашки он не носил; вместо неё он носил оленью кухлянку, которую по восьми лет не снимал и не переменял, следовательно, шерсть на ней вся вытерлась и кожа залоснилась. Потом - сапоги или башмаки, подрясник, ветхая полинялая, вся в заплатах ряса и клобук. В этой одежде он ходил везде и во всякую погоду: в дождь и в снежную метель, и в бурю зимнюю, и в сильнейшие морозы.
Постелью ему служила небольшая скамья, покрытая оленьею, вытершеюся от времени шерстью; изголовьем - два кирпича, которые под голою шкурою или равдугой оставались незаметными для посетителей; одеяла не было, его заменяла деревянная доска, лежавшая на печке. Эту доску сам о. Герман назвал своим одеялом, завещав ею покрыть его смертные останки; она была совершенно в рост его. «В бытность мою в келье о. Германа, - говорит креол Константин Ларионов, - я, грешный, сидел на его постели, - и это считаю верхом моего счастья!»
Случалось о. Герману бывать в гостях у правителей компании и в беседах душеспасительных с ними просиживать до полуночи и даже за полночь; но ночевать он не оставался у них и, несмотря ни на какую погоду, всегда уходил к себе в пустыню. Если же по какому-либо особенному случаю и нужно было ему ночевать вне кельи, то утром находили постель, посланную для него, совершенно нетронутой и Старца всегда неспавшим. Точно так и в своей пустыни, проведя ночь в беседе, не предавался он отдохновению.
Ел Старец весьма мало. В гостях, чуть отведав какого-либо кушанья, оставался он без обеда; в келье очень малая часть небольшой рыбы или овощей составляла весь его обед.
Тело его, изнуряемое трудами, бдением и постом, сокрушали 15-фунтовые вериги. Эти вериги в настоящее время хранятся в часовне, где за образом Божией Матери найдены были они после смерти Старца, как говорят одни, или откуда они сами выпали, как поясняют другие.
Рассказывая о таких подвигах о. Германа, ученик его, алеут Игнатий Алигьяга, прибавлял: «Да, трудную жизнь вел апа (дедушка), и никто не может подражать его жизни!»
Описанные нами черты из жизни Старца касаются, так сказать, внешнего его делания. Главное же дело его, говорит преосвященный епископ Пётр, «было упражнение в подвигах духовных, в уединённой келье, где никто его не видал; только вне кельи слышали, что он пел и совершал богослужение по монашескому правилу». Такое свидетельство преосвященного подтверждает и следующий ответ самого о. Германа. Старца спрашивали: «Как Вы, Отец Герман, живете одни в лесу? Как не соскучитесь?» Он отвечал: «Нет! Я там не один! Там есть Бог, как и везде есть Бог! Там есть Ангелы святые! И можно ли с ними соскучиться? С кем же лучше и приятнее беседа, с людьми или с Ангелами? Конечно, с Ангелами!»
Как смотрел о. Герман на туземных жителей Америки, как понимал свое отношение к ним и как сочувствовал их нуждам, выражает он сам в одном письме к бывшему правителю колоний Яновскому.
«Любезному нашему Отечеству, - писал он, - Творец как будто новорожденного младенца дать изволил край сей, который ещё не имеет ни сил к каким-нибудь познаниям, ни смысла; требует не только покровительства, но по бессилию своему и слабого ради младенческого возраста - самого поддержания; но и о том самом не имеет ещё способностей кому-либо сделать свою просьбу. А как зависимость сего народного блага небесным Провидением, неизвестно до какого времени, отдана в руки находящемуся здесь российскому начальству, которое теперь вручилось нашей власти, - сего ради я, нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица тех пред вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу. Будьте нам отец и покровитель. Мы всеконечно красноречия не знаем; но с немотою младенческим языком говорим: «Отрите слезы беззащитных сирот, прохладите жаром печали тающие сердца, дайте разуметь, что значит отрада!»
Как чувствовал Старец, так и поступал. Предстательствовал он всегда перед начальством за провинившихся, заступал обижаемых, помогал нуждающимся, чем только мог, - и алеуты обоего пола и дети их часто посещали его. Кто просил совета, кто жаловался на притеснение, кто искал защиты, кто желал помощи: каждый получал от Старца возможное удовлетворение. Разбирал он их взаимные неприятности, старался всех мирить; особенно в семействах заботился восстанавливать согласие. Если не удавалось помирить мужа с женой, Старец на время разлучал их. Необходимость такой меры он сам объяснял так: «Пусть лучше врозь живут да не дерутся и не бранятся; а то, поверьте - страшно, если не развести; были примеры, когда муж убивал жену или жена изводила мужа!» Особенно любил о. Герман детей; наделял их сухариками, пек им крендельки, и малютки ласкались к Старцу. Любовь о. Германа к алеутам доходила до самоотвержения.
На корабле из Соединённых Штатов занесена была на о. Ситху, а оттуда на о. Кадьяк, повальная, заразительная, смертельная болезнь, или язва. Она начиналась жаром, сильным насморком и удушьем, и оканчивалась колотьем; в три дня человек умирал. Не было на острове ни доктора, ни лекарств. Болезнь разливалась по селению, быстро охватывала окрестности; она действовала на всех, даже и на грудных детей. Смертность была так велика, что три дня некому было копать могилы, - и тела валялись незакрытыми! «Я, - говорит самовидец, - не могу представить себе ничего печальнее и ужаснее того зрелища, которым я поражён был, посетивши алеутский кажим! Это большой сарай, или казарма, с нарами, в котором живут алеуты со своими семьями; в нем помещалось до ста человек. Здесь одни уже умерли и остыли и лежали подле живых; другие кончались: стон, вопль, раздирающий душу! Я видел матерей уже умерших, по охладевшим грудям которых ползало голодное дитя, тщетно с воплем искавшее себе пищи... Кровью обливалось сердце от жалости! Кажется, если бы кто мог достойно кистью изобразить весь ужас этой печальной картины, тот и в ожесточённой душе возбудил бы страх смерти. Во всё время этой грозной болезни, продолжавшейся, с постепенным умалением, целый месяц, о. Герман, не щадя себя, неутомимо посещал больных, увещевал их терпеть, молиться, приносить покаяние, или приготовлял их к смерти.
5. Ново-Валаамский монастырь
Особенно старался Старец о нравственном преспеянии алеутов. С этой целью для детей - сирот алеутских устроено было им училище; он сам учил их закону Божию и церковному пению. С этой целью в часовне, близ его кельи, в воскресные и праздничные дни собирал он алеутов для молитвы. Здесь часы и разные молитвы читал для них ученик его, а сам Старец читал Апостол, Евангелие и устно поучал их; пели же его воспитанницы, и пели очень приятно. Любили алеуты слушать наставления о. Германа, и во множестве собирались к нему. Увлекательны были беседы Старца, и с чудною силою действовали они на слушателей. Об одном из таких благодатных впечатлений своего слова пишет он сам.
«Слава судьбам святым милостивого Бога! Он непостижимым Своим промыслом показал мне ныне новое явление, чего здесь, на Кадьяке, я, двадцать лет живши, не видал. Ныне после Пасхи одна молодая женщина, не более двадцати лет, по-русски хорошо говорить умеющая, прежде меня совсем не знавшая, никогда не видавшая, пришла ко мне и, услышав о воплощении Сына Божия и о вечной жизни, столько возгорела любовью ко Иисусу Христу, что никак не хочет от меня отойти и сильною просьбою убедила меня против моей склонности и любви к уединению, несмотря ни на какие предлагаемые ей от меня препятствия и трудности, принять её, и более уже месяца у меня живёт и не скучает. Я, с великим удивлением смотря на сие, поминаю слово Спасителя: что утаено от премудрых и разумных, то открыто младенцам». - Эта женщина жила у Старца до его смерти; она наблюдала за благонравием детей, учившихся в его училище, и он, умирая, завещал ей жить на Еловом, и когда она скончается, похоронить её при его ногах. - Называлась она Софья Власова.
О характере и силе бесед Старца Яновский пишет: «Мне было тридцать лет, когда я встретился с о. Германом. Надо сказать, что я воспитывался в морском корпусе, знал многие науки и много читал; но, к сожалению, науку из наук, т. е. Закон Божий, едва понимал поверхностно, и то теоретически, не применяя к жизни, и был только по названию христианин, а в душе и на деле - вольнодумец, деист. Тем более я не признавал божественности и святости нашей религии, что перечитал много безбожных сочинений Вольтера и других философов 18-го века. Отец Герман тотчас заметил это и пожелал меня обратить. К великому моему удивлению, он говорил так сильно, умно, доказывал так убедительно, что, мне кажется, никакая учёность и земная мудрость не могли бы устоять против его слов. Ежедневно беседовали мы с ним до полночи, и даже заполночь, о любви Божией, о вечности, о спасении души, о христианской жизни. Сладкая речь неумолкаемым потоком лилась из уст его!... Такими постоянными беседами и молитвами святого Старца Господь совершенно обратил меня на путь истины, и я сделался настоящим христианином. Всем этим я обязан о. Герману: он мой истинный благодетель».
«Несколько лет тому назад, - продолжает Яновский, - о. Герман обратил одного морского капитана Гегемайстера из лютеранской веры в Православие. Этот капитан был весьма образован; кроме многих наук, он знал языки: русский, немецкий, французский, английский, итальянский и несколько испанский, - и за всем тем он не мог устоять против убеждений и доказательств о. Германа: переменил свою веру и присоединён к Православной Церкви чрез миропомазание. Когда отъезжал он из Америки, Старец при прощании сказал ему: «Смотрите, если Господь возьмёт Вашу супругу у Вас, то Вы никак не женитесь на немке: если женитесь на немке, она непременно повредит Ваше православие». Капитан дал слово, но не исполнил его. Предостережение Старца было пророчеством. Через несколько лет действительно умерла жена у капитана, и он женился на немке, вероятно, оставил или ослабил веру, и умер скоропостижно, без покаяния.
Далее говорит Яновский: «Однажды пригласили Старца на фрегат, пришедший из С.-Петербурга. Капитан фрегата был человек весьма учёный, высокообразованный; он был прислан в Америку по Высочайшему повелению для обревизования всех колоний; с капитаном было до двадцати пяти человек офицеров, так же людей образованных. В этом-то обществе сидел небольшого роста, в ветхой одежде, пустынный монах, который своею мудрой беседою всех образованных собеседников своих привёл в такое положение, что они не знали, что ему отвечать. Сам капитан рассказывал: «Мы были безответны, дураки пред ним!» О. Герман сделал всем им один общий вопрос: «Что вы, господа, более всего любите и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?» Посыпались разные ответы. Кто желал богатства, кто - славы, кто - красавицу жену, кто - прекрасного корабля, на котором бы он начальствовал, и так далее в этом роде. «Не правда ли, - сказал им на это о. Герман, - что все ваши разнообразные желания можно привести к одному, - каждый из вас желает того, что, по его понятию, считает он лучшим и более достойным любви?» - «Да, так!» - отвечали все. «Что же, скажите, - продолжал он, - может быть лучше, выше всего, всего превосходнее и по преимуществу достойнее любви, как не Сам Господь наш Иисус Христос, Который нас создал, украсил такими совершенствами, всему дал жизнь, всё содержит, питает, всё любит, Который Сам есть Любовь и прекраснее всех человеков? Не должно ли же поэтому превыше всего любить Бога, более всего желать и искать Его?» Все заговорили: «Ну, да! Это разумеется!» «Это само по себе!» - «А любите ли вы Бога?» - спросил тогда Старец. Все отвечали: «Конечно, мы любим Бога. Как не любить Бога?» - «А я, грешный, более сорока лет стараюсь любить Бога, и не могу сказать, что совершенно люблю Его», - возразил им о. Герман, и стал доказывать, как должно любить Бога. «Если мы любим кого, - говорил он, - мы всегда помним того, стараемся угодить тому, день и ночь наше сердце занято тем предметом. Так ли же вы, господа, любите Бога? Часто ли вы обращаетесь к Нему, всегда ли помните Его, всегда ли молитесь Ему и исполняете Его святые заповеди?» - Должны были признаться, что нет! «Для нашего блага, для нашего счастья, - заключил Старец, - по крайней мере, дадим себе обет, что от сего дня, от сего часа, от сей минуты мы будем стараться любить Бога уже выше всего и исполнять Его святую волю!» Вот какой умный, прекрасный разговор вёл о. Герман в обществе; без сомнения, этот разговор должен был запечатлеться в сердцах слушателей на всю их жизнь!
Вообще о. Герман был словоохотлив; говорил умно, дельно и назидательно, более всего о вечности, о спасении, о будущей жизни, о судьбах Божиих; много рассказывал из житий святых, из пролога, но никогда не говорил ничего пустого. Так приятно было его слушать, что беседующие с ним даже и алеуты, и их женщины увлекались беседою и нередко только с рассветом дня, как бы нехотя, оставляли его, свидетельствует креол Константин Ларионов.
Яновский подробно описывает наружность о. Германа. «Живо помню я, - говорит он, - все черты сиявшего благодатью лица Старца, его приятную улыбку, кроткий привлекательный взор, смиренный тихий нрав и его приветливое слово. Он был росту небольшого, лицо имел бледное, покрытое морщинками; глаза серо-голубые, исполненные блеска, и на голове у него было немного седых волос. Речь его была негромкая, но весьма приятная». Из бесед своих со Старцем Яновский приводит два случая. «Однажды, - пишет он, - я прочёл о. Герману оду «Бог» Державина. Старец удивился, восхитился и просил прочесть её ещё раз, я повторил. «Неужели это простой учёный писал?» - спросил он. «Да, учёный, поэт, - отвечал я. «Это по вдохновению Божию писано», - сказал Старец.
«В другой раз я рассказывал ему, как испанцы в Калифорнии захватили в плен 14 человек алеутов, и иезуиты (францисканцы) принуждали их всех принять католическую веру; на что алеуты никак не соглашались. «Мы - христиане», - говорили они. «Неправда, вы - еретики, схизматики, - возражали иезуиты, - и если вы не согласитесь принять нашу веру, то мы вас всех замучим». Затем алеуты по два человека до вечера были размещены по темницам. Вечером с фонарём и зажжёнными свечами пришли иезуиты в темницу и стали снова убеждать бывших в ней двух алеутов к принятию католической веры. «Мы - христиане, - был ответ алеутов, - и не переменим своей веры!» Тогда иезуиты стали их мучить, сперва одного, а другой был свидетелем. Отрезали у алеута по одному суставу у пальцев на ногах, потом - по другому, далее по одному суставу у пальцев на руках, затем по другому, потом отрубили ступни ног, кисти рук, - кровь лилась, мученик терпел и твердил одно: «Я - христианин». И в таких мучениях от истечения крови скончался. На другой день обещали иезуиты так же замучить и его товарища, но в эту ночь было получено повеление из Монтерея, чтобы всех взятых в плен русских алеутов немедленно прислать туда под конвоем, а потому они утром все, кроме скончавшегося, и были отправлены. Это рассказывал мне самовидец алеут, товарищ замученного, впоследствии бежавший из плена; и об этом я тогда же донёс в главное правление в С.-Петербург. Когда я кончил мой рассказ, о. Герман спросил: «А как звали замученного алеута?» - «Петром, - отвечал я, - фамилии не припомню». Старец встал перед образом, благоговейно перекрестился и произнёс: «Святый новомученик Пётр, моли Бога о нас!»
6. Учение
Чтобы несколько выразить самый дух учения о. Германа, мы приведём слова собственноручного письма его.
«Истинного христианина, - писал он, - делают вера и любовь ко Христу. Грехи наши нимало христианству не препятствуют, по слову самого Спасителя. Он изволил сказать: не праведные приидох призвати, но грешные спасти. Радость бывает на небеси о едином кающемся более, нежели о девятидесяти праведниках. Также о блуднице, прикасающейся к ногам Его, фарисею Симону изволил говорить: „Имеющему любовь многий долг прощается, а с неимеющаго любви и малый взыскивается“. Сими рассуждениями христианин должен приводить себя в надежду и радость и отнюдь не внимать наносимому отчаянию: тут нужен щит веры.
Грех любящему Бога - не что иное, как стрела от неприятеля на сражении. Истинный христианин есть воин, продирающийся сквозь полки невидимого врага к небесному своему отечеству, по апостольскому слову: отечество наше на небесах, а о воинах говорит: несть наша брань к плоти и крови, но к началом и ко властем (Еф. 6:12 ).
Пустые века сего желания удаляют от отечества, любовь к тем и привычка одевают душу нашу как будто в гнусное платье; оно названо от апостолов „внешний человек“. Мы, странствуя в путешествии сей жизни, призывая Бога в помощь, должны гнусности той совлекаться, а одеваться в новые желания, на новую любовь будущего века, и чрез то узнавать наше к небесному отечеству или приближение, или удаление; но скоро сего сделать невозможно, а должно следовать примеру больных, которые, желая любезного здравия, не оставляют изыскивать средств для излечения себя».
Ничего не искав для себя в жизни, давно уже, при самом прибытии в Америку, по смирению, отказавшись от сана иеромонаха и архимандрита и оставшись навсегда простым монахом, о. Герман, без малейшего страха пред сильными, ревновал всем усердием по Боге. С кроткою любовью, несмотря на лицо, обличал он многих в нетрезвой жизни, недостойном поведении и притеснении алеутов. Обличаемая злоба вооружалась против него, делала ему всевозможные неприятности и клеветала на него. Клеветы были так сильны, что часто даже люди благонамеренные в доносах на о. Германа не могли заметить лжи под покровом наружной правды, - и поэтому должно сказать, что только один Господь сохранял Старца. Правитель колоний Яновский, не видавши ещё о. Германа, впоследствии одних наговоров на него, уже писал в С.-Петербург о необходимости его удаления, объясняя, что он будто бы возмущает алеут против начальства. Священник, приехавший из Иркутска с большим полномочием, наделал о. Герману много огорчений и хотел его отправить в Иркутск; но правитель колоний Муравьев защитил Старца. Другой священник М. прибыл на Еловый остров с правителем колоний Н. и компанейскими служителями обыскивать келью о. Германа, предполагая найти у него большое имущество. Когда же не нашли ничего ценного, вероятно, с дозволения старших, служитель Пономарьков стал топором выворачивать половые доски. «Друг мой, - сказал ему тогда о. Герман, - напрасно ты взял топор; это орудие лишит тебя жизни!» Чрез несколько времени потребовались люди в Николаевский редут; потому из Кадьяка послали туда русских служителей, в числе их и Пономарькова, так кенайцы ему, сонному, топором отсекли голову.
Много великих скорбей понёс о. Герман и от бесов. Это он сам открыл ученику своему Герасиму, когда тот, войдя к нему в келью без обычной молитвы, на все вопросы свои не получил от него ответа и на другой день спросил его о причине вчерашнего молчания. «Когда я пришёл на этот остров и поселился в этой пустыни, - сказал ему тогда о. Герман, - много раз бесы приходили ко мне, как будто для надобностей, и в виде человеческом, и в виде зверей, и я много потерпел от них и разных скорбей и искушений; поэтому-то теперь я и не говорю с тем, кто войдёт ко мне без молитвы».
7. Прозорливость
Посвятивши себя совершенно служению Господу, ревнуя единственно о прославлении Его всесвятого имени, вдали от родины, среди многообразных скорбей и лишений, десятки лет проводя в высоких подвигах самоотвержения, о. Герман был сподоблен многих сверхъестественных даров от Бога.
Среди Елового острова по горе сбегает в море небольшой ручеёк, у которого устье всегда омётывает буруном. Весною, когда появлялась речная рыба, Старец сгребал несколько песок в устье, чтобы было можно пройти рыбе, - и первоприблизившаяся рыба стремилась в реку. «Бывало, скажет апа, - говорит Алигьяга, - пойдёшь и достанешь рыбу в реке!» Рыбою сушёною кормил о. Герман птиц, - и они во множестве прилетали к его келье. Под кельей у него жили горностаи. Этот маленький зверёк, когда ощенится, недоступен, а старец кормил их из рук. «Не чудо ли мы это видели!» - говорит его ученик Игнатий. Видели также, что о. Герман кормил медведей. Со смертью Старца и птицы, и звери удалились; даже огород его не даёт такого урожая, если кто самовольно держит его, утверждает Игнатий.
На Еловом острове сделалось наводнение. Жители в испуге прибежали к Старцу: тогда он взял из дому своих воспитанников икону Божией Матери, вынес, поставил её на лайде и стал молиться. По молитве, обратясь к присутствующим, сказал: «Далее этого места, где стоит св. икона, не подойдёт вода». Исполнилось слово Старца. Затем, обещая такую же помощь от святой иконы и на будущее время - заступлением пренепорочной Владычицы, поручил он ученице своей Софье, в случае наводнения, ставить икону на лайду. Икона эта хранится на острове.
Барон Ф. П. Врангель, по просьбе Старца, писал под диктовку его письмо - неизвестно которому - митрополиту. Когда окончено и прочитано было письмо, Старец поздравил барона с чином адмирала. Изумился барон: это была для него новость, которая действительно подтвердилась только через долгое время при выезде его в С.-Петербург.
«Жаль мне тебя, любезный кум, - говорил о. Герман правителю Кошеварову, у которого он принимал от купели сына, - жаль, смена тебе будет неприятная!» Года через два Кошеваров при смене связанным был отправлен на о. Ситху.
Однажды загорелся на Еловом острове лес. Старец с учеником своим Игнатием в чаще леса, в аршин ширины, провёл полосу от подошвы горы, разворотив мох, и сказал: «Будьте спокойны, - огонь не перейдёт этой черты!» На другой день, когда, по свидетельству Игнатия, не было надежды на спасение, с сильным напором дошёл огонь до развороченного Старцем мха, пробежал вдоль него и остановился, не коснувшись густого леса, находившегося за чертой.
За год до получения известия в Кадьяке о смерти высокопреосвященного митрополита (неизвестно которого) о. Герман говорил алеутам, что их большой духовный начальник скончался.
Часто говорил Старец, что в Америке будет свой архиерей, тогда как об этом никто и не думал, да и надежды не было, чтобы в Америке был свой архиерей, говорит преосвященный Пётр; но пророчество его сбылось в свое время.
«После смерти моей, - говорил о. Герман, - будет повальная болезнь и умрёт от нея много людей, и русские соединят алеутов». Действительно, кажется, через полгода по его кончине, было оспенное поветрие, смертность от которого в Америке была поразительная: в некоторых селениях оставалось в живых только по нескольку человек. Это побудило колониальное начальство соединить алеутов: тогда из 20-ти селений образовалось только семь.
«Хотя и много пройдёт после моей смерти, - говаривал о. Герман своим ученикам, - но меня не забудут, а место жительства моего не будет пусто: подобный мне монах, убегающий славы человеческой, придёт и будет жить на Еловом, и Еловый не будет без людей!»
«Миленький, - спрашивал о. Герман креола Константина, когда ему было не более 12-ти лет отроду, - как ты думаешь, часовня, которую теперь строят, останется втуне?» - «Не знаю, апа», - отвечал малютка. «Я и действительно, - говорит Константин, - не понял тогда вопроса; хотя весь разговор со Старцем живо запечатлелся в моей памяти». Старец же, несколько помолчав, сказал: «Дитя моё, помни, на этом месте будет со временем монастырь».
«Пройдёт тридцать лет после моей смерти, все живущие теперь на Еловом острове перемрут, ты останешься жив один и будешь стар и беден, - и тогда вспомнят меня», - говорил о. Герман ученику своему, алеуту Игнатию Алигьяге. «Удивительно, - восклицает Игнатий, - как подобный нам человек мог всё это знать за такое долгое время! Впрочем, нет! Он - не простой человек! Он мысли наши видел и невольно доводил до того, что мы ему их открывали и получали наставления!»
«Когда я умру, - говорил Старец своим ученикам, - вы похороните меня рядом с о. Иоасафом. Убейте немедленно моего быка: он мне довольно послужил. Похороните же вы меня одни и не сказывайте о моей смерти в гавань: гаванские не увидят моего лица. За священником не посылайте и не дожидайтесь его - не дождётесь! Тела моего не обмывайте, положите его на доску, сложите на груди руки, запеленайте меня в мантию и её воскрилиями покройте моё лицо и клобуком голову. Если кто пожелает проститься со мной, пусть целует крест; лица моего не показывайте. Опустив в землю, покройте меня бывшим моим одеялом». Одеяло это, как мы выше сказали, была доска, всегда находившаяся у него в келье.
8. Преподобничество
Приближалось время отшествия Старца. В один день приказал он ученику своему Герасиму зажечь свечи перед иконами и читать Деяния св. Апостолов. Чрез несколько времени лицо его просияло, и он громко произнёс: «Слава Тебе, Господи!» Потом, приказав прекратить чтение, объявил, что Господу угодно ещё на неделю продлить его жизнь. Через неделю, опять по приказанию его, были зажжены свечи и читали Деяния св. Апостолов. Тихо преклонил Старец свою главу на грудь Герасима, келья наполнилась благоухания, просияло лицо его, - и о. Германа не стало! Так блаженно почил он сном праведника на 81-ом году своей многотрудной жизни, 13-го декабря 1837 года.
Несмотря на предсмертную волю о. Германа, ученики не решились похоронить его, не дав знать о смерти его в гавань. Они побоялись русских, говорят алеуты; неизвестно почему, не убили и быка.
Посланный с печальною вестью в гавань, возвратясь, объявил, что правитель колоний Кошеваров запретил хоронить Старца до своего приезда, что он приказал сделать для усопшего гроб и что сам со священником немедленно привезёт его. Но такие распоряжения были против воли почившего. И вот подул страшный ветер, полился дождь, сделалась ужасная буря. Не велик был переезд из гавани на Еловый, всего часа два в пути, но никто не решался пуститься в море в такую погоду. Так было целый месяц; и хотя целый месяц лежало тело о. Германа в теплом доме его воспитанников, но не изменилось лицо его и не было от тела ни малейшего запаха. Наконец, с опытным стариком Козьмою Училищевым доставлен был гроб; из гаванских никто не приехал, - и еловские жители одни предали земле смертные останки своего Старца. Так исполнилось последнее желание о. Германа, - и затем ветер стих, и поверхность моря стала гладка, как зеркало.
На другой день по смерти о. Германа бык его стал тосковать и с тоски ударился лбом об дерево и свалился мёртвый на землю.
В один вечер в селении Катани (на Афогнаке) виден был над Еловым островом необыкновенно светлый столб, достигавший до неба. Поражённые чудесным явлением, опытные старики и креол Герасим Вологдин и жена его Анна сказали: «Видно, Отец Герман оставил нас!» и стали молиться. Впоследствии они известились, что именно в эту ночь преставился Старец. Этот столб видели в разных местах и другие. В тот же вечер в другом селении на Афогнаке видели человека, поднимавшегося с Елового острова к облакам.
Похоронив своего Отца, над могилою его ученики поставили деревянный памятник. «Я сам видел его, - говорит кадьякский священник Пётр Кошеваров, - и теперь могу сказать, что он нисколько не тронут временем и как будто бы сегодня сколочен».
Видев славную подвигами жизнь о. Германа, видев его чудеса, видев исполнение его пророчеств и, наконец, его блаженное успение, «вообще все местные жители», свидетельствует преосвященный епископ Пётр, «имеют благоговейное уважение к нему, как к святому подвижнику, и вполне уверены в его богоугождении».
В 1842 году, через 5 лет по преставлении Старца, плывя морем в Кадьяк и находясь в крайней опасности, высокопреосвященный Иннокентий, архиеп. Камчатский и Алеутский, воззрев на Еловый остров, сказал в уме своем: «Если ты, Отец Герман, угодил Господу, то пусть переменится ветер!» И точно, не прошло, кажется, и четверти часа, говорит высокопреосвященный, как ветер им сделался попутный, и они благополучно пристали к берегу. В благодарность за избавление, архиеп. Иннокентий служил сам на могиле блаженного панихиду.
Валаам, январь 1868 г.
Адаптация в современную орфографию
Андрея Ковтуна
Монах Герман происходил из купцов города Серпухова Московской губернии.
С самых юных лет возымел он великую ревность к благочестию и шестнадцати лет от рождения пошел в монахи. Сначала поступил он в Троице-Сергиеву пустынь Санкт-Петербургской епархии. Будущий великий проповедник веры и благочестия с первых своих шагов по пути подвижническому отличался верою и большой любовью ко Христу.
В Сергиевой пустыни он заболел: у него на горле образовался нарыв; опухоль быстро возрастала и обезобразила все лицо, боль была ужасная, весьма трудно было глотать, запах был нестерпимый. В таком опасном положении, ожидая смерти, молодой подвижник не обратился к земному врачу, но с горячею молитвою и со слезами припал он пред образом Царицы Небесной и, прося у Нее исцеление молился всю ночь, потом мокрым полотенцем отер лик Пречистой Владычицы и этим полотенцем обвязал опухоль, продолжая
молиться. В изнеможении заснул он на полу и увидел во сне, что его исцелила Пресвятая Дева. Наутро просыпается, встает и к великой радости находит себя совершенно здоровым. К удивлению врачей, опухоль, не прорвав нарыва, разошлась, оставив о себе только малый след, как бы в воспоминание чуда.
Пять или шесть лет прожил отец Герман в Сергиевой пустыни и потом перешел в Валаамский монастырь. Всей душей полюбил он величественную пустынную Валаамскую обитель, полюбил незабвенного настоятеля ее, великого старца Назария, и всю братию. «Ваших отеческих мне, убогому, благодеяний, - писал он впоследствии отцу Назарию из Америки, - не изгладят из моего сердца ни страшные непроходимые сибирские места, ни леса темные, ни быстрины великих рек не смоют, ниже грозный океан не угасит чувств оных. Я в уме воображаю любимый мною Валаам, на него всегда смотрю через Великий океан».
Старца Назария в своих письмах величал он преподобнейшим, любезным своим батюшкой, а всю Валаамскую братию любезною и дражайшею. Пустынный Еловый остров, место своего жительства в Америке, назвал он Новым Валаамом. И, как видно, всегда находился в духовном общении со своею духовной родиной, ибо еще в 1823 году, следовательно, через тридцать лет пребывания своего в пределах американских, писал к преемнику отца Назария, игумену Иннокентию.
На Валааме отец Герман проходил разные послушания. Испытав его ревность в трудах общежития, мудрый старец отец Назарий отпустил его потом на жительство в пустыню. Пустыня эта находилась в густом лесу, версты полторы от обители; доныне местность та сохранила название «Германово». По праздникам приходил отец Герман из пустыни в монастырь и, бывало, на малой вечерне, стоя на клиросе, приятным тенором поет он с братией припевы канона «Иисусе сладчайший, спаси нас, грешных», «Пресвятая Богородица, спаси нас», а слезы градом льются из очей его.
Во второй половине XVIII столетия расширились пределы великой России на севере: деятельностью русских промышленников открыты были тогда Алеутские острова, составляющие на Великом океане цепь от восточного берега Камчатки до западного берега Северной Америки. С открытием островов обнаружилась священная необходи-мость - просветить светом Евангельским диких их обитателей. Для этого святого дела по благословению Святейшего Синода митрополит Гавриил поручил старцу Назарию избрать способных людей из братии Валаамской. Избрано было десять человек, в числе их и отец Герман. В 1794 году отправились избранники из Валаама к месту нового назначения.
Святою ревностию проповедников быстро разливался свет проповеди Евангельской между новыми сынами России: несколько тысяч язычников приняли христианство; заведена была школа для образования новокрещенных детей, выстроена церковь в месте жительства миссионеров. Но неведомыми судьбами Божиими общие успехи миссии были недолговременны. Через шесть лет после своей многополезной деятельности потонул вместе со своею свитою начальник миссии епископ Иоасаф, ранее его ревностный иеромонах Ювеналий сподобился мученического венца, прочие выбывали один за другим, наконец остался один отец Герман, и ему благоволил Господь долее всех собратий потрудиться подвигом апостольским для просвещения алеутов.
Как уже было сказано, местом жительства отца Германа в Америке был остров Еловый, названный им Новый Валаам. Этот остров проливом в версты две отделяется от острова Кадьяк, на котором был построен деревянный монастырь для помещения миссии и устроена деревянная церковь во имя Воскресения Спасителя. Остров Еловый небольшой, весь покрыт лесом, почти посредине его сбегает в море маленький ручеек. Этот-то живописный остров и избрал для себя отец Герман, выкопал на нем своими руками пещеру и в ней провел первое лето. К зиме, близ пещеры, управляющая островами Компания выстроила для него келию, в которой и жил он до смерти, а пещеру святой отец обратил в место своего могильного упокоения. Недалеко от келии возвышались деревянная часовня и деревянный домик для посетителей и училищных занятий. Перед келией разбит был огород. На огороде сам копал он гряды, сажал картофель и капусту, сеял разные овощи. К зиме запасал грибы: солил и сушил их; соль приготовлял сам из морской воды или рассола. Плетенный короб, в котором носил старец с берега морскую капусту для удобрения земли, говорят, был так велик, что трудно было эту ношу поднять одному, а отец Герман, к великому удивлению всех, переносил ее без посторонней помощи на далекое расстояние. В одну зимнюю ночь ученик его, Герасим, случайно увидел его в лесу, идущего босиком с таким большим деревом, которое под силу нести четверым. Так трудился старец и все, что приобретал таким безмерным трудом, все то употреблял на пропитание и одежду для сирот - его воспитанников, и на книги для них.
Одежда отца Германа была одна зимою и летом. Рубашки холстяной он не носил, ее заменяла оленья кухлянка, которую он по восьми лет не снимал и не переменял, следовательно шерсть на ней вся вытиралась и кожа залоснивалась. Потом сапоги или башмаки, подрясник, ветхая, полинялая, вся в заплатах, ряса и клобук. - вот и все его одеяние. В этой одежде он ходил везде и во всякую погоду: и в дождь, и в снежную метель.
Постелью ему служила небольшая скамья, покрытая оленьей, вытершейся от времени шерстью, изголовье - два кирпича, которые под голою шкурой оставались незаметными для посетителей: одеяла не было, его заменяла деревянная доска, лежавшая на печке. Эту доску сам отец Герман назвал своим одеялом, завещав ею покрыть его смертные останки, она была совершенно в рост его. «В бытность мою в келии отца Германа,- говорил креол Константин Ларионов, - я, грешный, сидел на его постели, и это считаю верхом моего счастья».
Случалось отцу Герману бывать в гостях у правителей Компании и в душеспасительных беседах с ними просиживать до полуночи и даже за полночь, но ночевать он никогда не оставался, несмотря на ни какую погоду, всегда уходил к себе в пустыню. Если же по какому-либо особенному случаю и нужно было ему ночевать вне келии, то утром всегда находили постель, постланную для него, совершенно нетрону-тою, а старца не спавшим. Точно так и в своей пустыни, проведя ночь в беседе, не предавался он отдохновению.
Ел старец весьма мало. В гостях чуть отведывал какого-либо кушанья и оставался уже без обеда. В келии очень малая часть небольшой рыбы или овощей составляла весь его обед.
Тело его, изнуренное трудами, бдением и постом, сокрушали пятнадцатифунтовые вериги. Эти вериги в настоящее время находятся в часовне, где за образом Божией Матери найдены они были после смерти старца, как говорят одни, или оттуда они сами выпали, поясняют другие.
Описанные черты жизни старца касаются, прежде всего, внешнего его делания. «Главное же его дело, - вспоминал преосвященный Петр, бывший епископ Ново-Архангельский, викарий Камчатской епархии, - было упражнение в подвигах духовных, в уединенной келии, где никто его не видел, и только вне келии слышали, что он пел и совершал богослужение по монашескому правилу».
Такое свидетельство преосвященного подтверждает и ответ самого отца Германа. На вопрос: «Как вы, отец Герман, живете один в лесу, как не соскучитесь?» он отвечал: «Нет, я там не один. Там есть Бог, как и везде есть Бог! Там есть ангелы, святые! И можно ли с ними скучать? С кем же лучше и приятнее беседа, с людьми или с ангелами? Конечно, с ангелами!»
Как смотрел отец Герман на туземных жителей Америки, как понимал свое отношение к ним и как сочувствовал их нуждам, выражает он сам в одном из писем к бывшему правителю колонии Яновскому.
«Любезному нашему Отечеству, - писал он, - Творец будто новорожденного младенца дать изволил край сей, который не имеет еще ни сил к каким-нибудь познаниям, ни смысла, требует не только покровительства, но по бессилию своему и слабости ради младенческого возраста - самого поддержания; но и о том самом не имеет он еще способностей кому-либо сделать свою просьбу. А как зависимость сего народного блага Небесным Провидением, неизвестно до какого-то времени отдана в руки находящемуся здесь русскому начальству, которое теперь вручилось вашей власти, сего ради я, нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица тех пред вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу. Будьте нам отец и покровитель. Мы всеконечно красноречия не знаем, но с немотою, младенческим языком говорим: «Отрите слезы беззащитных сирот, прохладите жаром печали тающие сердца, дайте разуметь, что значит отрада!»
9 августа празднуется память святых, среди имен которых одно связано с Рязанской землей. Преподобный Герман Аляскинский, ставший просветителем «Русской Америки», как в XVIII веке называли Аляску, по последним исследованиям родился в пределах нынешнего Рязанского края - в Кадомском районе. Об этом великом подвижнике и миссионере, который смог своей жизнью, своим словом и добротой привести многих коренных жителей Аляски к Православию, рассказывает старший преподаватель кафедры Рязанского государственного университета, преподаватель Рязанской православной семинарии Игорь Митрофанов.
- Каким образом Герман Аляскинский связан с Рязанской землей?
Вообще фигура преподобного Германа очень значима, и если в советский период она была, казалось бы, забыта, то для православной Америки она не забывалась никогда. Православные американцы считают преподобного Германа духовным покровителем Америки. Так что для соседнего с нами континента его значение огромно. До сих пор многие алеуты рассказывают истории о нем, его жизни, и считают его самым великим человеком.
Понятно, что для рязанцев очень приятно, что этот человек связан с нашим краем, с Кадомским районом, потому что именно там, по последним историческим данным, находится его родина.
Долгое время считалось, что преподобный Герман является уроженцем города Серпухова. И только в начале 21 века ученый по фамилии Корсун в архиве Санкт-Петербурга нашел документы, которые изменили первоначальную версию о происхождении преподобного Германа. Как и любое историческое исследование, которое уносит нас вглубь веков, исследование Сергея Корсуна шло достаточно трудно, но постепенно выяснилось, что святой Герман, в миру Егор Иванович Попов, - уроженец Кадома. Кадом и Шацк долго были тамбовскими землями, а в 18 веке они относились еще к Воронежской губернии, и все эти детали налагали определенные трудности при поисках. Но, тем не менее, благодаря Сергею Корсуну появляется несколько печатных исследований. В частности, 2002 году в Джорданвилле (США) выходит книга о новом происхождении преподобного Германа, и затем она переиздается у нас.
И сейчас уже с уверенностью мы можем говорить, что Егор Иванович Попов из рязанского Кадома - и есть преподобный Герман Аляскинский.
Хотелось бы отметить нашего известного рязанца, героя России Михаила Малахова, который внес очень большой вклад в популяризацию исторического факта рязанского происхождения преподобного Германа. Сказались его постоянные экспедиции на Аляску, съемки фильмов, организация научных конференций. Рязанское отделение географического общества, председателем которого является Михаил Малахов, провело большую работу и смогло донести информацию о святом Германе до общественности. В прошлом году к нам в епархию даже приезжали гости с Аляски, посещали Кадомский район. Знаете, в разговоре с ними было ясно, что они приезжают к нам с особым настроением, желая увидеть места, где начал свою жизнь человек, принесший Православную веру на Северо-Американский континент.
Так мы ездим в Святую Землю, испытывая духовную жажду прикоснуться к истокам Евангельской истории.
Получается, именно с обнаружения исторических документов в архиве начинается исследование о жизни преподобного Германа?
Не совсем так. Ведь не очень ясно все было в целом, о Серпухове точных данных не было, их как раз искали. Но в итоге произошло научное и даже, можно сказать, духовное открытие, такое важное для нас, рязанцев. Это был кропотливый труд, вообще характерный для исследователей. И началась эта работа еще в конце ХХ века.
- А как складывалась жизнь преподобного Германа?
- Начало его деятельности - XVIII век. Уже в юности у него было желание связать свою жизнь с духовным поприщем. Но был взят в армию. Судя по всему, он происходил из семьи крестьян или купцов, небогатых, но придававших большое значение грамотности. В армии умевший писать и читать Егор Попов стал писарем при местном Шацком воеводстве. После того, как оно было упразднено, служащие могли избрать несколько путей служения, а кто не хотел служить, получил разрешение уйти в монастырь. Герман, тогда еще Егор Попов, решает связать свою жизнь уже с монастырским служением, и здесь на его пути встречается еще один подвижник - Назарий Валаамский. Для нас особенно интересным представляется тот факт, что родина Назария - это Елатомский район, опять же нашего Рязанского края. Фактически два подвижника были родом из соседних районов. Рязанская земля дала таких удивительных людей, между которыми словно было духовное притяжение! Егор Попов оказывается в Валаамском монастыре, принимает там постриг с именем Герман. Он долгое время несет послушания в монастыре, но душа просит чего-то еще. Наверное, таких людей всегда притягивают духовные подвиги. Услышав о том, что готовится миссия на Аляску, тогда называвшуюся русской Америкой, Герман просит его отпустить в состав этой миссии, и в 1793 году отправляется на Алеутские острова - Кадьяк в первую очередь. С этого времени его судьба связана с далеким северным краем. Это была не то что глубинка, а совершенно девственная территория. Местные жители тогда были язычниками, по жизни своей фактически - детьми природы.
- Эта мера была поддержана правительством?
Русская Америка - это удивительная история, легендарная. 18 век - это преодоление Берингова пролива, появление на гряде Алеутских островов и затем на континентальной Аляске наших первых переселенцев - торговцев, промысловиков. Они понимали, что осваиваемому краю нужен и духовный стержень, и обратились к Екатерине II с тем, чтобы она взяла развитие русской Америки под свое покровительство. Императрица поняла важность вопроса и взяла просвещение Аляски под своей контроль.
Купцы, достигшие этой далекой земли, понимали, что она еще почти не тронута, и что ей необходимо дать возможность слышать слово Божие из уст людей духовного сана.
И вот, Валаамская миссия начинает свою проповедь. Это было не так просто, как можно себе представить: что вот, пришли миссионеры, рассказали о Боге, и все крестились. Все было, конечно, гораздо сложнее. Были и те, кто сопротивлялся проповеди, и один из миссионеров, иеромонах Иувеналий, был убит местными жителями. Но все равно свет Божий было не остановить! И постепенно становилось ясно, что люди всем сердцем принимают веру Православную. А через 5-6 лет возникает понимание, что там нужно делать свою, местную епархию. В 1799 году в Иркутске проходит хиротония руководителя миссии архимандрита Иосафа в первого Алеутского и Аляскинского епископа. На обратном пути из Иркутска на Аляску происходит страшная трагедия - новый епископ и часть членов миссии попадают на корабле в шторм у Курильских остров и погибают. Тогда никто не смог спастись. И получается, что единственным, кто остался на Аляске, становится Герман. Именно на него Господь возложил тяжелую ношу просвещения местных народов. Многие боялись, что после кораблекрушения миссия на Аляске может совершенно угаснуть. Но благодаря Герману этого не происходит. Поэтому местные жители и ставят его выше других - ведь силой своего духа, своей жизнью он смог укрепить и расширить свет Православной веры на Аляске.
- Получается, хотя там и были русские люди, но духовная миссия держалась на нем?
Именно так. Он решает даже создать там новый Валаам, для чего избирает еще один из островов Алеутской гряды - остров Еловый. Там он поселился, жил и молился, принимал людей и беседовал с ними. Для православных американцев это очень почитаемое место! Преподобный Герман там провел более 30 лет, и огонек православной веры на Северо-Американском континенте стал разгораться все ярче.
Прославление преподобного Германа было не так давно, лишь в 1969 году. Причем прославила его часть Русской Церкви в Америке, наша Нью-Йоркская митрополия. Сразу был прославлен еще Иннокентий Иркутский. Эти две фигуры - первые святые Православной Америки. Американцы их почитают как своих, американских святых, и, понятно, узнавая о том, что их преподобный Герман родился в далекой Рязанской земле, начинают к ней относиться совершенно по-особому.
Сейчас именем преподобного Германа названа духовная семинария на Аляске. Ее представители были в Рязани в прошлом году и выразили заинтересованность в сотрудничестве с кафедрой теологии РГУ и нашей семинарией. Я думаю, эти связи будут налаживаться и укрепляться. И для нас это тоже имеет огромное значение. Мы знаем, каково было значение жизни и подвигов святого Германа, и что без него все могло бы быть совершенно иначе. А сейчас мы получаем свидетельства, которые не могут не ободрять нас, связанные напрямую с именем преподобного Германа и его последователей. Мы с радостью узнаем, что и сейчас идет пусть и небольшой, но постоянный рост количества православных на Северо-Американском континенте, а значит, труды преподобного Германа продолжают приносить свои плоды.
По материалам программы «Новый день» (Рязанское епархиальное радио)