• Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

    руководитель Координационного центра по противодействию наркомании Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению; председатель Правления БФ св. прав. Иоанна Кронштадтского

    Ведёт интернет-семинары:

    • 25 декабря 2018, вторник
    • 15 декабря 2017, пятница
    • 22 декабря 2016, четверг
    • 29 ноября 2016, вторник
    • 18 ноября 2016, пятница
    • 4 октября 2016, вторник
    • 23 сентября 2016, пятница
    • 2 ноября 2015, понедельник
    • 2 сентября 2015, среда
    • 30 октября 2014, четверг
    • 24 мая 2013, пятница
    • 17 мая 2013, пятница
    • 10 мая 2013, пятница
    • 26 апреля 2013, пятница
    • 19 апреля 2013, пятница
    • 12 апреля 2013, пятница
    • 5 апреля 2013, пятница
    • 15 марта 2013, пятница
    • 8 марта 2013, пятница
    • 1 марта 2013, пятница
    • 22 февраля 2013, пятница
    • 15 февраля 2013, пятница

      Технологии церковной социальной работы с наркозависимыми людьми. Занятие 3,4

      Воторой вебинар курса краткосрочного повышения квалификации «Технологии церковной социальной работы с наркозависимыми людьми». На вебинаре: биологические и психо-социальные аспекты зависимости; отношение Церкви к людям, попавшим в наркотическую зависимость; обсуждение кинофильмов как метод групповой работы. Наркомания: грех и болезнь. Биологические и психо-социальные аспекты зависимости. Отношение Церкви к людям, попавшим в наркотическую зависимость

    По оценкам экспертов, в России на сегодняшний день проживает около 2.5 миллионов наркозависимых и примерно 8 – 10 миллионов наркопотребителей. Десятки тысяч наркозависимых умирает каждый год из-за передозировки, из-за криминальной ситуации, в результате заболеваний. Возраст подсадки на наркотики – очень молодой. Легко контролировать ребенка, если он начинает выпивать (это видно), но когда он начинает употреблять наркотики, это сложно заметить.

    Какую помощь наркозависимым оказывает Церковь? Чем церковный опыт реабилитации отличается от нецерковного? Как организована помощь на приходах? Каким образом предприниматели могут поддержать эту инициативу, и почему это взаимодействие так важно? Рассказывает Владыка Мефодий, Епископ Каменский и Алапаевский, Руководитель координационного центра по противодействию наркомании Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению РПЦ, Председатель правления Благотворительного фонда св. прав. Иоанна Кронштадтского.

    — Я думаю, что, во-первых, нам надо знакомиться между собой, а также знакомиться с этой темой. Можно приехать в наш реабилитационный центр, и увидеть, что эти люди не отбросы. Первый наш реабилитант, который у нас на приходе прошел реабилитацию, впоследствии защитил кандидатскую и докторскую диссертации, успешно преподает в престижном вузе Санкт-Петербурга. Наркомания — это беда, но не приговор. За 15 лет жизни вместе с теми, кого мы принимали в нашем центре, нас они ни разу не обокрали. Все-таки люди отзывчивы на добро и человеческое уважительное отношение. Потом многие воцерковляются, начинают бояться Бога, греха, поэтому очень важно переменить отношение к этим людям. Тогда и появится желание помогать. Люди по-разному попадают в наркотическую зависимость. Наркомания это болезнь, и по большей части человек пробует наркотики в слишком молодом возрасте, когда он еще не имеет иммунитета к злу, когда сознание еще не сформировалось, а когда он подходит к совершеннолетию, перед нами уже законченный наркоман. Наркоманы – это украденные у нас дети. Надо как-то по-другому на эту проблему начинать смотреть. Я очень надеюсь, что эти попавшие в беду люди не окажутся лишними для тех, кто занимается бизнесом.

    — Расскажите, пожалуйста, о том опыте работы с наркозависимыми, который уже наработан.

    — Проблема наркомании появилась в нашей стране в начале 90-ых, соответственно наркозависимые стали появляться в церковной ограде, ища помощи. Некоторые приходы и монастыри стали оказывать помощь. На основе их опыта был подготовлен и утвержден Священным Синодом концептуальный документ об участии Русской Православной Церкви в реабилитации наркозависимых, была написана методика церковной реабилитации наркозависимых. В 2010 году Церковь заключила соглашение о взаимодействии с Государственным антинаркотическим комитетом, была создана рабочая группа в рамках этого соглашения, Отделом по благотворительности был учрежден благотворительный фонд для поддержки антинаркотических церковных инициатив.

    — В чем эта методика отличается от методики нецерковной?

    — Реабилитация в рамках церковной помощи происходит внутри церковных общин, в методике есть сакральная составляющая, элементы православной аскетики, такие компоненты, как пост, молитва, послушания, духовное руководство наркозависимого воспитанника. Сама жизнь внутри церковной общины очень сильно отличается от реабилитации человека в пространстве светского центра, позволяет дать жизни новое прежде неведомое наполнение. Это эффективная и достойная внимания методика, которая соответствует церковной природе. К настоящему времени проведена большая работа с целью объединить все церковные центры в единую сеть помощи, создать вспомогательные структуры в рамках этой сети: кабинеты первичного приема, «Дома на полпути», мотивационные центры, амбулаторные программы и т. д. Это выведет работу Церкви в этой сфере на другой уровень.

    — Каким образом организована помощь наркозависимым на приходах? Приходит наркозависимый человек — что происходит дальше?

    — Как правило, мы готовим человека к выезду на конкретный приход, чтобы он представлял, что его ждет, и выполнение каких правил от него будет требоваться, а также готовим приход к приему этого человека. Наркозависимый воспитанник входит в жизнь приходской общины, находится в постоянном контакте с членами прихода, участвует в таинствах, богослужениях, послушаниях, соблюдает нормы, которые существуют у нас по отношению ко всем верующим. Как правило, во всех центрах соблюдается пост, во многих есть ограничения в отношении курения, воспрещены сленг и, конечно, сквернословие. По этой причине наши центрыназываются высокопороговыми. Мы не принимаем тех, кто не настроен на соблюдение наших правил. Жизнь внутри общины способствует перемене мировоззрения, дает навыки новой жизни, и при этом сотрудниками проводится специальная работа с человеком по проблеме его зависимости.

    — Человек в это время живет при приходе?

    — Он живет внутри прихода или монастыря. Как правило, это скорее приходы, чем монастыри. В монастырях особый уклад жизни, более строгий, поэтому совместить монастырскую жизнь с реабилитацией сложнее, чем приходскую жизнь.

    — Эти люди занимаются каким-то трудом?

    — Да, конечно. Они выполняют различные трудовые послушания, а также ведут духовную работу над собой.

    — Как Вы видите взаимодействие между предпринимательством и Церковью по поддержке таких проектов?

    — Для того чтобы это взаимодействие началось, надо, во-первых, изменить отношение к этим людям, потому что образ наркомана, который существует в общественном сознании, не соответствует реальности. Эти граждане, конечно, не подарок, но все же они люди, которые попали в беду, и надо помочь им вернуться. К сожалению, представители бизнеса и люди состоятельные, которые все же помогают, скорее, откупаются от проблемы, в лучшем случае выделяют средства с целью выведения этих людей из криминала, чтобы снизился уровень уличной преступности. Если мы не поймем, что эти люди нам нужны, что их нельзя просто так списывать, никаких серьезных изменений в работе с наркозависимыми не произойдет, эта работа будет бессмысленной. Наверное, сейчас это основное препятствие к взаимодействию. Мы помогаем этим людям, потому что ждем их возвращения в социум, прихода в нашу паству.

    Люди, посвятившие себя бизнесу, могут подумать о рабочих местах для этих людей, либо включить их в производственную цепочку. Например, в реабилитационном центре в рамках послушания, воспитанники могут что-то делать на продажу или выполнять какой-то этап работы в рамках конвейерного производства. Можно подумать об их профессиональном воспитании, о приобретении профессии в рамках реабилитации, чтобы по выходе они могли найти достойную работу, имели средства к жизни. Востребованы вещественные пожертвования на реабилитационные центры. Например пекарня, может отдавать часть хлеба, даже какую-то некондицию, которая не идет на продажу, либо магазин пожертвовать продукты, у которых истекает срок годности, но которые еще пригодны к употреблению. Важно иметь информацию о том, где есть реабилитационные центры и чем им можно помочь.

    Финансовая поддержка также востребована, потому что государство, к сожалению, церковную реабилитацию, да и не только церковную, не очень поддерживает. Финансирование церковных центров со стороны государства на данный момент составляет менее 1% от того минимума, который требуется для организации реабилитационного процесса. При увеличении финансирования мы бы могли улучшить материальный компонент реабилитации, нанять больше профессиональных сотрудников, повысить качество работы. Мы знаем, что в нашем государстве сейчас много вызовов, ситуация сложная, поэтому большой уверенности в том, что в ближайшее время начнется реальная помощь, нет. При этом еще не решен вопрос стандартизации и лицензирования реабилитационной деятельности. В любом случае, это не произойдет быстро. Сегодня наша работа осуществляется на частные пожертвования, а также за счет ресурсов самих приходов, монастырей, за счет ведения подсобного хозяйства. Поэтому мы будем рады любой помощи от предпринимателей, будь то финансовая поддержка или обучение и трудоустройство наших подопечных.

    Дина Иванова

    Чем помощь Церкви отличается от помощи государства, и ждет ли Церковь от людей благодарности в виде «веры» за свою «социальную деятельность», — епископ Каменский Мефодий

    Бог за спиной

    — Владыка, вот Церковь помогает и государство помогает. Церковная социальная деятельность чем-то отличается от светской?

    — Когда мы общаемся с людьми или помогаем кому-то, то понимаем, что за спиной — Бог. И если проблема неподъемная, то мы делаем столько, сколько можем, а остальное делает Бог - мы так верим. И часто Он делает гораздо больше, чем сделали мы сами. А если у нас успех - мы говорим: «Бог помог». Бывает, конечно, что не говорим, но это неправильно.

    Поэтому вся церковная помощь делается ради исполнения заповедей Христа. Мы не «добрые дела» делаем, а заповедь исполняем. Христос сказал: накормите, оденьте, утешьте, посетите, — мы пытаемся.

    И так получается, что заповедь всегда больше «добрых дел». Понимаете, когда мы совершаем «доброе дело», то зачастую гордимся: ах, вот какие мы благотворители, благодетели. А если исполняем заповеди и смотрим на сделанное, то практически всегда получается, что что-то не доделали. Или сделали неправильно. Но если хотели сделать правильно, а ума не хватило - Бог исправит. Так и живем: чем больше делаешь, тем больше видишь свои недостатки.

    Поэтому соцработа Церкви - не факультатив по добрым делам, а то, без чего христианство в принципе не существует.

    — То есть церковное социальное служение — не попытка восполнить пробелы государства?

    — Что вы, нет, конечно. Наша позиция - не критиковать, а взаимодействовать. Нецерковные социальные учреждения сами разберутся в своих проблемах. Видеть свои недостатки, а не на чужие, — опять же, заповедь Христа. Иначе очень трудно сохранить внутренний мир. А так нам легко: государство - старается насколько может, люди, которые социальным служением занимаются - замечательные. Бывает, что им не хватает ресурсов, но все же не настолько, насколько не хватает нам.

    Ждет ли Церковь «благодарностей?»

    — Церковная помощь все-таки предполагает некую, скажем так, ответную реакцию: мы вам поможем, а вы «в нас поверите». Разве это не корысть, не манипулирование? Каковы здесь критерии подхода? Как помочь человеку, но оставить за ним свободу, не дать ему чувствовать себя обязанным?

    — Манипулирование - это технология, когда манифестируется одно, а достигается другое. Например, человек делает добрые дела, но конечная его цель, получить максимальное число голосов на выборах. Это и есть манипулирование общественным мнением. Церковь говорит не про это.

    — А про что?

    — Про помощь. Если человек просит попить, то дай ему попить. Если ему больно, значит надо ему помочь боль преодолеть. Ему холодно, значит его надо одеть. Церковь -- про вот это.

    — А разве у Церкви нет цели донести весть Христа до «всех народов»? Чтобы как можно больше людей стало христианами?

    — Я не сводил бы это к социальной деятельности. Нам как будто инкриминируют, что все, что мы делаем, мы делаем с какой-то посторонней мыслью. Поймите, нет никаких посторонних мыслей. Тем кто нуждается в помощи, мы помогаем. Вот и все.

    Сам Бог помогает тем нуждам людским, какие у них есть. Отец наш небесный милосерд есть, — сказано в Евангелии. Он не делит людей на «вам буду помогать», а «вам не буду». Люди сами свой выбор делают, сами решают, хотят ли они знать о Христе или нет. И если человек приходит и просит помощи, мы помогаем, а уж потом, если спросит, а почему мы так поступили, отвечаем: «так нам Бог велел подавать. Такая заповедь есть».

    — А как тогда оставить свободу за человеком, как не дать ему чувствовать себя обязанным?

    — Понимаете, человек либо свободен, либо - нет. Свободу у человека отнять нельзя. Свобода - это наше внутреннее состояние. Человек может оставаться свободен в самых невероятных условиях, и потерять свободу там, где на нее никто не покушается.

    И когда мы помогаем, то делаем так, потому что Бог нам велел. Он велел заботиться о ближних. Ну причем здесь свобода? Человек нуждается, он голоден. Я его накормил, он что, потерял свою свободу? Нет, конечно. Если бы я ему сказал, что это стоит столько-то, а ты сейчас платить не можешь, заплатишь позже… но я же так не поступаю.

    — Да, но у человека, которому помогли, в ответ может создаться ощущение, раз помогают, значит, я обязан.

    — Понимаете, когда человеку помогают, он действительно «обязан». В этом есть некоторая правда. Но требовать от него никто не станет, мол, мы тебе сделали добро, давай, верни нам сторицей. Когда человеку помогают, делают для него что-то доброе, это нормально, как и нормально, если у него возникает чувство признательности и желание в ответ кому-то помочь. Это естественно, это здоровая человеческая реакция.

    Например, мы должны родителям, которые нас вырастили, должны государству, которое о нас заботиться, должны всякому человеку, который нам помог, но мы должны отплатить не чем-то конкретным, например «принять нашу веру» (это ваш выбор), но хотя бы признательностью.

    Церковь отвыкла

    — Социально активную Католическую церковь упрекают в уходе «в социалку». Какие уроки могут быть здесь полезны для Русской Церкви?

    — Боюсь, нам далеко до проблем католиков. Пока у нас «социалка» в дефиците.

    Но полезного опыта у католиков много. Когда происходит катастрофа, какая-то человеческая трагедия, католики нередко первыми оказываются рядом. При этом католики ничего не навязывают. Здесь действует принцип: кто первый прибежал на помощь, тот и собрал людей вокруг себя.

    К сожалению, в Русской Православной Церкви этой прыти не хватает.

    Есть некоторое оправдание, что период богоборчества в России оставил такую разруху, что нам восстановить бы утраченное, не то чтобы бегать по миру помогать. Есть определенный кадровый голод. В нашей Церкви не хватает людей. Нам просто трудно бежать кому-то помогать. К сожалению, да, мы пока слабые. Отвыкли помогать. Если человек долго чем-то не занимался, навыки утрачиваются. Как у космонавта, который после невесомости заново учится ходить по земле.

    Многие батюшки советского воспитания еще не могут переключить, войти в новую реальность. При этом они замечательные. Но социальное служение сегодня предполагает профессионализм, знание технологий социальной работы. А молодым, наоборот, не хватает опыта жизни в христианской среде.

    Но я не думаю, что нас нужно сравнивать с католиками. У нас разная история. Тот, кто хочет учиться, может учиться у всех. Социальному служению можно учиться и у католиков, и у протестантов, у представителей других конфессий и у светских специалистов.

    Например, мусульмане больше уважают старость, больше заботятся о детях, у них больше сплоченности, в том числе родовой, и разве это плохо?

    Но, учась у всех, надо найти собственный адекватный ответ.

    Вообще, самое важное — делать свое дело с сердечным участием. Помнить, ради Кого все. Только тогда «социальная деятельность Церкви» не заслонит живого человека.

    Я здесь «ради помолиться»

    — В чем здесь роль епископа? Он - начальник, аналитик, менеджер, стратег, или?

    — Сам я только два года епископ. Успел понять, что, как минимум, епископ не должен мешать проявлению активности священников. Напротив, поощрять ее.

    Но чтобы Церковь была «социально активна», кроме активного батюшки нужна здоровая церковная община. Именно община, а не отдельно взятый священник, в силах заниматься помощью людям. Таких общин очень мало. Под общиной я подразумеваю собрание единомышленников в приходе.

    Евхаристическая община, священник и прихожане - одна семья. Это когда люди друг для друга становятся одной общей душой, действием, мыслью, одним чувством - во Христе, согласно Его заповеди. А сегодня потребление стало идеологией. Поэтому часто люди и в храм приходят пользоваться, а не служить.

    Понимаете, служит же не один священник: вот он пришел, служит и зарплату получает. Но что может один батюшка без общины? Служить должны все члены общины, потому что каждый из нас — член тела Христова. Каждый призван участвовать общем делании. Ведь первые христианские общины не просто вместе молились, там каждый знал, как и чем живет другой, в чем нуждается.

    Увы, таких общин, где служение понимается как заповедь, крайне мало. Чаще встречается талантливый священник, рядом с которым собирается кучка преданных чад. И эта кучка как-то выживает, трудится, а остальные - в большинстве своем равнодушные люди, который приходят «я здесь ради помолиться».

    Священники, епископы - в некотором смысле — благочестивые технологи, которые обладают опытом, знаниями, пониманием ситуации, полномочиями.

    Но мы - не «начальники», мы в социальном плане — исключительно помощники общинам в той помощи, которую она может оказывать другим. Мы помогаем взаимодействовать членам общины между собой, с государством, знакомим с технологиями, опытом, но все, по сути, «делает» община.

    Мы живем по понятиям

    — Есть ли четкое разграничение и понимание на местах, за что в соцпомощи отвечает Церковь, за что государство? Или мы работаем «на одном поле»?

    — Мы работаем на одном поле. Но у государственных структур все «по правилам». А у нас — по понятиям. Хотел бы чиновник помочь, но регламент не позволяет, а средств из личного кошелька нет. В этом смысле Церковь более свободна, мобильна. Поэтому часто она может помочь там, где государство в силу всяких законоположений помочь не в силах.

    Церковь здесь готова «восполнять» государство, брать на себя какие-то задачи, которые нам проще выполнить. И в этом случае государство может делегировать нам социальный заказ, поддерживая финансово. В Церкви всегда есть энтузиасты, а у них есть деньги.

    Церковь просит свободы творчества

    Нам необходимо очень благоразумно выстраивать отношения с государством. Потому что проблемы во взаимодействии неминуемы. Какие, например? Государство приходит туда, где Церковь более свободна. Но прежде чем дать средства, помочь, оно требует подписаться под своими стандартами. И это губит дело на корню.

    Например, в борьбе с наркозависимостью есть госстандарт: с наркозависимыми имеет право работать только специалист, психолог. Священник специалистом не считается. Он вообще никем не считается. У нас главные «профессионалы» в Церкви — это священники и архиереи. Но образование, которое они получили, не имеет аккредитации у государства. И с этой точки зрения архиереи и духовенство — люди неграмотные.

    Другой пример: хочет Церковь помочь одиноким старушкам. Организует богадельню, где о них заботятся. Но существуют стандарты даже по квадратным метрам на человека в приютах. А Церковь такая нищая, что мы физически не можем дать эти метры из наших ресурсов. И получается, что жизнь старушек в церковной богадельне не соответствует госстандартам, потому что нет у них теплого туалета, например. И все, по стандарту такое заведение, как бы хорошо к бабушкам там не относились, должно быть закрыто.

    Поэтому хорошо было бы, чтобы государство оставило Церкви некоторую свободу творчества в помощи людям.

    Если мужи государственные поймут, что Церковь не выступает против людей, что она не злобу вносит в общество, а напротив, решает то и там, где государству трудно решить, — нам всем будет легче.

    «Не учите меня жить»

    — Среди добровольцев немало неверующих, которые хотят помочь, но не хотят, чтобы их учили жить: я сам разберусь, во что верить.

    — Ну и замечательно. Правда, хорошо бы понимать, что помощь помощи - рознь. Представьте, мы хотим сохранить жизнь нерожденному ребенку. А к нам приходит волонтер, у которого иные, чем у нас, ценности, и он считает, что главное — пожалеть женщину, ее семью и уберечь от рождения ребенка-инвалида. Его мало интересует вопрос, а как потом такой женщине жить или что будет с ее душой.

    Понимаете, мы все хотим помочь, но у нас разное понимание смысла этой помощи. Поэтому с некоторой помощью Церковь не может согласиться.

    И то, что кому-то кажется разговором «о Боге», на самом деле есть попытка с нашей стороны найти общее смысловое поле, общее понимание того кому, как и что делать.

    Если человек хочет «поволонтерить» от лица Церкви, ему надо разобраться, какое отношение к Церкви имеет он сам. Если волонтерить для него: разгрузить машину, грядку прополоть, помочь физически — нет проблем. Но если он хочет с людьми работать от лица Церкви, это другое дело. Да, у нас есть правила, есть свой дресс-код, есть соответствующий заповедям моральный кодекс, есть вещи, которые мы просто не можем позволить себе делать и говорить, это нужно понимать.

    Под чем Церковь не подписывалась

    — Всех не накормишь и каждому не поможешь. Бывает ли у вас чувство бессилия? И если вы что-то не можете сделать - что вы делаете?

    — Это только так кажется, что всех не накормишь…

    Вообще, человек не должен на себя взваливать то, к чему его не призывали. И Господь не пришел всех накормить, честно говоря. Если бы он пришел с этой целью, наверное, мы жили бы по-другому. Это первое искушение — «Пусть камни эти хлебы будут», но Он также сказал «не хлебом единым жив человек».

    Поэтому надо понимать, что «накормить всех, помочь всем в исполнении их желаний» — под этим Церковь не подписывалась, Господь не подписывался. У Него другая миссия была. И если мы в этом разберемся, нам не придет в голову создавать рай на земле, а значит, нас не накроет отчаянием.

    Понимаете, если человек правильно понимает свое положение, роль, задачи, то его крайне трудно выбить из колеи, сложно им манипулировать, еще сложнее ввести в отчаяние и безнадежие.

    — А как же выгорание в «помогающих профессиях»?

    — Когда во всем и везде Я, Я, Я, - а мы с этого и начали, - тогда и выгорают. Когда говорят не Я, а Бог, когда человек верно соотносит собственное усилие и помощь Божию, когда соизмеряет свои силы своему делу, когда не пытается успех приписать себе, то выгорания не происходит. Потому что если он все делает правильно - он только от этого растет.

    «Справок о доходах у благотворителей не спрашиваем»

    — -А как вы строите отношения с благотворителями? Кто помогает? Много ли тайных благотворителей?

    — Благоразумно строю отношения. Когда человек приходит к нам, мы не спрашиваем: кто ты такой? почему решил пожертвовать? Мы не спрашиваем справок о доходах ни благотворителей, настроены доверять тем, кто сам просит помощи. Если помощь нужна, то даем, если нам готовы помочь, не отказываемся.

    Но действительно, есть определенная мифология о Церкви. Например, что она очень богата. Поэтому многие не доверяют, не хотят помогать через священников. Это говорит о том, что доверие к Церкви не так велико, как нам хотелось бы.

    Когда человек сделал доброе дело — нам важно ответить ему благодарностью. У нас даже есть чин благодарения.

    Благодарить - это тоже делание. Во всем благодарить.

    И как это относится к Богу, так же это относится к людям, через которых помощь приходит в Церковь.

    — Согласитесь, что быть волонтером, социально ответственным - сейчас модно. Благодаря ли СМИ, но есть ощущение, что возросло понимание того, что помогать — «правильно». Но насколько это понимание прочное, настоящее?

    — Вот бывает, приедешь в какой-то город, тебя там хорошо встретят, а в другой приедешь, — там холодно, грязно и нахамили. И у тебя впечатление уже обо всем городе, что хуже его нет. Так что тут трудно сказать, и какой город лучше, и какой благотворитель лучше, и стало ли «время» лучше.

    Магеллан вон, океан переплыл и от Огненной земли до Филиппинских островов во время его плавания ни разу не было ни бури, ни шторма. Поэтому он назвал океан Тихим. Но ему просто повезло, что на большом океане шторма не было.

    Не могу сказать, возрастает ли милосердие в людях, или оскудевает.

    Преосвященный Мефодий, епископ Каменский и Камышловский

    Дата рождения: 10 ноября 1957 г.
    Дата хиротонии: 25 января 2014 г.
    Дата пострига: 6 декабря 1984 г.
    День ангела: 17 июня

    В 1975 г. закончил среднюю школу № 35 г. Уфы. В 1975-1982 гг. обучался в Московском физико-техническом институте на факультете молекулярной и химической физики. По окончании устроился преподавателем физики в Башкирском государственном медицинском институте в Уфе.

    В мае 1984 г. уволился из БГМИ. По благословению епископа Ивановского и Кинешемского Амвросия алтарничал в Троицкой церкви с. Петровское Лежневского района Ивановской области.

    6 декабря 1984 г. епископом Ивановским Амвросием пострижен в мантию с наречением имени Мефодий в честь преподобного Мефодия Пешношского. По принятии монашества продолжил свое служение на том же приходе.

    11 августа 1985 г. епископом Амвросием рукоположен в сан иеродиакона, а 19 августа - в сан иеромонаха. Назначен настоятелем Никольской церкви с. Григорьево Тейковского района Ивановской области.

    9 февраля 1988 г. назначен настоятелем Георгиевского храма с. Георгиевское Кинешемского района Ивановской области.

    Ко дню Святой Пасхи 1992 г. возведен в сан игумена.

    С 1998 г. занимался реабилитацией наркозависимой молодежи на приходе. Принимал участие во многих конференциях, посвященных проблеме помощи наркозависимым и ВИЧ-инфицированным, в том числе международных. За деятельность по реабилитации наркозависимых пациентов в 2005 г. Федеральной службой РФ по контролю за оборотом наркотиков награжден медалью «За содействие Госнаркоконтролю России».

    В 1999-2004 гг. обучался на заочном секторе Московской духовной семинарии.

    В Иваново-Вознесенской епархии кроме настоятельства выполнял следующие послушания:

    с 10.05.2007 г. по 16.07.2012 г. - секретарь епархиальной дисциплинарной комиссии;
    с 01.12.2008 г. по 10.06.2011 г. - секретарь епархиального суда;
    с 12.03.2009 г. по 20.10.2010 г. - член экспертного совета при учебном комитете Иваново-Вознесенской духовной семинарии;
    с 10.06.2011 г. по 16.07.2012 г. - председатель епархиального суда.

    В 2008 г. епископом Иваново-Вознесенским и Кинешемским Иосифом награжден архиерейской грамотой. В 2010 г. Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом награжден Патриаршей грамотой.

    В 2010-2011 гг. возглавлял группу экспертов, привлеченных к написанию в рамках работы Межсоборного присутствия документа «Об участии Русской Православной Церкви в реабилитации наркозависимых».

    С сентября 2010 г. - аспирант Общецерковной аспирантуры и докторантуры (кафедра церковно-практических наук).

    С 1 октября 2010 г. - внештатный сотрудник Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, руководитель Координационного центра по противодействию наркомании.

    В 2010 г. участвовал в подготовке Соглашения о взаимодействии между Русской Православной Церковью и Государственным антинаркотическим комитетом (подписано 21 декабря 2010 г.).

    С 14 марта 2011 г. - председатель правления Благотворительного фонда св. прав. Иоанна Кронштадтского, учрежденного Синодальным отделом по церковной благотворительности.

    С июня 2011 г. - заместитель сопредседателя совместной рабочей группы Государственного антинаркотического комитета и Русской Православной Церкви.

    С ноября 2011 г. - член Коллегии при Синодальном отделе по церковной благотворительности.

    С июля 2012 г. - клирик новообразованной Кинешемской епархии.

    С февраля 2013 г. - член Общественного совета при ФСКН России.

    В феврале 2013 г. назначен представителем Русской Православной Церкви в Межведомственной антинаркотической рабочей группе Коллегии при Полномочном представителе Президента РФ в Центральном федеральном округе.

    Решением Священного Синода от 25-26 декабря 2013 г. (журнал № 134) избран епископом Каменским и Алапаевским.

    5 января 2014 г. за Божественной литургией в Успенском кафедральном соборе г. Кинешмы епископом Кинешемским и Палехским Иларионом возведен в сан архимандрита.

    Наречен во епископа 24 января 2014 г. в храме Всех святых, в земле Российской просиявших, Патриаршей резиденции в Даниловом монастыре в Москве. Хиротонисан 25 января за Божественной литургией в храме св. мц. Татианы при МГУ им. М.В. Ломоносова в Москве. Богослужения возглавил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

    Решением Священного Синода от 28 декабря 2018 г. (журнал № 111) правящему архиерею Каменской епархии присвоен титул «Каменский и Камышловский».

    Образование:
    1982 г. - Московский физико-технический институт.

    2004 г. - Московская духовная семинария

    Общецерковная аспирантура и докторантура.

    Я тоже с Урала. Я родился в Уфе, это южный Урал, поэтому особо привыкать мне не надо. Это тот же климат, те же люди.

    Любовь к месту служения вкладывает Бог, поэтому здесь тоже проблем нет. А привыкание – ну, как-то я вошел, и мне кажется, пока нормально. Главное, чтобы они меня «переварили», а не я их.

    Конечно, это тоже моя проблема – чтобы паства не испугалась нового архиерея; такое может быть. Все-таки, сам знаю, архиереи внушают страх, поэтому в самое ближайшее время пройдёт епархиальное собрание, где я постараюсь снять ненужные домыслы, рассказать о себе – кто я, что мне нравится, что не нравится, за что я буду одобрять деятельность человека, а за что, наоборот, буду наказывать.

    Наказывать буду, в общем-то, не я – я буду действовать в рамках православных канонов. Но надеюсь, что и паства, особенно клирики, не будут эти каноны нарушать. И тогда проблем в наших отношениях не будет. Если будут серьезно нарушать, тогда я не смогу для них что-то сделать – поскольку не могу покрывать преступления, если они имели место.

    Что меня ждет на месте нового назначения – я не знаю. Это трудно предсказать. Пока я стараюсь разобраться, куда приехал. То есть не внешне – внешне меня практически все устраивает, я говорю о внутреннем состоянии епархии.

    Но сразу это понять невозможно. Трудно понять, с кем я работаю, кто находится рядом со мной – этих людей выбрали до меня, я просто пытаюсь вместе с ними делать то дело, которое мне поручено. Ну, а там посмотрим.

    Возможно, будут некоторые перемещения, но не перемещения с прихода на приход – к этому я отношусь крайне отрицательно. Потому что здесь страдает не столько священник, сколько паства. Но в тех случаях, если паства ждет не дождется, когда священника уберут, в этих случаях перемещения, конечно, могут быть. Такие случаи в церковной жизни нечасто, но бывают.

    Об умножении епархий

    На самом деле, я настроен к епархии благожелательно. Мне кажется, во многих отношениях она обладает огромным потенциалом. Хотя сейчас есть вещи, которые не находятся на должном уровне. В первую очередь, не хватает священников – образованных, талантливых, как сейчас говорят миряне, харизматичных, креативных. Но их не хватает везде.

    Если увеличить количество клириков в два раза, это будет правильно, но как это сделать – я пока не представляю. Поэтому я всячески не настроен на то, чтобы священники уходили из епархии, мне хотелось бы, чтобы епархия была привлекательной.

    С другой стороны, это новая, молодая епархия, понятно, что жизнь в ней еще только выстраивается. Трудно жить в эпоху перемен, но, в конечном итоге, умножение епархий принесет огромный положительный плод Церкви.

    Думаю, вся жизнь Церкви переменится из-за умножения епархий. И само осуществление этой идеи мне кажется потрясающим событием нашего времени – судьбоносным для Церкви, для России, а может быть, и для мира.

    О прихожанах епархии

    В епархии есть большая проблема, которая слишком очевидна, даже прежде, чем туда попадаешь – это рабочая епархия. Это не епархия, в которой живут предприниматели, люди культуры. Это, в основном, рабочие – заводы, фабрики. Но церковная миссия среди рабочих, среди пролетариата, – самая неуспешная.

    Скажем, предприниматели – они молятся Богу, потому что понимают, что многое подчинено таким вещам, которые не зависят от них. Насколько будет сбыт, смежники, насколько продукция будет продаваться, удастся ли приобрести сырье, будут ли квалифицированные кадры и так далее. Очень много факторов, которые невозможно контролировать. И они прекрасно понимают, что надо молиться.

    Крестьяне – то же самое: постоянно молятся, чтобы был урожай, возможность провести сенокос, чтобы плодился скот, была благоприятная погода и так далее. Поэтому тоже молятся.

    Люди культуры, которые живут по вдохновению, понимают, что надо молиться, чтобы это вдохновение пришло.

    А рабочий, который пришел, отработал смену, точит какие-то болванки – ему не о чем молиться. У него жизнь распределена от зарплаты до зарплаты, он живет в каких-то рамках, и в этих рамках небо не присутствует.

    Может быть, я говорю очень жестко, но, тем не менее, это так. И это – большая трагедия. Проводить миссию среди рабочих сложнее всего, это тот контингент, который хуже всего воцерковляется.

    Фото Анны Гальпериной

    Второе. Я уже заметил, к своему огорчению, что в храмах епархии мало молодых людей. Не так, как в Москве. Это тоже очень сильно огорчает, потому что молодежь там есть, но она не в храме.

    Как выстроить миссию взаимодействия с молодежью, как ее привлечь? Понятно, что молодежь идет на молодежь, что нужна православная молодежь, которая будет активной, талантливой, вдохновляющей, которая сможет увлечь за собой других людей. Это очень важно.

    Нужна благочестивая раскованность среди наших молодых, которой нам, наверное, не хватает. Потому что скованность, которая происходит на первых этапах вхождения в церковную жизнь, связывает. Когда человек всё время думает: «Я не знаю, как это по-православному», – его будто бы парализует. Парализует заданность каких-то параметров. А нужна активность. В общем, проблема молодежи – тоже большая проблема, с которой надо работать.

    Вообще, остро стоит проблема миссии, катехизации. Я заметил, что у нас в епархии есть ряд отделов, содержательной работы которых я пока не вижу. Хотя, может быть, она есть, просто я с ней не знаком.

    Катехизация – это очень важно в наше время. Мы должны активно работать для духовного просвещения общества, иначе будем одним из последних поколений священников. Нельзя позволить, чтобы сейчас наша паства вымирала. Это неправильно.

    Может быть, конечно, мне всегда будет казаться, что народу в храме мало, сколько бы его там ни было. Ну, что сделаешь, тогда я буду просить Бога, чтобы было больше и больше. Я должен так видеть ситуацию. Если я вдруг скажу, что людей много, что тогда? Проситься на покой?

    О священниках епархии

    Вы знаете, мне трудно сказать, какие они. Я думаю, что они разные – как и все прочие люди. У священника бывает много искушений. Священник – это очень опасная профессия.

    В нашей церкви так устроено, что всякий священник одновременно уже и пастырь, и духовник, хотя, на самом деле, далеко не каждый из них действительно может быть душепопечителем, пастырем, вождем народа.

    Но священников не хватает, куда деваться, у нас в епархии священники окормляют по нескольку храмов одновременно. Какая у него паства, где его паства? Поэтому трудности у священников, конечно, существуют и очень большие.

    Опять же, всегда будет чувство недостаточности – опыта, и так далее. А если мы говорим, что всего достаточно, ну что тогда делать?

    «Мнение мешает быть мнимому» – есть такое очень серьезное аскетическое положение. Если мы считаем, что у нас всего много, то мы обнищаем, если мы считаем, что всего мало, то проявим усердие и обогатимся.

    О казачестве

    Казачество – достаточно активная часть общества. Но часто кажется, что их мнение о себе превышает то, что они реально делают в жизни России. То есть шума несколько больше, чем реальных дел. И такое ощущение, как мне кажется, складывается не только у меня, а у многих. Хотелось бы, чтобы были реальные дела, и тогда не будет каких-то таких вопросов.

    И не всегда казаки воцерковляются. В некоторых случаях церковь они воспринимают как атрибут своей казачьей жизни, а это тоже неправильное отношение. И если казаки ставят свое казачество выше других важных вещей, то есть возникает недолжная ориентация в ценностях, – то происходят недоразумения с окружающими.

    Хотя этот опыт вынесен мной из других случаев взаимодействия с казачеством. С казачеством же епархии я еще не познакомился, и как там обстоят дела, не знаю. Знаю только, что в епархии есть отдел по казачеству, и что работает он неплохо.

    По крайней мере, монастырь, в котором я живу сейчас, охраняется казаками. Они взяли на себя функцию охраны и делают это бесплатно, мы им не возмещаем их труд, это просто их служение. Но за это мы благодарны, конечно.

    О месте мирян в Церкви

    У них нет места как такового. Вообще, что значит «место мирян»? Например, нет епископа вообще – есть епископ конкретной епархии. Епископ и народ – это некоторое единство. Неразрывное, как единство мужа и жены. То же самое: нет священника вообще, а есть священник определенного прихода. Священник должен быть священником определенного народа, определенной паствы.

    «Место мирян» – не хотел бы в таких категориях говорить. Дело в том, что активность должна проявляться мирянами, священник – это только пастырь. Это как есть стадо овец, и есть пастырь. Вся деятельность должна лежать на мирянах, а священник – только руководитель, дающий благословение. Сакраментальная часть – да, здесь епископа, священника никто не может заменить, а в остальном они просто руководят деятельностью епархии или прихода.

    К сожалению, у нас миряне смотрят на епископов, на священников странно: дескать, они должны все делать. А они не могут сделать все одни. Есть талантливые священники, у которых огромная паства, и тогда они действительно делают очень много дел. Священник один, а паства огромная – и огромные дела.

    Фото Анны Гальпериной

    Тот же самый, скажем, епископ Пантелеимон (Шатов): у него огромная паства, вокруг него сплотилось большое количество мирян, которые взялись за множество совершенно разных социальных проектов, делали свое дело с энтузиазмом. Теперь они же создали разные структуры Синодального социального отдела – их активность никуда не пропала. Здесь в отделе не так много священников, в основном, это миряне, которые творчески подходят к своему делу.

    Наше направление, противодействие наркомании, одно из немногих, возглавлялось клириком, а теперь я епископ и возглавляю направление, но это очень редкий случай.

    Деятельность мирян в церкви многообразна. По сути, вся деятельность должна строиться с помощью мирян. Миссионерство, катехизация – все эти проекты, которыми церковь сейчас должна заниматься, – это все лежит на мирянах, только благодаря их активности можно что-то сделать. Если этого не будет, не будет ничего.

    Сколько у нас священников? Они с большим трудом успевают совершать богослужения, требы и таинства, которые никто за них совершать не может. Все остальное – миряне. Одна из основных проблем – это, чтобы миряне осознали свою ответственность за церковное служение. Не место свое нашли, а взяли на себя ответственность за дело Божье. И здесь они могут сделать часто не меньше, чем священник, а в некоторых случаях – и больше.

    Они могут войти в какое-то сообщество как свои, и изнутри привести его ко Христу. Священник не может войти незаметно – просто из-за своего внешнего вида. Архиерей – тем более. Он появился – все сразу вокруг деформируется, в этом есть определенная трагедия архиерейского служения.

    Об архиерейском служении

    Что я могу сказать, епископов надо беречь. Я понимал это и раньше, до епископства, старался правильно к ним относиться, берег их время. Когда приходил к епископу с вопросами, всегда их записывал, старался лишнее время не засиживаться. Я понимал, что действительно у него много дел, обязанностей.

    У нас, к сожалению, бывают люди, которые приходят к епископам, совершенно не контролируя ситуацию. Многие у нас вообще очень плохо понимают слово «регламент» – не готовятся к встрече, не укладываются в отведённое время. И вот такая доступность для всех – означает отдать епископа на растерзание людей – я не думаю, что это правильно.

    Даже Господь сформировал вокруг себя группу учеников, и они были рядом с ним. Не все говорил Он, миссия лежала и на учениках, и даже встречи с Господом, как написано в Евангелии, проходили через посредство учеников. То есть апостолы узнавали, когда кто-то хочет поговорить с их Учителем, и люди подходили к Нему через учеников.

    Если даже там была некоторая структура, то церковь, тем более, структурное образование. Поэтому, конечно, епископ должен быть доступен для людей, но это не значит, что он должен быть отдан им на попрание.

    У нас много людей нецерковных, они часто приходят к епископу с совершенно странными запросами и требуют, чтобы церковь каким-то образом воздействовала на те или иные явления, – например, выступила в качестве политической силы. С такими людьми я бы не хотел особо встречаться. Поэтому не могу сказать, что доступ будет абсолютно свободным.

    Думаю, что благочестивые люди, которые понимают важность своей встречи, если у них будет действительно важный вопрос, на неё попадут. Но я не могу пить чай со всем населением области. «Пойдем, поболтаем с епископом», – я просто не смогу этого, даже если бы хотел. И сколько чашек чая я должен выпивать каждый день в таком случае? Я уж не говорю о других жидкостях.

    Я встречаюсь с людьми, но когда они со мной общаются, они совсем не такие, каковыми являются обычно. Поэтому у меня может сложиться о них превратное представление.

    Священники – тем более: они подстраиваются под архиерея, потому что всецело от него зависят. Их жизнь зависит от архиерея, поэтому они стараются себя выказать максимально благочестивыми. Поэтому я многие годы могу не догадываться, что какой-то человек рядом со мной двуличен. У меня нет такой благодатной прозорливости, чтобы я видел людей насквозь.

    И часто люди стараются манипулировать начальством, с этим тоже придется столкнуться. Попытки манипулировать епископом – это, в общем, достаточно распространенное явление.

    О публичности архиерея

    Публичность пугает, может быть, вначале, потом к этому как-то привыкаешь. Какая разница, сколько людей на тебя смотрит? Есть некоторое напряжение, но особой проблемы в этом нет.

    И потом, в отличие от священника, за архиереем следят. Тебе и рясу погладят и наденут, и панагию, и крест поправят. Так что можно вообще ходить, ни о чем не заботиться. Поэтому публичность слишком не напрягает.

    Такова жизнь вообще. Любой руководитель в любой организации сталкивается со множеством людей. Конечно, он должен быть сильнее и создать особый мир, особую атмосферу внутри прихода, внутри своей семьи, домашней церкви. Но, когда ты выходишь в мир, ты сталкиваешься с миром, – это неизбежно.

    Фото Анны Гальпериной

    И все-таки в настоящее время у Церкви есть определенный режим благоприятствования. Сейчас Церковь является уважаемым институтом: к священнику относятся хорошо, даже, может быть, слишком хорошо, мы не всегда заслуживаем того отношения, которое нам оказывают. Это заслуги не наши, а Христа, святых и подвижников.

    Понятно, они на нас распространяются, но мы должны понимать, что честь оказывают не нам, не мне конкретно как человеку, а моему сану, моему священству, моему архиерейству. Поэтому в этом смысле я совершенно не обольщаюсь на свой счет, я уже давно этим переболел.

    Сейчас в жизни архиереев появился еще один положительный момент. Раньше, когда архиереев было мало, они жили друг от друга на большом расстоянии. Архиереи были очень одинокими людьми. Архиерею трудно дружить даже с теми, с кем ты был другом долгое время, – отношения перестраиваются, даже если это церковные люди. И часто архиерей оказывается одиноким человеком. Есть такое вынужденное одиночество людей, которые вышли, скажем, на вершину в своей сфере – не только архиереи, но и правители, министры, цари – это, как правило, одинокие люди.

    Сейчас, слава Богу, архиереев много, и проблема одиночества снимается. Потому что среди большого числа архиереев всегда можно найти друзей, с которыми чувствуешь себя на равных, которые не будут перед тобой тушеваться и благоговеть, а скажут все, что думают. И это замечательно.

    О примерах архиерейского руководства

    Можно говорить о примерах, которые далеко, и о примерах, которые близко. Мне повезло с теми архиереями, с кем я жил, общался, под руководством которых я сам находился.

    Владыка Амвросий Ивановский, затем Иваново-Вознесенский и Кинешемский, который ныне ушел на покой. Замечательный архиерей, выдающийся. И какие-то качества его как отца проявлялись постоянно. Такое чувство возникало, что общаешься с аристократом духа.

    Владыка Иосиф Иваново-Вознесенский и Вичугский – очень талантливый администратор и предсказуемый человек. Может быть, строгий, но такой, который живет по правилам – это тоже важно. Жить по правилам – это не страшно, страшен руководитель, который живет не по правилам. Сегодня он такой, завтра – другой, сегодня – одно, завтра – другое, правила меняются два раза на дню – тогда просто невозможно работать.

    А у владыки можно было поучиться организации работы епархиального управления, его устройству, тонкой настройке. И во многом мы строим работу епархиального управления Каменской епархии по образцу работы Иваново-Вознесенской.

    Также владыка Пантелеимон – выдающийся человек, выдающийся архиерей, не очень тиражируемый, к сожалению. Явно человек, живущий в благодати. Я также с ним работаю, и у нас хорошие, очень теплые отношения. У него можно многому поучиться.

    Владыка Алексей Фролов, епископ Орехово-Зуевский, потом Костромской, который недавно скончался. Я у него окормлялся несколько лет, и он благословлял меня не отказываться от архиерейства.

    У меня были замечательные учителя, примеры. Я не говорю о тех, кто далеко, я, может быть, не очень хорошо их знаю. Но все те архиереи, с которыми я был рядом, которым я помогал, для меня составляют образец. Может быть, не каждый во всем, но у каждого есть свой особый талант.

    Также я очень тесно общался с духовниками, со старцами, окормлялся, к счастью, у таких людей, которые не только называются старцами, а которые ими являются. Поэтому и здесь мне повезло по жизни, у меня прекрасные примеры для правильного понимания духовности. Подражать им я едва ли смогу, это люди просто другого масштаба, другой одаренности. Ну, по силам буду стараться соответствовать тому званию, к которому Церковь меня призвала.

    Об архиерее и священниках

    Священство предполагает очень строгие канонические критерии отбора. Человек должен быть не только образованным. Я не говорю, что святым, а все-таки чистым по жизни, не иметь нареканий – это обязательное требование. Поэтому для кандидатов в священство существует достаточно строгий отбор. Потом священник – всегда заметен, он не может позволить себе чего-то не должного. А если позволяет, то моментально распространяется негативная молва.

    Священник – это, в любом случае, публичный человек, особенно в наше время, если он не скрывает свое священство. Бывает, некоторые священники – подстригаются коротко, ходят в мирском платье – этим они могут скрывать свое священство.

    Но я свое священство никогда не прятал, еще в советское время ходил в священнической одежде по улицам. Нам за своего Бога или за свое служение стыдиться не следует, потому лучше носить нашу одежду, если нет жесткого запрета.

    Священник – человек очень заметный, у него шаг вправо, шаг влево – ему «расстрел» – извержение. То, что прощается мирянам, священнику не прощается – второй брак, какое-то воровство, ударить кого-то, пьянство, алкоголизм – все это повод для извержения из сана.

    И я должен признать, что, к сожалению, мы не можем должным образом или с должной строгостью относиться к огрехам в служении некоторых клириков, просто потому что их не хватает. Но в целом все-таки, когда действительно есть серьезное уклонение от какой-либо священнической нормы, Церковь поступает однозначно.

    И сейчас, хотя бы священников не хватало, хотя бы были трудности, это одна из обязанностей архиерея – следить за тем, чтоб пастыри соответствовали своему званию. Или, как минимум, не позорили его, иначе результат их служения будет обратный.

    Об антинаркотической деятельности

    Я надеюсь, что не зациклен на реабилитации наркоманов. Это была одна из составляющих моего служения. Был промысел Божий о том, чтобы я этим занялся, для меня это очевидно. Сейчас промысел Божий вывел меня на служение епархиальное.

    Я не смешиваю два этих служения. Служение по помощи наркозависимым оставлено за мной Святейшим Патриархом, я буду продолжать эту работу на общецерковном уровне. Но также и заниматься устройством епархиальной жизни. Когда Патриарх говорил мне напутствие, там слово «наркомания» или эта тема никак не прозвучала. Я не услышал послушания организовывать в епархии антинаркотическую деятельность.

    Понятно, что от этого я не уйду, это меня настигнет и там, уже настигает. Меня сделали членом совета регионального ребцентра «Урал без наркотиков». То есть я все равно не могу спрятаться от этого.

    «Город без наркотиков» Ройзмана – это альтернатива государственному центру. Знаете, я не хотел бы об этом центре говорить, давать оценки по той причине, что я знаком с этим поверхностно. Так, слухи. Потому говорить серьезно на эту тему я бы не хотел, тем более, что относительно работы центра бушуют страсти, люди перестали друг друга слышать.

    О почитании Великой княгини

    Да, я согласен с тем, что нездорового почитания, особенно царской семьи, слишком много. Иногда встречается почитание царя как искупителя Руси, что вообще противоречит догматике. У нас есть единственный Искупитель и более никто, даже Божия Матерь не считается искупительницей согласно нашему учению.

    Но в Алапаевске я был среди людей благочестивых, поэтому подобного поклонения не заметил. Наверное, это проявляется больше в праздники, когда собираются паломники из разных мест, но на месте ее казни паства достаточно адекватная.

    Впрочем, я приехал в один храм, в другой – в общем-то, это было всё мое знакомство с городом. Да, еще познакомился с людьми из администрации. Мне кажется, что им нужно было бы больше внимания почитанию преподобномученицы уделять. Город, как мне показалось, этого не делает. Тем более, что в этом году 150 лет со дня рождения великой княгини.

    Опять-таки, промысел это или нет, но владыка Пантелеимон руководит как администратор Марфо-Мариинской обителью. Потому мы уже договорились дружить обителью и Алапаевском – храмами и монастырями. А ещё – дружить Каменской епархией и Синодальным социальным отделом. Епархия может стать своего рода экспериментальная площадкой для некоторых направлений церковной социальной деятельности.

    Впрочем, я только что приехал в епархию, можно сказать, почти еще ничего не видел. Пуд соли я там еще не съел.

    О взаимодействии церкви и государства

    Отношения с государством должны выстраиваться на основании евангельском – Богу Божие, кесарю кесарево. Не может этот мир превратиться в церковь. Мы – граждане государства или граждане этого мира, а также члены церкви, поэтому мы должны жить и там, и там. Понятно, что иногда государство начинает гонения на церковь, но, слава Богу, мы живем не в эти времена. Взаимодействие Церкви и государства очень важно, потому что у нас одна и та же целевая группа – народ. Он живет как в церкви, так и в государстве. Мы не можем не выстраивать отношения.

    Мы сейчас не можем выходить из подчинения государству, как это было во время притеснений. Помните про “кесарю кесарево” – надо платить определенную дань государству. И церковь должна. Когда было советское государство, мы жили в большем или меньшем сопротивлении государству, в противодействии. Понятно, когда государство стремилось устранить церковь, она этому сопротивлялась. В советское время я уже был священником, я это помню.

    Сейчас государство просто не особо спешит взаимодействовать с церковью. Например, наш приход занимался наркозависимыми, к нам приезжали люди из Германии, из Америки. И они помогали, причем серьезно помогали сельскому приходу – что-то построили, приобрели, во многом благодаря им восстановили приходскую жизнь.

    Но государство говорило: «Денег на приход пока что нет». И до сих пор Церковь не приглашают на какие-то площадки – скажем, министерство образования, образовательные учреждения.

    Сколько было сломано копий, пока ввели в рамках дополнительного образования культурологический предмет основ православной культуры. Притом что в альтернативе – пожалуйста, если хотите, изучайте светскую этику. А что говорить о Законе Божьем, предложить это сейчас просто немыслимо. Хотя на уровне факультатива, я думаю, что это было бы неплохо.

    О церкви и школе

    У нас есть православная общеобразовательная школа. Но есть приказ министерства образования, что эта школа должна соответствовать государственному стандарту. Даже в этой школе мы не можем преподавать то, что мы хотим, не можем создавать свою программу. Если мы будем работать по другой программе, нам не выдадут дипломы государственного образца.

    В мире есть католические школы, протестантские школы, у нас нет действительно наших православных школ, в которых мы могли бы выстраивать свою программу обучения. Если у нас признают какие-то школы, то они должны работать по стандартам Министерства образования. В школы нас фактически не пускают.

    В то же время, школьная программа до сих пор пропитана атеизмом, хотите вы этого или нет. В рамках программы есть многое из того, что не соответствует церковному учению. И церковное учение не преподается хотя бы как некоторая альтернатива, а оно имеет не меньше оснований, чтобы к нему серьезно относиться, как и научная теория.

    Много научных мифов уже разрушено. Те, на которые опирался атеизм, рухнули, ушли в небытие. Очень много ученых – люди церковные. Наука и религия находятся в союзе в борьбе с мракобесием. Религия – это не мракобесие.

    В борьбе с невежеством мы союзники науки, культуры, государства, и надо выстраивать эти союзнические отношения. Понятно, что у нас церковь не сливается с государством, не пропитывается светской мирской культурой насквозь, она ее лишь в какой-то степени принимает и воцерковляет.

    У нас есть свое церковное искусство. Я не буду говорить, что у нас есть церковная наука, но у нас есть своя философия, богословие, традиции, свое каноническое церковное право. У нас своя церковная история, есть Священная история. Мы, священнослужители – профессионалы, в настоящем смысле этого слова.

    Если мы заботимся о пастве и о будущем, дети – наш основной приоритет. Если мы ребенка воспитывали и привили ему в детстве правильную, выверенную по божественному Откровению систему ценностей, то он будет нашим всю оставшуюся жизнь.

    А мы берем людей, у которых сформировано антицерковное, по сути, сознание, когда они уже укоренились в безбожии, пытаемся их переформатировать, перевоспитать. Усилия прилагаем титанические, а результат бывает более чем скромный.

    Одно дело, если человек воцерковился в детстве, прошел мимо страшных грехов, живет благочестиво всю свою жизнь – это одна жизненная история. Другое дело, когда человек проучился в школе, ничего не узнал о Боге, потому что была система запретов ему о Нём преподавать, и как следствие какое-то время жил распутной жизнью.

    Потом, промыслом Божиим, в силу каких-то событий, несчастий он обратился к Церкви… И тогда весь его жизненный опыт можно выкинуть в мусорную корзину, потому что у него нет опыта духовного и церковного.

    Поэтому мы должны иметь доступ к детям, и не только в рамках воскресной школы, но на гораздо более широком пространстве. Конечно, должна быть возможность выбора, чтобы этого хотели родители, но воскресные школы или дополнительные предметы в рамках школьного обучения – это очень разные вещи. Наша паства, дети, с которыми мы общаемся, увеличится во много раз.

    Дети, которые общаются со священниками, видят, что это человек, и начинают общаться с ним как-то иначе. Для них он – авторитет, так же, как учителя. Мы теряем самое ценное время, а потом пытаемся что-то наверстать.

    Хотя, понятно, не следует обольщаться, потому что гарантий никаких нет. Человек все-таки имеет возможность выбора, он может отказаться от веры. Даже в числе двенадцати учеников один был Иуда. Некоторые руководители государства, тот же самый Сталин, учились в семинарии. Те, кто громили церкви, учились в церковно-приходских школах, изучали закон Божий.

    Вопрос в другом: как мы будем преподавать? Опыт преподавания, который есть, годится не совсем, значит, надо вырабатывать новый. Но дети должны слышать о Боге. Родители не могут дать этих знаний, потому что они зачастую не достаточно компетентны. Учителя тоже не могут. Вообще-то, говорить о Боге лучше священнику. Почему священник не может иметь доступ в школу?

    В общем, всему свое время, но если откроется такая возможность, надо ее использовать.

    Читать еще: