Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

Последняя запись, сделанная Яхонтовым, гласит: «16 сентября 1915 года состоялось в царской ставке заседание Совета министров в высочайшем присутствии. У меня со слов И. Л. Горемыкина написано: «Все получили нахлобучку от государя императора за августовское письмо и за поведение во время августовского кризиса»» [86 ].

Письмо, о котором идет речь, было написано 21 августа, т. е. на другой день после заседания Совета министров в Царском Селе, и подписано восемью министрами: Харитоновым, Кривошеиным, Сазоновым, Барком, Щербатовым, Самариным, Игнатьевым и Шаховским [87 ]. Автором его, по-видимому, являлся Самарин.

В письме вновь повторялась просьба оставить на своем посту Николая Николаевича и указывалось на «коренное разномыслие» между подписавшими и председателем Совета министров, недопустимое во всякое время, а «в настоящие дни гибельное. Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и родине» [88 ].

15 сентября по приказанию царя, переданному Горемыкиным, министры выехали в ставку. Горемыкин уехал днем раньше. Министры, как показывал Поливанов, были поражены не только тем, что Их никто не встретил, но в особенности тем, что даже не были известно, когда их примут. Экипажей не подали, завтракали в грязном вокзальном буфете. «Обстановка была не-приятная». Добравшись до места, министры узнали, что их не хотят пригласить обедать. Только позже по настоянию Фредерикса их все-таки позвали к столу. Заседание состоялось перед обедом. Оно началось с резкого выговора царя, который «совершенно не понимает, как министры, зная, что его воля о принятии командования непреклонна», тем не менее «позволили себе» написать это письмо. Затем последовал ряд длинных речей, в которых министры указывали «на необходимость держаться в контакте с общественностью... а Горемыкин... отвечал, что это чепуха, что министр не понимает, что говорит, или что это не отвечает делу, потому что это в воле его величества». Закончилось заседание словами царя: «Так как мы ни до чего договориться не можем, то я приеду в Царское Село и этот вопрос разрублю».

По оценке Поливанова, заседание было «историческим» - «дало окончательный толчок мысли монарха идти в сторону от страны. Заседание окончательно укрепило Горемыкина». Через несколько дней царь действительно приехал в свою резиденцию. Началось «последовательное увольнение министров, прогрессивно взиравших на события в государстве». Сперва увольняли по два в неделю, потом по одному, положение Горемыкина все более крепло, «и для нас не было тайной, что он ездил в Царское Село получать указания от Александры Федоровны» [89 ].

В целом верный рассказ Поливанова нуждается, однако, в уточнениях. Сразу, а именно 26 сентября было уволено только два министра - Самарин и Щербатов. Спустя ровно месяц уволили Кривошеина. Четвертым министром, которому дали отставку в том же, 1915 г., был министр путей сообщения С. В. Рухлов, но его увольнение не стоит ни в какой связи с письмом и оппозицией министров: Рухлов, как и Хвостов, - крайний реакционер, поддерживавший Горемыкина; отставка его была вынужденной - транспорт находился в критическом состоянии, а министр оказался полностью неспособным руководить им. Что же касается остальных министров, то их судьба сложилась следующим образом: Харитонов умер в 1916 г. на своем посту государственного контролера, Шаховской, Барк и Григорович оставались министрами вплоть до Февральской революции. Игнатьев был уволен незадолго до нее - в конце декабря 1916 г. Остальные два министра - Сазонов и Поливанов - лишились своих постов - первый в июле, второй в марте 1916 г. Не так просто обстояло дело и с Горемыкиным, как считал Поливанов.

Тем не менее, повторяем, его основной вывод - после 16 сентября «оппозиционный» Совет министров был фактически ликвидирован и заменен совершенно иным - верный. Увольнение Сазонова задержалось потому, что за него горой стояли «союзники», и с ходу царь на его отставку не решился. Поливанов был еще нужен, поскольку под его руководством разрабатывались и осуществлялись меры по ликвидации нехватки военного снабжения. Как только эта задача была решена, Поливанова уволили. «Оппозиция» Григоровича оказалась настолько умеренной и гибкой, что не внушала опасений даже Александре Федоровне. Что же касается Шаховского и Барка, то это были ставленники Распутина и их подписи под письмом были им великодушно прощены. Игнатьев же - явный «оппозиционер» - оставался на своем посту благодаря личной симпатии к нему царя, которой, однако, до конца не хватило. Из переписки царской четы видно, что решение «разогнать» министров созрело у них значительно раньше 16 сентября. В этом их активно поддерживал и Горемыкин. 28 августа царица сообщала царю о том, что «старик» рекомендует в министры внутренних дел Нейдгарта. «И я тоже полагаю, - добавляла она, - что он был бы не плох». «Щербатов - ничтожество», - читаем мы в письме от 3 сентября. Хорошо бы от него скорей отделаться. «Вот тебе, дружок, список имен... которые могли быть кандидатами на место Самарина... Он должен быть уволен»,- писала царица в ставку 7 сентября. Спустя два дня Александра Федоровна снова возмущается Самариным и Щербатовым и заключает: «Разгони всех, назначь Горемыкину новых министров, и бог благословит тебя и их работу».

Супруг полностью разделял настроение своей жены. «Поведение некоторых министров,- вторил он ей в письме от 9 сентября,- продолжает изумлять меня! После всего, что я им говорил на знаменитом вечернем заседании (20 августа. - А. А.), я полагал, что они поняли меня... Что ж, тем хуже для них!» Спустя два дня он пишет: «Я, пожалуй, найду возможность слетать в Царское Село. (Ведь тут столько дела - эти смены министров и укрепление позиции старика».

«Старик» очень наседал на императрицу в отношении Сазонова. «Сазонов, - писала она 6 сентября явно со слов Горемыкина, - больше всех кричит, волнует всех... это ведь неслыханная вещь... Я это называю забастовкой министров». На другой день - тот же мотив: Сазонов стал «совершенно невозможным: потерял голову, волнуется и кричит на Горемыкина». Примерно также императрица и Горемыкин реагировали на поведение Кривошеина. В этом же письме она, советуя поскорее убрать Самарина и Кривошеина, поясняла: «Последний сильно не нравится старику, он виляет - и левый и правый - и возбужден невыразимо».

В том же духе царица продолжала писать и дальше, пока неполучила письмо от Николая II от 17 сентября, в котором он сообщал: «Вчерашнее заседание (Совета министров, - А. А.) ясна показало мне, что некоторые из министров не желают работать со старым Горемыкиным, несмотря на мое строгое слово, обращенное к ним, поэтому по моем возвращении должны произойти перемены» [90 ] И действительно, Самарин и Щербатой были уволены ровно через неделю после возвращения царя в Царское Село.

В отношении Горемыкина царская чета пребывала некоторое время в состоянии растерянности, не зная как поступить - оставить на своем посту или заменить другим человеком. Поначалу Александра Федоровна склонялась к мысли об отставке. Кого взять вместо Горемыкина? - вопрошала она в письме от 24 августа. Он не может оставаться, потому что против него и министры, и Дума. В то же время царица не допускала мысли, чтобы отставка Горемыкина выглядела как уступка Думе и «обществу». «Только не сменяй старика сейчас, - писала она 29 августа,- позже можешь, когда тебе только заблагорассудится. Горемыкин, а также Андроников и Хвостов (А. Н.) согласны с тем, что это значило бы играть им в руку». «Намерен ли держать его (Горемыкина. - А. А.) самого?» - спрашивала она снова 7 сентября. Но уже на другой день царица ставила вопрос несколько иначе: «Великолепно было бы выгнать некоторых из них (министров. - А. А.) и оставить старика... обдумай это, пожалуйста». Царь тоже колебался. «Трудно уволить его, не выбрав кого-нибудь на его место, - телеграфировал он жене 8 сентября. - Не может ли старик дать тебе список для выбора, а ты перешлешь его мне?»

Мысль о необходимости отставки «старика» в то время, как мы видим, преобладала, но окончательного решения принято не было. «Все желают твердого правительства, - отвечала Александра Федоровна мужу на его телеграмму спустя два дня, - так что росле ухода старика выгони остальных н назначь решительных людей». В то же время Николай II пишет ей 11 сентября: «Ведь тут столько дела!.. Старый Фред(ерикс) отлично это понимает и уговаривает меня держаться Горемыкина, что очень мило с его стороны».

Дело, как водится, решил Распутин, возвратившись из родного Покровского. Сначала, правда, он тоже испытывал известные колебания. «Наш Друг велел мне ждать со стариком, пока Он не увидит дяди Хвостова - какое впечатление тот на него произведет, - сообщает царица в ставку 10 ноября. - Ему очень жалко милого старика, говорит, что он такой праведник. Но Он боится, что Дума его ошикает, и тогда ты будешь в ужасном положении». Дядя Хвостова - это известный нам А. А. Хвостов, которого Распутин хотел посмотреть с точки зрения его пригодности как кандидата на место Горемыкина. «В городе опять ужасно ворчат на милого старого Горемыкина. Прямо отчаяние! - пишет царица на другой день. - Завтра Григорий повидает старого Хвостова, а затем вечером я Его увижу. Он хочет рассказать мне о своем впечатлении - будет ли он достойным преемником Горемыкину».

Впечатление оказалось плохим (А. А. Хвостов крайне отрицательно относился к Распутину и не скрывал этого). «Ну, вчера я видалась с нашим Другом от 5,5 до 7 часов у Ани, - сообщает царица 13 ноября. - Он не допускает и мысли, чтобы старика уволили... Он находит, что лучше подождать. По-божьему ее следовало бы его увольнять» [91 ]. Вопрос, как говорится, был исчерпан.

Помимо негативного отношения к «старику» Думы и помещичье-буржуазной общественности, у царской четы была еще одна причина думать о преемнике Горемыкину - последний упорно не соглашался на кандидатуру А. п. Хвостова в качестве министра внутренних дел, хотя на ней настаивали упомянутый выше в письме Александры Федоровны князь Андроников и Распутин. Кроме того, сам Горемыкин по старости лет тяготился своим положением и без видимого сожаления готов был уйти со своего поста. В силу этого вопрос о его дальнейшем премьерстве фактически был лишь отодвинут; как оказалось, очень ненадолго.

Отставка Горемыкина, последовавшая в январе 1916 г., не была, так сказать, обычной, текущей отставкой. Она знаменовала собой окончательное оформление нового и последнего периода в жизни официального правительства, который, однако, наступил раньше - как следствие первых трех увольнений в сентябре - октябре 1915 г. На смену прежним классическим бюрократам пришли и заняли ключевые позиции в правительстве министры, которых цитированный нами Нольде, несмотря на всю свою академическую сдержанность, вынужден был характеризовать как «подлинных проходимцев и жуликов». И это действительно реальный факт.

Период «министерской чехарды» делится как бы на три подпериода, связанные с назначением и деятельностью определенных министров, каждый из которых накладывал свой отпечаток на деятельность Совета министров в целом, привносил свой стиль, оставлял свой след в процессе и формах разложения царизма. Первым таким министром-проходимцем - и, пожалуй, самым колоритным - стал министр внутренних дел А. Н. Хвостов, назначенный сразу же после увольнения Щербатова.

«Министры скачут, скачут, скачут...»

То, что наметилось в правительственной сфере с середины 1915 года, а в 1916 году окончательно расцвело пышным цветом, получило с легкой руки известного правомонархического деятеля В.М. Пуришкевича определение «министерской чехарды», свидетельствующей об абсолютном кризисе власти.

Сменилось четыре главы правительства, шесть министров внутренних дел, четыре военных министра, четыре министра юстиции, три министра путей сообщения.

В.Н. Коковцов писал по поводу этой ситуации:

«Правительство терпело все большие и частые перемены, так как министры сменялись с невероятною быстротою, и на смену ушедших приходили люди все более и более неведомые, и все громче стали говорить о так называемом влиянии «темных сил», так как никто не понимал откуда берутся эти новые люди, с их сомнительным прошлым, сумбурными планами и полною неподготовкою к делу управления, да еще в такую страшную пору» .

Особенно широкое распространение явление получило в 1916 году, что ярче всего заметно на примере лиц, возглавлявших Совет министров.

В январе в отставку ушел И.Л. Горемыкин, замененный Б.В. Штюрмером. В ноябре на место последнего был назначен бывший министр путей сообщения А.Ф. Трепов. Но он продержался чуть более месяца. 27 декабря председателем правительства утвердили князя Н.Д. Голицына, занимавшего этот пост до Февральской революции.

Определяющей роли в министерских назначениях «темных сил» в реальности не наблюдалось. Все это именно не более чем на уровне «стали говорить». Скорее прав С.В. Куликов: «Тасуя министров, Николай пытался создать свой вариант «министерства доверия», альтернативный предлагавшемуся оппозицией» . Стоит, однако, добавить, что и в соответствии со своими мировоззренческими идеалами.

Проблемы это не решало, «единению царя и народа» не способствовало...

Наибольший ущерб нанесло, пожалуй, назначение 20 января 1916 г. на пост председателя правительства Б.В. Штюрмера.

По мнению американского исследователя Р. Пайпса, отставка Горемыкина и замена его Штюрмером была вызвана опасением, что престарелый Горемыкин (ему было 77 лет) может не справиться с оппозиционной Думой, которой предстояло возобновить сессию . Вполне вероятно. Не случайно в одном из своих писем Александра Федоровна писала Николаю II, что Штюрмер «решительный и лояльный человек», который «будет держать других в руках» . Но назначение Штюрмера шокировало даже членов правительственного кабинета, отказывавшихся первоначально верить в подобную возможность.

Шокировало оно и союзнические дипломатические круги. Английский посол Дж. Бьюкенен добился аудиенции у Николая II и настойчиво попытался убедить императора «вступить на более либеральный путь», упрочить «узы между государем и народом». Успеха не достиг. Царь заявил, что «время для уступок еще не пришло» .

Ограничились формальным реверансом. Впервые за многие годы Николай II посетил Думу в день открытия ее сессии. Но курс при этом сохранили неизменным.

Начался очередной пересмотр состава правительства.

Постепенно устранили последних министров «либерального направления», которые «нелояльно», в представлении императора, проявили себя в ходе августовского (1915 г.) правительственного кризиса (А.А. Поливанов, С.Д. Сазонов). Расставались и с «лояльными министрами», но полагавшими необходимым более деловые отношений с думской общественностью. Некоторые не выдерживали и сами просились в отставку (как, например, министр земледелия А.Н. Наумов). На прощание царь обнимал их, целовал, но... не удерживал и курса не менял.

Правительственный кабинет приобретал более однородный и более правоконсервативный характер. Были расширены полномочия председателя Совета министров при разрешении конфликтов между отдельными ведомствами. Оформлялась система власти, получившая у современников определение «диктатуры Штюрмера», который занимал помимо председательского места и важнейшие министерские посты.

В марте, после увольнения интриговавшего против Распутина А.Н. Хвостова (племянник министра юстиции А.А. Хвостова), Штюрмер возглавил министерство внутренних дел. После отставки в июле 1916 г. С.Д. Сазонова он стал министром иностранных дел, передав портфель руководителя МВД Хвостову-дяде. Стоит при этом заметить, что против подобной концентрации власти выступали и императрица и Распутин.

В обществе Штюрмер имел репутацию «беспринципного человека» и «полного ничтожества», да еще с «немецкой фамилией». Помимо фамилии он был известен своими немецкими симпатиями и близкими отношениями с Распутиным. И его назначение и действия воспринимались в качестве «бесспорного доказательства» влияния «темных сил» и «предательства», якобы существовавшего при Дворе и ассоциировавшегося с «окружением императрицы».

Тем более, что еще с осени 1915 года циркулировали слухи, что Александра Федоровна намерена насильственно устранить Николая II от власти в пользу наследника Алексея, а самой стать регентшей и заключить мир с немцами .

Чувство отчуждения переросло в откровенную непрязнь и враждебность к «немке». Их не скрывали и открыто демонстрировали даже в «высших сферах».

По свидетельству А.А. Вырубовой, при приездах Александры Федоровны в Ставку, приглашенные к царскому завтраку старались «заболеть» и не явиться, включая великих князей. А иностранные представители, не снижая голоса, делали различные «замечания» в ее адрес.

Что же говорить о низах?..

С осени царизм начал очередную волну правительственных подвижек, которые должны были несколько смягчить обстановку, продемонстрировав «стремление» к нормализации отношений с общественностью.

В частности, в сентябре 1916 года министром внутренних дел назначили октябриста А.Д. Протопопова. Ранее он был товарищем (заместителем) председателя IV Государственной думы, возглавлял думскую делегацию, которая в течение апреля – июня 1916 г. посещала союзные и нейтральные государства. Сам Николай II в качестве одного из мотивов его выбора на пост главы МВД называл необходимость министра внутренних дел, который «будет работать совместно с Думой» . Это повторяло маневр годичной давности, когда на смену князю Н.Б. Щербатову министром внутренних дел впервые назначили депутата Государственной думы А.Н. Хвостова.

Было это, однако, запоздало и выглядело крайне неуклюже. Никто не поверил в действительность уступки и в реальность поворота штурвала. Французский посол М. Палеолог записал:

«Новый министр внутренних дел – один из товарищей председателя Думы, Протопопов. До сих пор император редко выбирал своих министров из среды народного представительства. Выбор Протопопова не представляет, однако, никакой эволюции в сторону парламентаризма. Далеко не так...»

Соответствующие «убеждения» (предубеждения) уже сформировались и прочно укоренились. И царские назначения воспринимались с обратной реакцией, были обречены «быть осужденными общественным мнением». Особенно, если они получали поддержку и одобрение Г.Е. Распутина и Александры Федоровны, как в случае с Протопоповым.

«Министерская чехарда» окончательно дискредитировала правительственную власть. Характерен стишок того периода:

Министры скачут, скачут, скачут
В неутомимой чехарде,
А россияне плачут, плачут
Все об еде...
О россиянин! Ради Бога,
Не верь министрам вообще!

Более того, «министерская чехарда» ее просто парализовала.

Дело не только и не столько в лицах, «непригодных к управлению». Среди вновь назначаемых министров имелись и вполне дельные и знающие люди. Но они сами не верили в возможность за «отведенный им срок» (месяц, год, а может и неделя?) что-то реально осуществить.

К тому же надеяться на поддержку императорской власти в проведении реформаторских мер, как уже было очевидно, не приходилось. Николай II упорно придерживался позиции, что «никаких внутренних реформ до окончания войны проводить нельзя». Императрица так и вообще называла это «мелочами», призывала мужа «быть самодержцем» и «показывать кулак».

«Автомобиль Романовых» лихо катился к пропасти, подпрыгивая на ухабах проблем, создаваемых во многом самим же самодержавием...

Министерская чехарда

Министерская чехарда
Авторство этого выражения принадлежит депутату 4-й Государственной Думы, известному черносотенцу Владимиру Митрофановичу Пуришкевичу (1870-1920): 12 февраля 1916 г. на заседании Думы он назвал «министерской чехардой» частую смену министров в правительстве и постоянное перемещение их из одного ведомства в другое.
В оригинале: Разве нормальна (..:) наша быстропрерывающаяся министерская нехарда, свидетелями которой являемся мы?
Это, по словам депутата, явный признак ненормального положения дел в стране (Государственная Дума, Стенографические отчеты, Сессия четвертая, Пг. 1916).
Иронически: о частой и неоправданной смене министров в правительстве, их постоянной «перетасовке» и т. д.

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. - М.: «Локид-Пресс» . Вадим Серов . 2003 .

Смотреть что такое "Министерская чехарда" в других словарях:

Период с 1998 по 2000 года, когда сменилось 6 Председателей Правительства России. Содержание 1 Начало 2 Сергей Кириенко 3 Евгений Примаков 4 … Википедия

ЧЕХАРДА, чехарды, мн. нет, жен. 1. Игра, в которой играющие поочередно прыгают через своих партнеров, стоящих в согнутом положении или на четвереньках. Играть в чехарду. 2. перен. Частые изменения в чем нибудь, создающие неустойчивое и запутанное … Толковый словарь Ушакова

Чехарда игр … Википедия

ЧЕХАРДА, ы, жен. 1. Игра, в к рой один из игроков, разбежавшись, перепрыгивает через другого, подставляющего ему для упора согнутую спину. 2. перен. Частые изменения в чём н., создающие неопределённое, неустойчивое положение (разг. неод.).… … Толковый словарь Ожегова

Русская императрица, урожденная принцесса гессенская (1872 1918), жена Николая II с ноября 1894. В истории падения династии Романовых сыграла приблизительно такую же роль, что Мария Антуанетта в истории падения Бурбонов. Но сравнение с Марией… … Большая биографическая энциклопедия

Падение крепостного права. Падение крепостного права, оформленное правительственными актами 19 февраля 1861 рубеж смены в России феодально крепостнической формации капиталистической. Главным фактором, сделавшим отмену крепостного права… …

- (France) Французская Республика (République Française). I. Общие сведения Ф. государство в Западной Европе. На С. территория Ф. омывается Северным морем, проливами Па де Кале и Ла Манш, на З. Бискайским заливом… … Большая советская энциклопедия

- (СССР, Союз ССР, Советский Союз) первое в истории социалистич. гос во. Занимает почти шестую часть обитаемой суши земного шара 22 млн. 402,2 тыс. км2. По численности населения 243,9 млн. чел. (на 1 янв. 1971) Сов. Союзу принадлежит 3 е место в… … Советская историческая энциклопедия

Принятое в литературе название придворной камарильи в государственном аппарате, одно из ярких проявлений кризиса правящей верхушки Российской империи накануне Февральской революции. В последние годы царского режима неограниченный влиянием… … Санкт-Петербург (энциклопедия)

Пятилетка пышных похорон (также встречаются названия эпоха пышных похорон … Википедия

Прямых столкновений между Александрой Федоровной и Столыпиным не отмечено. Хотя раздражение подспудно накапливалось. Петр Аркадьевич был чересчур независим, к тому же он ни в грош не ставил Распутина, чего не скрывал. И что самое главное – он являлся слишком уж яркой фигурой. А вспомните слухи, что Столыпин якобы лез в Наполеоны. «Доброжелатели», разумеется, усиленно доносили эту «информацию» до императрицы.

Так что после смерти премьера в дело государственного управление стали вносить серьезные изменения. Подавляющее большинство министров и помощников Петра Аркадьевича по МВД назначалось с его согласия.

«С кончиной Столыпина этот порядок подвергся коренному изменению. Произошло это, между прочим, вследствие того, что заменивший Столыпина В. Н. Коковцов стал во главе правительства в такой момент, когда по внешности изменение состава правительства ничем не обусловливалось. Таким образом, Коковцов с места стал во главе коллегии, в которой далеко не все в нее входящие были его политическими единомышленниками и тем более склонными подчиняться его руководящим указаниям».

(В. И. Гурко)

В переводе на нормальный русский язык это означает, что министры плевать хотели на указания председателя Комитета.

В воспоминаниях Коковцов приводит свой разговор с императрицей, состоявшийся в Ливадии 5 октября 1911 года, через месяц после смерти Столыпина.

Александра Федоровна заявила:

«Мы надеемся, что Вы никогда не вступите на путь этих ужасных политических партий, которые только мечтают о том, чтобы захватить власть или поставить правительство в роли подчиненных их воле.

Мне кажется, что Вы очень чтите его (Столыпина. – А. Щ.) память и придаете слишком много значения его деятельности и его личности… Не надо так жалеть тех, кого не стало… Каждый исполняет свою роль и свое назначение, и если кого нет среди нас, то это потому, что он уже окончил свою роль и должен был стушеваться, так как ему нечего было больше исполнять. Вы не должны стараться слепо продолжать то, что делал ваш предшественник… не ищите поддержки в политических партиях… Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить Вам место, и что это для блага России».

Вот вам и монаршая благодарность. Но интереснее другое – Коковцову было дано совершенно недвусмысленное указание – не высовываться. Смысл деятельности Столыпина – попытку создать новую опору власти – императрица попросту не понимала . А в самом деле – зачем? Вот только назначим «верных людей» на ключевые посты, и дело пойдет. Напомню, что императрица в людях не разбиралась, а еще меньше она разбиралась в деловых качествах претендентов на высокие посты. Зато запудрить мозги ей было нетрудно.

Апофеозом этого может служить так называемая «министерская чехарда», которая началась во время войны. Министры, товарищи и другие высокопоставленные чиновники менялись со скоростью света.

«В течение июля 1914–февраля 1917 г. личный состав министров и главноуправляющих обновился на три пятых, а высшей ведомственной бюрократии – почти наполовину. За тот же временной отрезок назначения на министерские посты имели место 31, увольнения с них – 29 раз. Всего же в аппарате центральной исполнительной власти произошли около 300 крупных кадровых перемен (назначений, утверждений в должности, перемещений и увольнений)».

(С. В. Куликов)

Как это водится, каждый новоприбывший начальник начинал перетряхивать аппарат, протаскивая за собой верных людей… Потом его увольняли – и все начиналось по новому кругу.

Понятно, что при этом чиновники особо и не работали. К чему? Пока новый начальник войдет в курс дела, его уберут. По свидетельству очевидцев, иногда в канцеляриях невозможно было никого найти. Чиновники просто-напросто не ходили на работу. Что по русским бюрократическим меркам было уже запредельно. Чиновник в России мог бездельничать – но уж в «присутствие» он ходил исправно.

Да и если ходили… Представьте человека, приехавшего с фронта или с военного завода, которому необходимо срочно решить какой-либо вопрос. А в канцелярии одни просто отсутствуют, другие разводят руками: дескать, мы на этой должности недавно, мы не в курсе… Какое уж тут налаживание производства танков…

Бардак стоял неимоверный. К примеру, в ноябре 1915 года А. Ф. Трепов для борьбы с продовольственными трудностями в столице предложил регулировать железнодорожное движение. По решению Совета министров на шесть дней было закрыто пассажирское движение между Москвой и Петроградом – для пропуска поездов с продовольствием. Однако продукты к Москве не подвезли. Но приказ был? Был! И вот к Питеру пошли… пустые поезда. Если не знать о «министерской чехарде», это выглядит самым настоящим «вредительством». Как вы думаете, случись такое в Великую Отечественную войну, сколько бы людей поставили к стенке? А в 1915–м сделали вид, что ничего особенного не произошло.

С железной дорогой вышла вообще песня. А ведь нормальное снабжение – это главное условие успешного ведения боевых действий. Один из председателей Совета министров Б. В. Штюрмер (всего их за войну сменилось четверо) заметил: «Были такие пробки вагонов, что для того, чтобы сдвинуть пришедшие вновь вагоны, надо было скидывать с насыпи другие вагоны».

Во время Первой мировой войны союзники поставляли России вооружение и снаряжение. Причем куда в более серьезных объемах, чем во Вторую. И значили эти поставки куда больше. Доставка шла через Архангельск и Мурманск (основанный в 1916 году именно для приема военных грузов). Беда только в том, что вывозить из портов грузы не успевали. Поэтому в Архангельске находились совершенно чудовищные склады с тем, чего с нетерпением ждали на фронте. Они так благополучно и пролежали всю Гражданскую войну на Севере.

Ситуация становилась критической. 20 октября 1916 года начальник московского охранного отделения доносил: «В дни кризиса напряжение масс доходит в Москве до той степени, что приходится ожидать, что это напряжение может вылиться в ряд тяжелых эксцессов».

Особо Александра Федоровна развернулась после того, как государь-император в очередной раз отличился. 23 августа 1915 года он сместил с поста Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и лично возглавил войска.

«С твердою верою в милость Божию и с непоколебимою уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской.

Николай».

Причины называют разные. Одна из них та, что Николай Николаевич был очень популярен в войсках – и на него многие еще с начала века глядели как на «сильную личность», как на возможную альтернативу Николаю II.

Нет точных данных, что великий князь участвовал в заговорах. Но мало кто из современников сомневался – если бы ему предложили корону или регентство, он бы не отказался. Хотя, вообще-то, его сиятельство за всю свою длинную жизнь особо не отличился ни в чем.

Вот оценка ситуации В. И. Гурко. Важно не то, правду он пишет или нет, куда важнее другое – так думали очень многие.

«Темная клика, окружавшая Распутина и превратившая его в орудие достижения своих целей, усердно работала над упразднением влияния на государя великого князя Николая Николаевича. Ближайшей целью этой шайки – иначе назвать ее нельзя – было в то время внушение императрице, а через ее посредство и государю подозрения в лояльности престолу великого князя. Сначала полусловами, а затем совершенно определенно стремятся они убедить императрицу, что при помощи своей популярности в войсках великий князь Николай Николаевич замышляет так или иначе свергнуть царя с престола и воссесть на нем самому. Единственным средством, способным, по утверждению этих лиц, предупредить готовящееся военное выступление, является немедленное смещение великого князя, причем возможно это только при условии принятия государем верховного командования армиями лично на себя. Играя, как всегда, на мистических свойствах природы царской четы, Распутину и компании удается внушить государю мысль, что долг царского служения повелевает царю делить с армией в тяжелые минуты ее горе и радости. Мысль эта падает на весьма благодатную почву. Стать самому во главе армии Николай II имел намерение еще при самом возникновении войны, и правительству стоило тогда большого труда убедить его отказаться от этого намерения. Под натиском Распутина, а в особенности царицы, государь преисполняется этой мыслью, и, как это доказали последующие события, ничто не было в состоянии поколебать принятое им решение».

Но как бы то ни было Главнокомандующим стал Николай II. Это было большой ошибкой. Дело даже не в том, что он военными способностями, мягко говоря, не отличался. Основную работу выполнял начальник штаба генерал М. В. Алексеев. Тоже не Суворов, но грамотный генерал. Да и не нужны были на той войне великие полководцы. В сражениях Первой мировой побеждал тот, кто делал меньше ошибок.

Беда была в другом. Из Ставки, находившейся в Могилеве, управлять страной было невозможно.

Персонажи на высшие посты попадались совершенно экзотические. К примеру, И. В. Горемыкин, вытащенный в 1914 году из «отстойника» Государственного Совета на пост председателя Совета министров. Это был полный ноль. На заседаниях он просто засыпал. И упрекать его не в чем. Ну, старый был человек, больной – к моменту назначения ему исполнилось 77 лет. Но других-то не было. Бесконечно тасовали одну и ту же сановную колоду.

Особо стоит упомянуть о последнем министре МВД Российской империи – А. Д. Протопопове. То, что он не имел никакого понятия о порученной ему работе, – уже никого не удивляло. Такими были к концу 1916 года, когда его назначили, чуть ли не все министры. Но он ничего понимать и не хотел. Дело в том, что Протопопов представлял самый отвратительный тип карьериста. Как известно, карьеристы могут быть разными. Кто-то, преследуя исключительно личные интересы, будет, тем не менее, эффективно работать на своем посту. Ну, хотя бы потому, что понимает: рухнет этот режим, рухнет и он. И подобные люди порой делали много хорошего для своей страны. К примеру, был такой светлейший князь Александр Данилович Меньшиков. Жуткий вор и карьерист. Но. Санкт – Петербург-то именно он построил!

Протопопов же принадлежал к распространенному тогда типу чиновников с лакейской психологией «чего изволите». Он сообщал царской чете только то, что те хотели слышать. К тому же пачкал мозги императрице разной мистической ахинеей. Так, после убийства Распутина он стал утверждать, что дух «старца» вселился в него. К тому же участвовал в не очень понятных шпионских, простите, дипломатических играх. Николаю II настойчиво рекомендовал Протопопова английский король Георг V. Учитывая, что англичане стояли за спиной заговорщиков, планировавших свержение императора, это говорит о многом .

Политическая ситуация в России пошла вразнос уже с конца 1916 года. Причем заговорщики особо и не скрывались. По крайней мере, участники «думского» заговора. (Всего заговоров было, как минимум, два. Второй – среди военных.) Причем это были не слухи. В начале января 1917 года начальник Петроградского Охранного отделения К. И. Глобачев предоставил Протопову полный расклад по «думскому заговору». Министр МВД императору ни о чем не доложил. И вообще не хотел ничего делать. В конце концов информацию довели до императора, но реакции никакой не последовало.

С огромным трудом Глобачев добился разрешения на арест так называемого Центрального Военно – Промышленного комитета, который являлся одной из структур заговорщиков. Только это уже ничего не решало.

Но самое главное – Протопопов до последнего момента уверял императорскую чету, что, дескать, все находится под контролем, патетически кричал, что в случае нужды зальет столицу кровью… А реально даже не докладывал ни в Ставку, ни в Царское Село, когда ситуация в Петрограде уже вышла из-под контроля. Точнее – докладывал, что все идет хорошо. Впрочем, остальные члены правительства вели себя точно так же. Была ли это глупость или измена – какая разница?

Вот такие министры были после Столыпина. Неудивительно, что в результате недовольными оказались все . Вот что заявил 3 ноября 1916 года депутат В. В. Шульгин, всю свою жизнь бывший убежденным монархистом:

«Мы терпели бы, так сказать, до последнего предела. И если мы сейчас выступаем прямо и открыто с резким осуждением этой власти, если мы поднимаем против нее знамя борьбы, то это только потому, что действительно мы дошли до предела, потому что произошли такие вещи, которые дальше переносить невозможно».

Если уж монархист такое говорит, то дальше уже некуда. Это значит, что престиж императора упал ниже плинтуса.

Есть сведения, что Николай II еще с 1916 года подумывал о сепаратном мире с Германией. Для англичан это было совершенно неприемлемо.

РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: УРОКИ ИСТОРИИ*

«Министерская чехарда»

Александр Елисеев,
кандидат исторических наук

Последние два года существования Российской империи царское правительство было подвержено постоянной кадровой ротации, которую современники метко окрестили «министерской чехардой»

Еще бы! За два года – с начала 1915-го по февраль 1917 года – сменилось четыре премьер-министра, шесть министров внутренних дел, четыре военных министра и четыре министра юстиции. Чем не чехарда?

В чем же причина такой кадровой нестабильности? Первая мировая война резко обострила социальные и политические противоречия в стране. На волне недовольства военными неудачами окрепла и консолидировалась либеральная думская оппозиция. Возник Прогрессивный блок, объединивший большинство депутатов, среди которых были и те, кто придерживался правомонархических взглядов. При содействии недовольной общественности новая коалиция развернула мощное наступление на царское правительство. Поддержку ей оказал и Верховный главнокомандующий, дядя царя великий князь Николай Николаевич.

Находясь в крайне тяжелом положении, власть решила уступить оппозиции и пойти на некоторую жертву. Так, в отставку были отправлены четыре «самых правых» министра, входивших в состав правительства Ивана Горемыкина (1839–1917), – Николай Маклаков , Владимир Саблер и Иван Щегловитов .

Однако проблем эти уступки не решили: думское большинство мечтало установить контроль над всем кабинетом и такие полумеры депутатов не устраивали. Более того, теперь в оппозиции к царю оказалось и большинство членов самого правительства (первую скрипку здесь играл министр землеустройства и земледелия Александр Кривошеин ).

Иван Горемыкин

Монарху было написано коллективное письмо, в котором министры-фрондеры заявили о своем «разномыслии» с премьером Горемыкиным.

Но тут колесо фортуны повернулось в сторону власти. В августе 1915 года ситуация на фронте стабилизировалась, и царь решил, что может позволить себе радикальные меры. Он отправил правительственных «смутьянов» в отставку, а «заодно» снял с должности Верховного главнокомандующего – своего амбициозного дядю, самолично возглавив Русскую армию. Оппозиция стала зализывать раны и готовиться к новому штурму. Власть отлично понимала его неизбежность, что диктовало необходимость новых кадровых подвижек. Горемыкин был надежным проводником воли царя, поддерживал тесные связи с монархическими организациями и пользовался уважением выдающихся деятелей монархического движения. Но возраст брал свое, тогда как на этом посту требовался человек более энергичный, ведь от премьера ждали новых подходов – при безусловной лояльности государю.

на фото (слева направо):
Николай Маклаков, Владимир Сухомлинов, Иван Саблер

Таковым человеком сочли Бориса Штюрмера (1848–1917), которому доверили возглавить не только правительство, но и два важнейших министерства – иностранных и внутренних дел. Штюрмер стал во главе кабинета 20 января 1916 года и пребывал в этой должности до ноября того же года. Он был энергичным и одновременно уравновешенным политиком, отлично знавшим, как работают все механизмы борьбы за власть. Штюрмер организовал консервативно-монархический кружок, включавший членов Государственного совета, сенаторов и чиновников. Это собрание, насчитывавшее 30–40 человек, представляло собой великолепно функционирующий политический клуб. Каждую неделю проходили заседания кружка, где обсуждались специально подготовленные доклады, по которым выносились резолюции. На базе данного клуба возникли правая группа Госсовета и Постоянный совет объединенных дворянских обществ. Это были очень солидные элитные объединения, уровень которых был выше, чем уровень массовых монархических организаций (Союза русского народа и других).

Борис Штюрмер

Штюрмер предложил правительству, Думе и общественности «новый курс», основанный на конструктивном сотрудничестве. Однако оппозиционно настроенная общественность этого курса не приняла. Встретив примирительные жесты Штюрмера с холодным равнодушием, позже она стала относиться к премьеру уже с откровенной враждой. Оппозиции нужно было правительство, подчиненное Думе, ее либеральному большинству. Она предпочла конфронтацию, а Штюрмер оказался фигурой, удобной для нападок. Свою роль сыграло и то, что он был выходцем из семьи обрусевших немцев. Дело в том, что оппозиция любила поэксплуатировать «немецкую тему», обвиняя власть в потворстве Германии. Вот и на Штюрмера навесили ярлык «соглашателя» и даже говорили о его стремлении заключить с немцами сепаратный мир. Конечно, ничего подобного он не желал – просто занимал твердую позицию в отношении союзников, считая, что они должны выполнить требования России, касающиеся послевоенного будущего. Поэтому сами союзники относились к нему не лучшим образом.

Во время премьерства Штюрмера произошли две важнейшие отставки. Своих постов лишились министр внутренних дел и министр иностранных дел . Надо сказать, что Хвостов был человеком идейным: он принимал активное участие в деятельности монархических организаций и даже в какой-то момент стал главой фракции правых в Четвертой Государственной Думе. И вместе с тем он признавал возможность некоторого компромисса с оппозицией и призывал идти навстречу общественности там, где это допустимо (без сдачи позиций). На этом Хвостов стоял и будучи министром внутренних дел. Тогда он часто посещал Думу, общался с депутатами. Предпринимал попытки (и не без успеха) примирить разные враждующие друг с другом направления правых. Был у него и некий «социальный» уклон: так, Хвостов готовил всероссийский рабочий съезд, а также поддержал создание потребительских лавок, призванных бороться с дороговизной. Сгубило его политическое интриганство: он попытался составить тайный заговор против Григория Распутина .

На фото (слева направо): Алексей Хвостов, Сергей Сазонов

Сергей Сазонов противился тому, чтобы Николай II стал Верховным главнокомандующим, да еще и вынашивал планы образования «правительства народного доверия». Он уверял, что такое правительство только укрепит власть царя, но больно уж это попахивало «ответственным министерством», о котором мечтали либералы. К слову, сами либералы постоянно критиковали сазоновское министерство.

Штюрмер занял посты отставленных министров, сосредоточив в своих руках солидный властный ресурс. Начали даже поговаривать о его «диктатуре». И оппозиция, конечно, не преминула обыграть эту тему. На Штюрмера была организована мощная атака. Неожиданно в ней приняли участие великие князья, которые находились во взаимодействии с либеральной оппозицией. Этот странный альянс был основан на общем стремлении ограничить власть монарха – каждая из сторон, разумеется, преследовала свои интересы. Великие князья Николай Михайлович, Георгий Михайлович и Михаил Александрович направили в адрес царя письма, в которых пытались внушить ему мысль о необходимости создания «ответственного министерства».

Тут следует подчеркнуть, что каждая из элитных группировок имела свои виды на власть, отыскивая к ней собственные заветные тропки. Так, начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего Михаил Алексеев предлагал ввести должность «верховного министра обороны», который руководил бы всеми другими министерствами. По сути, речь шла об армейской диктатуре, которую, по замыслу Алексеева, нужно было замаскировать карманным «правительством доверия», включающим в свой состав популярных общественных деятелей.

Михаил Алексеев

Александр Гучков