Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

Здравствуйте, уважаемые дамы и господа. Сегодня у нас суббота 6 октября 2018 года, на Первом канале идет телеигра "Кто хочет стать миллионером?". В студии находятся игроки и ведущий Дмитрий Дибров.

В статье мы рассмотрим один из интересных и сложных вопросов сегодняшней игры. Также чуть позже выйдет и общая статья с обзором игры за 06.10.2018.

Что в конце XVII века служило банкнотами на территории современной Канады?

игральные карты
этикетки виски
почтовые открытки
страницы Библии

В конце 17 века на территории современной Канады (тогда она называлась Новая Франция) периодически возникали трудности с наличием денег. Иногда их не успевали подвозить кораблями вовремя. А жалованье солдатам платить нужно было. Вот так выходили несколько раз из положения: разрезали игральные карты, ставили на них печати. А затем, когда проблему решали с наличием монет, карточки меняли на реальные деньги того времени.

В 1685 году в Новой Франции произошла интересная история. В колонию должен был прийти корабль из Франции с деньгами, которыми нужно было заплатить за работу военным, служащим и купцам. Однако деньги привезти не получилось, тогда интендант Demeulle решил рассчитаться с купцами игральными картами, которыми он на время решил заменить деньги. Он собрал все карты в колонии, присвоил им различные номинации, поставил на них печать и подпись и начал выдавать в качестве платы за работу. По уставу карты стали законным платежным средством и купцы должны были принимать их.

Правильный ответ на вопрос игры: игральные карты.

По поводу материального положения рядового российского чиновника не самого высокого ранга историк П.А. Зайончковский в книге «Правительственный аппарат самодержавной России XIX века» (М., «Мысль», 1978.) пишет следующее:

«…В XIX и начале XX в. условия материальной жизни основной массы чиновничества, за исключением высшей его группы, были крайне тяжелыми.

А. Л. Боровков - правитель следственной комиссии по делу декабристов, составляя свод показаний декабристов о внутреннем состоянии России, в разделе, касающемся чиновников, пишет следующее: “Жалованье чиновников должно обеспечивать их существование: оно у нас совершенно неуравновешено... Сколько чиновников, едва имеющих занятие, пользуются большими окладами из двух и трех мест. Но в то же время большая, несравненно большая часть бедствует, нуждаясь даже в пропитании, будучи обременена притом работой до упаду. Состояние приказных (т. е. канцелярских служителей. - Зайончковский ) достойно сострадания: за тридцать или сорок рублей ассигнациями в год они обречены работать с утра до вечера! Надобно видеть в губерниях несчастное положение этих людей, чтобы принять в судьбе их живое участие”.

Об этом говорят многие современники. Н. Ф. Дубровин в своих статьях “Русская жизнь в начале XIX века” приводит рассказ одного из современников о посещении Можайска московским главнокомандующим, генерал-губернатором кн. Д. В. Голицыным. “Голицын обратил внимание, что в присутствии (по-видимому, речь шла об уездном суде. - Зайончковский ) было мало служащих. Канцелярские чиновники приходят на службу по очереди, отвечал судья. - Для чего так? - Для того, что у двоих одни сапоги, а у многих и сюртук на двоих. - Какая же тому причина? - Жалованье три рубля в месяц - трудно одеваться”.

Картину бедственного положения мелкого чиновничества рисует в своих воспоминаниях “В провинции и в Москв” М. Назимов. “Проходя ежедневно к своему месту чрез канцелярию, - рассказывает он, - я нагляделся на тогдашних подьячих. Невозможно было без тяжелого, грустного чувства видеть этих оборванных, небритых и изнуренных лишениями бедняков, получавших жалованье от 1-го до 2-х руб. и не более 3 или 4 рублей в месяц, смотря по своему рангу: копииста, подканцеляриста и канцеляриста, и повытчики получали не более 6 или 8 рублей... Холостяки почти и жили в канцелярской комнате, ложились спать на тех же столах, на которых они скрипели перьями днем, переписывая нескончаемые бумаги”».

В немалой степени нищенское положение канцелярских служителей и мелких чиновников определялось резким падением курса ассигнационного рубля. Как пишет Л.Ф. Писарькова в работе « Чиновник на службе в конце XVII - середине XIX века», «с начала XIX века в связи с падением курса бумажных денег, которыми выплачивали жалованье и пенсии, материальное положение чиновников стало ухудшаться. В 1768 - 1786 годы ассигнационный рубль практически равнялся серебряному, в 1795 - 1807 годы он колебался в пределах 65-80 копеек, а в 1811 году не достигал и 26 копеек серебром. В результате чиновники получали только четвертую часть суммы, предусмотренной штатами 1763 года. Годового жалованья в 120 рублей едва хватало на одежду и обувь; мундир для большинства гражданских служащих был роскошью. Чтобы выжить, многие из них были вынуждены служить лакеями, кучерами, сторожами, швейцарами, получая за эту работу больше, чем на государственной службе. Жалованье швейцара составляло 203 рубля, кучера - 401, лейб-лакея - 463 рубля, тогда как оклад канцелярского служителя министерства не превышал 200 рублей в год. К середине XIX века оклады чиновников заметно выросли, но повышение их было относительным. Так, если в 1806 году оклад в 600 рублей ассигнациями равнялся 438 серебряным рублям, то в 1829 году, повышенный до 1 200 рублей, он соответствовал только 320 рублям серебром, а в 1847 году - 343 серебряным рублям».

Каковы же были размеры чиновничьего жалования?

П.А. Зайончковский : «Рассмотрим некоторые данные “Общего штата губернских и уездных присутственных мест”, установленного в 1800 г. для 35 губерний I разряда и 7 губерний II разряда (Петербургской, Литовской, Выборгской, Курляндской, Эстляндской, Лифляндской и Иркутской). В этих губерниях устанавливался повышенный оклад… Так, начальники губерний, относящихся к I разряду, получали 1800 руб. жалованья и 1200 руб. столовых, а II разряда - 2250 руб. жалованья и 1800 руб. столовых. Жалованье вице-губернатора в губерниях I разряда составляло 1200 руб., II разряда - 1875 руб. Оклады рядовых чиновников представляли собой следующее (в руб.) [речь идет о годовом окладе. - llesina ]:

По губернским учреждениям

по I разряду по II разряду

Советник VI класса

(т.е. коллежский советник) 600 750

Губернский прокурор 600 750

Асессор VIII класса

(т.е. коллежский асессор) 300 450

Секретари в губернском правлении

и губернских палатах

(казенный, палатный суд) 250 450

По уездным учреждениям

Исправник (IX класса

титулярный советник) 250 375

Уездный судья (VIII класса

коллежский асессор) 300 450

Уездный казначей (IX класса) 250 375

Уездный доктор 300 400

Уездный землемер 300 400

Уездный лекарь 140 180

Лекарский помощник

(подлекарь-фельдшер) 60 90

Анализируя эти данные, относящиеся, за исключением лекарского помощника, в основном к представителям среднего чиновничества от IV класса (губернаторы) до IX класса, отчетливо прослеживается разница их содержания.

Представляют интерес сведения, приводимые в воспоминаниях И. И. Дубасова “К истории отжившего чиновничества”, о размерах содержания тамбовского чиновничества в 1808 г. Так, заседатели палат уголовного и гражданского суда получали 360 руб. в год, губернские стряпчие (помощники прокурора) - 360 руб., уездные стряпчие (те же помощники губернского прокурора в уездах) - 250 руб., помощники столоначальников в губернских учреждениях - 100 руб., а “заслуженные” копиисты - 40 руб. в год, т. е. 3 руб. 30 коп. в месяц; канцеляристы в судах получали еще меньшие оклады. Впоследствии оклады содержания провинциального чиновничества не претерпели каких-либо существенных изменений».

П.А. Зайончковский «…Низкие оклады были у учителей, а также у профессоров. Старшие учителя гимназии получали в основном 393 руб. жалованья в год, т. е. 32 р. 50 к. в месяц. Если даже предположить, что они имели казенные квартиры, то уровень жизни их был крайне низок. Только в одном случае у учтенных нами учителей оклад старшего учителя Сувалкской гимназии Э. М. Борхмана достигал 750 руб. в год, т. е. 65 руб. в месяц. Жалованье профессора (в чине статского советника) составляло от 30 до 160 руб. в месяц. Так, профессор Московского университета Н. С. Топоров получал годовое жалованье 714 руб. и 85 руб. квартирных, а профессор Харьковского университета А. И. Мицкевич - 1142 руб. жалованья и 142 руб. квартирных. Профессора Московского университета Н. Е. Зернов - 1429 руб. жалованья и 142 руб. квартирных, Н. И. Крылов - 1572 руб., по-видимому имея казенную квартиру. Надо сказать, что профессор за выслугу 25 лет получал “пенсион” в размере жалованья. Профессор Казанского университета Л. И. Вагнер имел жалованья 1143 руб. и такого же размера пенсию».

Чтобы понять, каким был уровень жизни чиновничества на самом деле, недостаточно ознакомиться с данными, касающимися окладов. Необходимо исследовать размер бюджета. Зайончковский рассматривает несколько примерных бюджетов конца 50-х - начала 60-х годов.

Первые четыре бюджета относятся к 1857 г. и представляют собой примерные бюджеты столичных чиновников. Они составлены известным экономистом П.Н. Небольсиным и опубликованы в газете «Экономический указатель» в марте 1857 г. Примерные анонимные бюджеты трех коллежских асессоров и одного титулярного советника («Пальчикова», «Альчикова», «Мальчикова» и «Перчикова») составлены как бюджеты холостяков. Бюджет коллежского асессора «Пальчикова» не типичен. Это бюджет чиновника-аристократа, живущего на широкую ногу. Интересен он главным образом тем, что дает представление о том, что в то время вкладывалось в понятие «жить прилично в столице», и во сколько такая жизнь обходилась. Расходная часть бюджета «Пальчикова» составляет 1269 р. 68 к. в год, а доходная - 1405 руб. Выглядит он следующим образом:

Расходная часть (в руб.)

Квартира с передней, кухней и отоплением…....240

Расходы на чтение (библиотека, газеты)……..28,5

Театр (абонемент) в Итальянской опере

(4 ярус и 10 спектаклей в разных театрах)…….....35

Покупка и ремонт мебели…………………….........6,5

» » » одежды, белья и обуви ………….....94

Покупка туалетных принадлежностей (перчатки,

галстуки, духи и т. д.)…………………………........46

Ремонт, реже приобретение посуды……………6,25

Плата прислуге (кухарка, она же прачка)………...60

» водовозу……………………………………….......12

Освещение………………………………………....20,75

обед, завтрак, ужин………………………………....194

праздничные издержки……………………………..15

экстренные расходы на закуски…………………...41

чай, кофе, сахар, сухари…………………………...100

вино…………………………………………...29 р. 70 к.

Извозчик……………………………………………. ...66

Табак, папиросы…………………………………....30

Мелкие расходы по дому (баня, ванна, чаевые)..35

Расходы «без названия»…………………………..200

Итого 1 269 р. 68 к.

Доходная часть (в руб.)

Жалованье………………………………………….. 715

Частные занятая по управлению домов……….180

Перевод романа…………………………………....360

Перевод научных статей…………………………..150

Итого... 1 405 руб.

Остаток... 135 р. 32 к.

Бюджеты коллежского асессора «Альчикова» и чиновника «Мальчикова» мало чем отличается от первого. Эти три бюджета, замечает историк, были не типичны, и поэтому с большим скептицизмом встречены тогдашним чиновничеством. Так, Артемьев в своем дневнике 1 мая 1857 г. писал по этому поводу: «В журнале явилось несколько бюджетов чиновнических, и в особенности много произвели шуму бюджеты, сочиненные П. Н. Небольсиным... Все это чепуха. Посмотрели бы эти господа сочинители бюджетов в действительные расходные книжки чиновников и увидели бы, что театр, шампанское и тому подобное есть непростительная ошибка. Они все меряют на какой-то особый аршин, да еще ездят на избитом коньке - взятках...»

Типичен четвертый бюджет некоего титулярного советника «Перчикова». Это бюджет чиновника не бедствующего, но живущего очень скромно. Итак, «Перчиков» снимает квартиру от жильцов, представляющую собою каморку за перегородкой со всеми удобствами (т. е. с отоплением и освещением) и прислугой, что обходилось ему в год 77 р. 50 к. Культурные потребности невелики: расхода по чтению нет, а посещение театра ограничивается тремя спектаклями в «Александринке», что составляло 2 р. 25 к. Траты на одежду, обувь и белье незначительны - 30 р. 56 к. Одежда приобретается на толкучке, а обувь «под Апраксиным». Туалетные принадлежности стоили 6 руб. Расход на прислугу тоже минимален. Большую статью расходов представлял стол. «Перчиков» обедает у соседней чиновницы и платит ей по 15 коп. в день, что составляло в год 54 р. 75 к. плюс праздничная закуска 12 р. 45 к. Итак, обед обходился в 67 р. 20 к. Питание утром и вечером стоило 51 р. 20 к. Таким образом, он тратит на питание по 33 коп. в день. Остальные расходы также весьма скромны: вино 7 р. 70 к., извозчики - 9 р. 65 к., табак - 14 руб., мелочные расходы - 17 р. 80 к., «расходы без названий» - 18 р. 75 к. и карты - 3 р. 89 к. Итак, общий годовой расход «Перчикова» составляет 318 р. 60 к., или 26 р. 50 к. в месяц. «Перчиков» получает жалованья 210 руб., наградных - 50 руб., всего - 260 руб. Для покрытия бюджета ему не хватает 58 руб. Это он компенсирует занятиями перепиской у купца, что приносит ему доход пс 7 р. 50 к. в месяц, или 90 р. в год. Следовательно, у «Перчикова» имеются еще сбережения - около 30 руб. в год.

«Если “Перчиков”, получая с наградными более 20 руб. в месяц и будучи к тому же холостяком, не мог прожить на получаемое жалованье, - пишет Зайончковский, - то каково же было положение мелких семейных чиновников, а тем более канцелярских служителей».

Ответ на этот вопрос дает бюджет реального среднего чиновника А. И. Артемьева - производителя дел Центрального статистического комитета и секретаря Географического общества. По сведениям, содержащимся в его дневнике, он получает вполне приличное жалованье - 1100 руб. в год. На руки он получил за вычетом обычных 2% 1078 руб. Артемьев женат, но состав его семьи неизвестен (по-видимому, один ребенок). Он имеет отдельную квартиру, за которую платит примерно 200 руб. в год. Снимает на Черной речке дачу за 50 руб. в сезон. Но при этом ему никак не удается свести концы с концами, его долги постоянно увеличиваются.

Вот выписка из дневника Артемьева за 1 июня 1857 г. по поводу его финансовых дел. «Начинаю свою новую книгу, - пишет он, - денежными счетами. В мае израсходовано 112 р. 34 к. (в апреле - 101 руб. - Зайончковский .). Долгу к 1-му числу считается 390 р. 03 к. В наличности денег имеется 23 р. 76 к.... Когда я стряхну с себя это бремя. Притупляя чувство самолюбия, поневоле становишься циником, носишь вытертое, продырявленное пальто, жена сама зашивает себе башмаки, ребенку отказывает в покупке дешевого лакомства или игрушки... Вот хотя бы третьего дня мы с женою решили купить новые ботинки, потому что босиком ходить нельзя, а шляпку... да зачем? для чего? Здесь мы, славу богу, живем по-сельски... да еще и эта шляпка. Авось протянет лето... Ведь ей всего только пять лет».

Л.Ф. Писарькова : «В первой половине XIX века убогая комната с мебелью, отоплением, самоваром и прислугой стоила в столице пять рублей в месяц, обед обходился в пятнадцать-двадцать копеек. Очевидно, что для основной массы чиновников прожить на одно жалованье было трудно, а содержать семью практически невозможно. “Ты спрашиваешь, как жить 3 500 рублями годового дохода? - писал в 1824 году один петербургский чиновник своему знакомому. - Женатому в Петербурге жить сими деньгами трудно. Но ежели будешь иметь такого умного холопа, как Петрушка, и не иметь лошадей, то он тебе… неусыпною экономией преподаст способ не умереть с голоду…” Прилично содержать семью можно было лишь при доходах не меньше 6 000 рублей в год (в конце XVIII века для этого было достаточно 3 000 рублей). Такому уровню жизни соответствовало жалованье чиновника, занимавшего должность не ниже директора департамента министерства. Материальная необеспеченность толкала чиновников на путь должностных преступлений, главным из которых было взяточничество. Связь между низкими окладами чиновников и должностными преступлениями признавалась в правительственных кругах. “Близкое к нищете положение большей части посвящающих себя гражданской службе, — отмечалось в “Записке” Комитета для соображения законов о лихоимстве, — часто самого благорасположенного и лучшей нравственности чиновника невольным образом превращает во врага правительству”. Нищенское существование большей части служащих государственного управления служило оправданием недобросовестных чиновников не только в глазах русского общества, но даже иностранцев. “Отнимите у наших немецких должностных людей три части их оклада… не дав им никакого рода вознаграждения, и увидите, что они будут делать”, - писал один из немецких чиновников, долго живший в Петербурге. По его мнению, результат будет тот же, что и в России”".

Так обстояло дело в столице, где жалование было выше, чем в провинции, но и жизнь стоила намного дороже. Помимо бюджетов столичных чиновников Зайончковский приводит бюджет провинциального кишиневского чиновника начала1860-х годов:

«Бюджет составлен в Областном статистическом комитете и относится к чиновнику низших классов (XII - XIV). Он дает известное представление об уровне жизни провинциального чиновника.

Месячный расход исчислен в 11 р. 69 к., или 140 р. 28 к. в год. Бюджет состоит из следующих статей*:

Квартира…………......1 р. 35 к.

Дрова с рубкой…….2 руб.

30 фунтов говядины…1 р. 35 к.

30 хлебов по 3 коп…...90 коп.

Зелень………………….30 »

Круп для супа

и кваса для борща…...40 »

Вода…………………....30 »

3 фунта свечей……….39 »

Мытье белья…………60 »

Стрижка………………50 »

Смазка сапог………..10 »

приобретение посуды...10 »

Одежда и обувь…….....3 руб.

Баня, лекарства,

улучшенная пища

на случай болезни,

разные духовные

потребности……………1 »

Предметы роскоши…20 коп.

Итого 11р. 69 к.

* Бюджет не учитывает ряда статей расхода. В нем отсутствуют: расход на приобретение ряда продуктов - круп и картофеля, сахара и чая, жиров (сала и масла). Не учтен расход на оплату за приготовление пищи. Судя по всему, чиновник одинок. Надо заметить, что бюджет должен быть увеличен примерно на 3 руб».

Вот такое вот «консоме легюм». В следующем посте мы продолжим рассмотрение вопроса о том, мог ли позволить себе так вот запросто обед из пяти для нас экзотических блюд («всего» в рубль ценою) средний чиновник XIX века (если исходить, разумеется, из его легальных доходов, мздоимство и казнокрадство не в счет). И точно ли подобные расходы, как , не выглядели такими уж астрономическими в глазах значительной части населения столь трепетно любимой им «потерянной» России.

Государственная служба в России начиналась с принятия присяги. Уже в XVII веке
предписывалось без присяги «дьякам в приказах не сидеть и никаких дел не делать».
Целуя крест, приказный человек брал на себя обязательства «дела всякие делать
и судить вправду», «государские казны всякие беречь и ничем государским не корыстоваться», «посулов и поминков (т. е. взяток) ни у кого и ни от чего не имать» и «дел
государевых тайных всяких никому не сказывать» . Судя по содержанию «крестоприводной записи» 1630 года, основные требования, предъявляемые к чиновнику
первой половины XVII века, не утратили своего значения до сих пор. Очевидно также, что, требуя от чиновника честной и бескорыстной службы, государство должно
было обеспечить необходимые условия для ее исполнения. В какой мере обе стороны соблюдали свои обязательства, можно судить, рассмотрев условия службы
и источники существования чиновников в XVII - первой половине XIX века.

Условия службы
Помещения и служебный быт

При царе Алексее Михайловиче большинство приказов размещалось в Кремле (между Архангельским собором и Спасскими воротами) в двухэтажном каменном здании,
построенном еще при Борисе Годунове. В 1680 году на его месте возвели новое здание,
более чем в два раза превышавшее старое, где до конца своего существования размещались семь приказов: Посольский, Разряд, Большой казны, Новгородский, Поместный, Казанского дворца и Стрелецкий. В конце XVII века условия службы в приказах были сравнительно комфортными, а интерьеры «многоцветными». Стены
приказов, наружные двери, столы, даже сундуки и ящики для бумаг были обиты красными или зелеными сукнами, а скамьи и лавки, на которых сидели все служащие,
включая бояр, покрыты войлоком или кожаными тюфяками с шерстью, окрашенными в яркие цвета. Украшением комнат служили и печные изразцы, заменившие в середине века глиняную обмазку. В 1660-е годы в приказах появились шкафы для хранения бумаг, а в 1671 году в Малороссийском приказе - первые стеклянные окна.
Сведения о расходах на покупку полотенец, мыла, медных рукомойников и кувшинов
для умывания, зеркал, гребней и щеток для волос указывают на довольно высокий
уровень гигиенической культуры приказных людей, а приобретение учреждениями
столовой посуды (сковородок, противней, ложек и пр.) позволяет заключить, что
в связи с продолжительным рабочим днем служащие готовили пищу в приказах .

При Петре I это здание в Кремле занимали конторы коллегий - центральных
учреждений, пришедших на смену приказов. В Петербурге служащие коллегий
находились в худших условиях, чем в Москве, так как строительство специального здания Двенадцати коллегий закончилось в 1740-е годы.

В провинции строительство административных зданий, способных одним
своим видом поднять авторитет власти, началось только в последней четверти XVIII века. До этого местные учреждения ютились в тесных и малоприспособленных помещениях, занимая нередко одну-две комнаты, где находились
и чиновники, и секретарь с приказными, и просители. К концу правления императора Александра I все губернские и уездные учреждения переехали в новые
здания, многие из которых возводились по проектам известных архитекторов
и выглядели, как дворцы. Достаточно вспомнить здание московских присутственных мест (Сенат) М. Ф. Казакова или административные комплексы в уездных городах Пензенской губернии, построенные в 1809–1817 годах по типовому
проекту А. Д. Захарова.

Однако внешнему облику новых зданий далеко не всегда отвечала обстановка, царившая в местных учреждениях XIX века. О неустроенности служебного быта присутственных мест можно судить по вполне реалистическому описанию «присутствий», которые в 1840-е годы посещали герои «Мертвых душ»:
стены, имевшие «...темноватый вид - снизу от спин канцелярских чиновников, сверху от паутины, от пыли. Бумаги без коробок; в связках одна на другой,
как дрова. <...> Вместо чернильниц иногда торчало дно разбитой бутылки» .

О том, что подобная обстановка была не вымыслом писателя, говорит описание
помещения столичного учреждения, относящееся к более раннему периоду.
А. А. Закревский, назначенный в 1815 году начальником Инспекторского департамента Военного министерства, был поражен увиденной им картиной:
«В комнатах с грязным полом и покрытыми паутиной стенами около столов изломанных, изрезанных и замаранных чернилами сидели неопрятно одетые,
а инде в рубищах чиновники и писаря на изломанных же, веревками связанных
стульях и скамейках, где вместо подушек употреблялись журнальные книги.
<…> Под столом и везде на полу валялись кипы бумаг в пыли и беспорядке,
а между ними дрова с водой» . В таких условиях по 10–12 часов трудились российские чиновники.

Продолжительность рабочего дня

Целый ряд указов регламентировал время пребывания чиновников на службе.
В 1658 году в приказах был установлен 12-часовый рабочий день, в 1680 году его
продолжительность сократилась до 10 часов. «Начальным людям и дьякам и подьячим, - гласил указ, - сидеть в день 5 часов и ввечеру 5 часов». По современному счету времени зимой работа учреждений заканчивалась после 22 часов;
не случайно иностранцы считали, что бояре собирались в Думу по ночам.
По Уложению 1649 года приказы закрывались на Рождество, Богоявление и другие большие праздники, на Масленицу, первую неделю Великого поста, Страстную и Пасхальную недели, а также царские дни. Кроме того, были два неполных
рабочих дня в неделю: в субботу работали до обеда, а в воскресенье - только после обеда. Исключение представляли самые важные приказы: Разрядный, Посольский и Большого Дворца, где работа не прекращалась и в праздничные дни,
а в случае необходимости продолжалась и ночью .

В XVIII веке рабочий день длился по 12 часов: с пяти утра до двух часов дня
и с пяти до десяти часов вечера, а в случае необходимости служащие оставались
и позднее. В 1720-х годах на столах чиновников появились треугольные пирамидки - знаменитые «зерцала» с указами Петра I, предписывавшими чиновникам соблюдать дисциплину и порядок. За их исполнением надзирали прокуроры, которые в специальных журналах фиксировали часы прихода и ухода
каждого чиновника, не исключая членов коллегий и сенаторов. Продолжительный рабочий день компенсировался большим числом неприсутственных дней.
Например, в 1797 году было всего 220 рабочих дней, что составляло в среднем 18 дней в месяц.

В XIX веке рабочий день стал короче. В 1820-е годы в губернских учреждениях он продолжался с девяти часов утра до шести, иногда до семи часов вечера,
а два раза в неделю, когда не было почты, заканчивался в час дня. В 1840-х годах
чиновники собирались на службу в девять-десять часов утра и сидели до трех-четырех часов дня; многие приходили и вечером на два-три часа, а переписчики
еще брали работу на дом. Режим работы министерских служащих был более свободным: они являлись на службу в десять утра и занимались часов до четырех,
а раз в неделю (в дни докладов министру) уходили позднее.

Наказания служащих

В XVIII веке обычным явлением в жизни учреждений, особенно губернских
и уездных, были наказания канцелярских служителей, не имевших классных чинов. За леность, пьянство, упущения по службе и другие нарушения дисциплины
их держали под арестом на хлебе и воде, сажали в колодки на цепь, били розгами,
палками и плетьми, а в крайних случаях сдавали в солдаты. От подобных наказаний освобождал чин коллежского регистратора (XIV, низшая ступень Табели
о рангах), дававший его владельцу личное дворянство. По воспоминаниям тайного советника правоведа П. В. Хавского, став в 1802 году чиновником XIV класса, он радовался не только получению дворянства, но и тому, что его уже «нельзя
наказывать по старому порядку палками, взять за волосы и таскать по канцелярии и потчевать пощечинами. Хотя старый обычай и исчезал, - признает автор, - кандалов и стула с цепью не было в заведении Земского суда» . В 1804 году был принят даже специальный указ, запрещавший чиновникам наказывать
канцелярских служителей, что говорит о распространенности этого явления.

Наказаниям за упущения по службе подвергались и чиновники. Особенно часто прибегали к ним в первой четверти XVIII века. В губернии, не представившие
в срок отчеты или необходимые центру сведения, направлялись гвардейские офицеры и солдаты, наделенные чрезвычайными полномочиями. В задачи гвардейцев
входило «непрестанно докучать» губернаторам и «понуждать» их к исполнению
предписаний Сената и коллегий, для чего разрешалось даже сажать на цепь губернских чиновников («ковать за ноги и на шеи положить цепи») . В 1720 году по распоряжению гвардии унтер-офицера Пустошкина под арестом оказалась вся администрация Московской губернии, включая вице-губернатора бригадира И. Л. Воейкова.
Во второй половине XVIII века такие суровые меры уже не практиковались. Нерадивым чиновникам задерживали выплату жалованья или, приставив охрану, запирали их «безвыходно» в учреждении до окончания работ. Таким, например, способом повышал работоспособность своих подчиненных в 60-е годы XIX века
председатель Пензенской казенной палаты Михаил Евграфович Салтыков (более
известный как писатель под псевдонимом Н. Щедрин). Не получив к сроку отчет из
уездного казначейства, он предписал «арестовать» бухгалтера и его помощника и
«держать их запертыми в помещении казначейства», пока не закончат работу .

Обстановку местных учреждений дополняли грубые окрики начальника и неизменное «ты» в обращении с подчиненными, хотя к концу 1840-х годов в министерских департаментах уже было принято обращение на «вы». В условиях жесткой сословной структуры общества крепостной России отличия в сословном
и имущественном положении старших и младших чиновников определяли характер их служебных отношений. Власть начальника распространялась далеко
за пределы присутственных мест, охватывая все стороны жизни служащих.

Итак, в XVIII - первой половине XIX века условия службы чиновников трудно назвать комфортными. Неустроенность служебного быта сказывалась на характере управления, наносила урон авторитету власти. Еще в большей степени качество управления зависело от материальной обеспеченности чиновников.

Материальное обеспечение гражданских служащих

В XVII веке большинство приказных людей получало денежное жалованье, которое дополнялось хлебным, соляным, а иногда и поместным окладами. К концу века денежный оклад думного дьяка составлял в среднем 370 рублей, приказного
дьяка - 88 рублей, а московского подьячего - около 10 рублей, хотя у опытных
подьячих он достигал 50 рублей в год. Хуже было положение местных подьячих, из
которых почти половина служила без жалованья и «кормилась от дел» . Помимо
жалованья практиковались и дополнительные денежные выдачи: праздничные,
транспортные, на «избное строительство», свадьбу, лечение, покупку одежды, сапог и прочее. По признанию иностранцев, московские чиновники получали
«щедрое жалованье» . Такая оценка материального положения приказных людей
станет понятной, если учесть, что готовый сруб большого дома (70 квадратных метров) стоил тогда восемь-десять рублей, телега с упряжью и лошадью - три-шесть
рублей, а на три копейки (однодневный заработок поденщика) можно было купить пять-шесть десятков яиц или 1,7 килограмма свинины или полтора килограмма осетрины. По подсчетам Л. В. Милова, во второй половине XVII века прожиточный минимум (только питание) составлял два – два с половиной рубля в год
на одного человека .

При Петре I жалованье было назначено всем категориям служащих, включая подьячих, его величина фиксировалась законом и уже не зависела от воли
начальника. По сравнению с концом XVII века оклады заметно выросли. В губернских учреждениях секретарь (бывший дьяк) получал 120 рублей, а канцелярские служители (бывшие подьячие) от 15 до 60 рублей в год; в столице оклады были в два раза выше. Величина коллежских окладов зависела не только
от должности, но и от подданства служащего. Иностранцы, приглашенные
на службу Петром I, получали за свою работу в два-три раза больше, чем русские чиновники.

Однако, несмотря на позитивные изменения в системе оплаты труда гражданских служащих, в первой четверти XVIII века материальное положение большинства из них ухудшилось. Объяснялось это, прежде всего, падением курса рубля, подешевевшего за годы правления Петра I почти в два раза. Обесценивание
денег было следствием монетной операции (перечеканка старых серебряных монет, уменьшение их веса, выпуск медных денег и др.), которая приносила немалую прибыль казне, но способствовала росту цен. В 1720-е годы дневной заработок в пять копеек (18 рублей в год) едва обеспечивал прожиточный минимум
одного человека. «А жену и детей чем ему кормить, - задается вопросом современник Петра I, - только по миру ходить, поневоле научат воровать и в мастерстве своем неправду делать» . На содержание одного солдата казна выделяла
около восьми копеек в день, или 28,5 рубля в год. Таким образом, оклады низшего звена бюрократии не достигали прожиточного минимума.

Другая причина ухудшения положения чиновников заключалась в систематической невыплате жалованья. В условиях хронического дефицита бюджета
правительство рассматривало жалованье гражданских служащих как не самую
обязательную статью расходов, и в случае необходимости обращало предназначавшиеся на это средства на другие цели. В 1723 году специальным указом
предписывалось в случае нужды в деньгах и невозможности изыскать другие
способы для их получения «разложить оную сумму на всех чинов всего государства, которые жалованье получают». И в том же году у служащих была вычтена
четвертая часть денежного годового оклада и удержан весь хлебный оклад.
В связи с отсутствием денег в казне губернским чиновникам не платили жалованье годами или выдавали его натурой: сибирскими мехами и прочими казенными товарами. Но и получая деньги из казны, чиновники не всегда могли их
тратить, так как вынуждены были давать подписки, что в случае государственной нужды вернут эти деньги по первому требованию. В таких условиях, чтобы
сохранить подьячих, стремившихся убежать или записаться в сельские и посадские общины, их нередко держали в конторах «без выпуску». В конце 1724 года
для экономии казенных средств оклады гражданских служащих были заметно
урезаны: в коллегиях они составляли половину жалованья, получаемого
в армии, а в местных канцеляриях - «против сего вполы», т. е. только четверть
армейских окладов и рационов. Эта явная дискриминация труда чиновников
продолжалась почти 40 лет, вплоть до введении штатов 1763 года. Таким образом, правительство расписалось в собственном бессилии решить проблему материального обеспечения гражданских служащих. Государственное управление
финансировалось по остаточному принципу, так как львиную долю скудного
бюджета поглощали расходы на армию и флот.

В 1727 году преемники Петра I вообще отменили выплату казенного жалованья мелким чиновникам и приказным, разрешив им кормиться за счет акциденций, т. е. сборов с просителей (фактически взяток). Только в 1763 году их труд
вновь стал оплачиваемым. По утвержденным Екатериной II штатам минимальные оклады, получаемые копиистами (переписчиками бумаг), в уездных учреждениях составляли 30 рублей, в губернских - 60, а в центральных и высших учреждениях - от 100 до 150 рублей в год. При низких ценах на продукты питания,
и прежде всего на хлеб (десять-пятнадцать копеек за пуд), такое жалованье не
было нищенским.

С начала XIX века в связи с падением курса бумажных денег, которыми выплачивали жалованье и пенсии, материальное положение чиновников стало
ухудшаться. В 1768–1786 годы ассигнационный рубль практически равнялся серебряному, в 1795–1807 годы он колебался в пределах 65–80 копеек, а в 1811 году не достигал и 26 копеек серебром. В результате чиновники получали только
четвертую часть суммы, предусмотренной штатами 1763 года. Годового жалованья в 120 рублей едва хватало на одежду и обувь; мундир для большинства гражданских служащих был роскошью. Чтобы выжить, многие из них были вынуждены служить лакеями, кучерами, сторожами, швейцарами, получая за эту работу
больше, чем на государственной службе. Жалованье швейцара составляло 203 рубля, кучера - 401, лейб-лакея - 463 рубля, тогда как оклад канцелярского служителя министерства не превышал 200 рублей в год. К середине XIX века оклады чиновников заметно выросли, но повышение их было относительным.
Так, если в 1806 году оклад в 600 рублей ассигнациями равнялся 438 серебряным
рублям, то в 1829 году, повышенный до 1 200 рублей, он соответствовал только 320 рублям серебром, а в 1847 году - 343 серебряным рублям.

Падение курса бумажных денег привело к резкому удорожанию жизни, особенно в Петербурге. В первой половине XIX века убогая комната с мебелью, отоплением, самоваром и прислугой стоила в столице пять рублей в месяц, обед обходился в пятнадцать-двадцать копеек. Очевидно, что для основной массы
чиновников прожить на одно жалованье было трудно, а содержать семью практически невозможно. «Ты спрашиваешь, как жить 3 500 рублями годового дохода? -
писал в 1824 году один петербургский чиновник своему знакомому. - Женатому
в Петербурге жить сими деньгами трудно. Но ежели будешь иметь такого умного
холопа, как Петрушка, и не иметь лошадей, то он тебе… неусыпною экономией
преподаст способ не умереть с голоду…» Прилично содержать семью можно было лишь при доходах не меньше 6 000 рублей в год (в конце XVIII века для этого
было достаточно 3 000 рублей). Такому уровню жизни соответствовало жалованье
чиновника, занимавшего должность не ниже директора департамента министерства. Материальная необеспеченность толкала чиновников на путь должностных
преступлений, главным из которых было взяточничество. Связь между низкими
окладами чиновников и должностными преступлениями признавалась в правительственных кругах. «Близкое к нищете положение большей части посвящающих
себя гражданской службе, - отмечалось в «Записке» Комитета для соображения
законов о лихоимстве, - часто самого благорасположенного и лучшей нравственности чиновника невольным образом превращает во врага правительству». Нищенское существование большей части служащих государственного управления
служило оправданием недобросовестных чиновников не только в глазах русского
общества, но даже иностранцев. «Отнимите у наших немецких должностных людей три части их оклада… не дав им никакого рода вознаграждения, и увидите, что
они будут делать», - писал один из немецких чиновников, долго живший в Петербурге. По его мнению, результат будет тот же, что и в России .

Однако необеспеченность казенным жалованьем была не единственной причиной нарушения присяги. Служебным положением нередко пользовались и те,
кто имел поместья, был обеспечен казенным жалованьем и находился на самом
верху чиновничьей лестницы.

Причины взяточничества и казнокрадства
Историческая традиция «кормлений»

В России корни взяточничества уходят к истокам государственности и на ранней
стадии ее развития смыкаются с другим, не менее характерным для русской жизни явлением, - «кормлением» администрации за счет посадского и уездного населения. «Мирские расходы на воеводу и подьячих, - замечает С. М. Соловьев, -
были делом обыкновенным, не возбуждали ропота и жалоб». Исключение представляли отдельные случаи, когда «иной воевода хотел кормиться уже слишком
сытно» . В таких условиях грань между законными требованиями и злоупотреблениями администрации была трудноуловимой и очень зыбкой.

В московских приказах, несмотря на выплату казенного жалованья большей
части служащих, «кормление от дел» было важным и вполне легальным источником доходов, в три и более раз превышавшим денежные оклады. В представлении людей XVII века существовало четкое деление доходов «от дел» на законные и незаконные, хотя с позиций правовых норм более позднего времени отличия между так называемыми «почестями», «поминками» и «посулами» были едва различимы. Из «корыстных» доходов правительство признавало законными денежные
и натуральные приношения должностным лицам до начала дела («почести»)
и приношения после окончания дела («поминки»), но преследовало «посулы»
(собственно взятки), которые расценивались как вымогательство и «скверные
прибытки» . Посулы, непосредственно связанные с нарушением закона, были
крупнее почестей и поминок и достигали 100 и более рублей, поэтому их получение сурово преследовалось правительством и каралось кнутом невзирая на социальный статус взяточника.

Тем не менее этот важнейший источник материального благополучия бюрократии сохранял свое значение как в XVIII, так и в первой половине XIX века.
Во все судебные учреждения, от земского суда до Сената, проситель никогда не
приходил с пустыми руками. По понятиям того времени добровольные приношения были вполне законны, и отказываться от них «значило бы обидеть просителей и выказать пустой педантизм» . В конце 1830-х годов благоприятное решение дела в Сенате обходилось до 50 тысяч рублей. Кроме таких разовых «дач»,
практиковались и постоянные «кормления» администрации откупщиками, горнозаводчиками, солепромышленниками, помещиками и другими лицами, особо
заинтересованными в благорасположении администрации. По свидетельству современников, именно из этого источника губернские чиновники «черпали такие
суммы, которые были необходимы для удовлетворения потребностей приличной
известному чину и положению жизни» . Например, в конце 1830-х годов откупщик ежегодно платил губернатору Симбирской губернии 10 тысяч рублей ассигнациями, вице-губернатору 20 тысяч, прокурору, «как человеку слабому и безгласному», только три тысячи рублей, каждому советнику по две тысячи
рублей» . Документальным подтверждением существования таких отношений
с местной администрацией служат обнаруженные мною в Отделе письменных
источников Государственного исторического музея ежегодные (за 1804–1852 годы) «ведомости» о выдаче чиновникам денег, хлеба и проч. «для снискания благосклонности по делам» пермских имений кн. С. М. Голицына . Заглавие и содержание этих документов дают основание назвать их сводными годовыми
отчетами о подкупе администрации Пермской губернии. В отдельные годы «пособия» кн. Голицына пермским чиновникам в два-четыре и даже шесть раз превышали казенное жалованье. Например, уездный судья при окладе в 300 рублей
получал из «Главного правления пермских заводов, промыслов и вотчин кн. Голицыных» денежных и натуральных выплат в общей сложности на 600–1600 рублей в год, годовое жалованье земского исправника в 250 рублей весомо дополняли 1000–1800 рублей, поступавшие из того же источника. О широком
распространении системы «кормлений» администрации говорит тот факт, что ее
практиковал, хотя и по другим соображениям, даже очень богатый и безукоризненно честный киевский губернатор (в 1839–1852 годы) И. И. Фундуклей. Он
считал, что если богатые помещики не будут выделять средства на содержание
чиновников полиции, «то средства эти они будут получать от воров» . Это обстоятельство играло далеко не последнюю роль в широком распространении злоупотреблений, вызывало неуважение к закону, способствовало формированию
правового нигилизма и, в конечном итоге, оказывало развращающее влияние
на общество.

Радикальный характер реформ

Игральные карты-деньги Канады 17-го века.

..............................

........................

....................

То есть обычные игральные карты стали деньгами в Новой Франции, на них можно было купить продукты, выпивку и различные вещи. Такая система просуществовала в Новой Франции с 1685 по 1686, а также с 1689 по 1719. В 1714 году в Новой Франции игральных карт (денег) было в обращении на 2 миллиона ливров, некоторые карты стоили около 100 ливров.

Как же выглядели такие игральные карты, которые на время стали деньгами? Эти карты были классическими французскими картами. Именно эти карты стали прототипами современных игральных карт, которые в настоящее время популярны во всем мире. В отличие от современных игральных карт эти карты на протяжении долгого времени были полнофигурными, то есть короли, дамы, валеты изображались во весь рост. Только в 1830 году на классических французских картах появились симметричные изображения.

А в 2008 году Канадский монетный двор начал новую серию серебряных прямоугольных монет «Деньги - игральные карты», в которой использованы форма и дизайн настоящих игральных карт XVIII столетия. В 2008 году были выпущены монеты «Червовый валет» и «Пиковая дама», а в 2009 году - «Пиковая десятка» и «Червовый король».
Каждую монету изготовлено из серебра 925 пробы весом 31,56 г, качество чеканки - пруф. Тираж - 25 тыс. штук. Номинал одной монеты - 15 канадских долларов. Гурт и кант монеты позолочены. Каждая монета имеет номерной сертификат.

В XVI веке пришла очередь русских царей думать над денежной реформой, которая должна была обеспечить монетой новое единое государство. О том, как появились «копейки», «полтины» и «рубли», сколько они весили в серебре и как уже в следующем веке дело дошло до Медного бунта, читайте в новом выпуске блога, который ведет историк Артем Ефимов (и подписывайтесь на его телеграм-канал «Пиастры!»).

Серебряная денга XVI века, Тверь

Wikimedia Commons

Единая русская денежная система сложилась тогда же, когда и единое русское государство - в начале XVI века. Ее окончательно оформила денежная реформа 1530-х годов. Ее провела Елена Глинская, мать и регентша при малолетнем великом князе Иване Васильевиче, впоследствии Грозном.

Система сложилась как синтез двух крупнейших систем удельного периода - московской и новгородской. Основой обращения была московская серебряная денга весом 0,34 грамма. На ней изображался всадник с мечом, поэтому она еще называлась «мечевой денгой». В Новгороде, древнем купеческом центре, чеканили удвоенные денги весом 0,68 грамма с изображением всадника с копьем - они назывались «копейными денгами», или попросту «копейками».

Важными счетными денежными единицами были гривна (20 денег или 10 копеек), полтина (100 денег или 50 копеек) и рубль (200 денег или 100 копеек). В физическом виде их не существовало, но народ считал деньги на эти единицы. Русский рубль стал первой в мире валютой десятичного размена.

В XVII веке в России ходили только серебряные деньги. При этом собственных освоенных месторождений серебра еще не было, и все серебро было импортное: привозными (по-русски они назывались ефимками) иностранные купцы платили таможенные пошлины и расплачивались за товары, составлявшие казенную монополию (меха, поташ, смольчуг и т.д.); также казна напрямую скупала серебряные вещи и иностранные серебряные монеты.

С середины XVII века в России действовало единственное предприятие по производству денег - так называемый Английский денежный двор в Москве. Он так назывался потому, что находился на бывшем английском купеческом подворье на Варварке (там теперь музей, британская королева приезжала открывать). Есть также предположения, что там применяли техническую новинку - монетный винтовой пресс, купленный в Англии.

Для сравнения, в Османской империи, которая в середине XVII века переживала , в это время действовали семь монетных дворов - и это не считая Крыма, Египта и других регионов с отдельными денежными системами.

В 1656 году, вскоре после начала тяжелой войны с Речью Посполитой за Гетманскую Украину, Федор Ртищев, один из доверенных советников царя Алексея Михайловича, предложил для пополнения казны выпустить медные деньги, приравненные к серебряным. Медных рудников в России тоже почти не было, но медь была гораздо доступнее на международном рынке. Производительность денежного двора была небольшая, но за пару лет удалось насытить рынок медными деньгами.

Казна принимала платежи (подати, кабацкие сборы и т.д.) только серебром, а платила (жалованье, например) медью. Чем покупать на серебро что-то на внутреннем рынке, выгоднее стало закупать на него импортные товары или сдавать его на переплавку, получая в обмен медь и тратя уже ее. Серебро почти исчезло из обращения, а цены в медных деньгах стали расти. В 1662 году это привело к Медному бунту в Москве: народ чуть было не растерзал царского тестя Ивана Милославского и еще нескольких бояр и купцов; при подавлении бунта погибли или были вскоре казнены сотни людей.

В 1663 году Алексей Михайлович отменил медные деньги. Медь выкупили в казну по рыночной цене (ясное дело, значительно ниже номинальной цены медных денег) и через некоторое время переплавили в весовые гири. Россия вновь осталась с серебряным стандартом и с малоденежной экономикой - вплоть до Петра I. Как все изменилось при Петре, мы расскажем в следующем выпуске нашего блога.