Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

Полное собрание и описание: молитва от сквернословия других для духовной жизни верующего человека.

О грехе сквернословия

Горе сквернословам. Гортань их – открытый гроб.

В семье моих знакомых случилось пренеприятное происшествие. Их маленькая дочка пошла в детский садик. Через две недели после посещения садика каждое свое маленькое предложение девочка пересыпала страшными, грязными ругательствами, конечно совершенно не понимая, что сквернословит.

Опечаленные родители обратились к заведующей. Они оказались не первыми, кто пришел с этой жалобой. Заведующая обещала разобраться – и разобралась. Оказалось, что дети научились скверным словам от воспитательницы!

Сквернословие, скверные слова – так издавна в русском народе именовали матерщинщину. Корень идет от слова “скверна”.

В словаре великорусского языка Даля сказано: “Скверна – мерзость, гадость, пакость, все гнусное, противное, отвратительное, непотребное, что мерзит плотски и духовно, нечистота, грязь и гниль, тление, мертвечина, извержения, кал; смрад, вонь; непотребство, разврат, нравственное растление; все богопротивное”.

Исчерпывающая характеристика. Даже по этому лингвистическому определению ясно, что сквернословие и – “непотребство, разврат, нравственное растление, все богопротивное” – есть грех. В чем состоит этот грех?

Когда человек говорит скверные, матерные слова, нарушая библейское: “слово гнилое да не исходит из уст ваших”, он оскверняет, пачкает грязью свои уста. Матерщинник льет гнусную грязь в уши окружающих. Нередко этим самым он причиняет настоящее страдание тем, кто не выносит бранной речи. Хочется заткнуть уши и бежать. Портится настроение, то есть сметается, смущается благой настрой души.

Содержание матерных слов таково, что воздействует на сознание и даже подсознание человека, и особенно детей. Всякое слово, и хорошее и дурное, обладает весом и силой. Дурное слово наводит на дурные мысли, сеет зло, пусть и бессознательно. Ведь если и мысль наша материальна, то уж наверняка нечестивые наши выражения еще более материальны. Вот и скапливаются ругательные слова над нами черной аурой, принося беды и самому матерщиннику, и тем, кто его окружает. Сквернословие, несомненно, влияет на формирование нравственного стержня в человеке. Особенно страшно, когда в среде матерщинников воспитываются дети. Через уши да в душу попадают богомерзкие слова и закладывают в человеке нравственную грязь.

Срамословие присуще всем векам, местам и народам. Этот порок – наследие чисто языческое. Он всецело коренится в фаллических культах Древнего Востока, начиная с глубин сатанинских и темных бездн разврата в честь Ваала и прочих идолов. Причем порок этот и какое-то странное к нему тяготение, стоят в прямой зависимости от того, насколько близко человек стоит к Богу. И если он отодвигается от Бога, тотчас начинает входить в область сатанинскую и приобретать скверную эту привычку – призывать вместо Бога имя лукавого и вместо Божественных вещей – срамные, скверные, чудовищные выражения, матерную брань – на самом деле молитвенные формулы, обращенные к демонам.

Бесстыдные, срамные ругательства приводят благочестивых людей в содрогание.

Это не просто легкомыслие, грубые шутки, не простые колебания воздушных волн. Произнося страшные заклинания, то есть говоря матерные слова, человек призывает к себе гнуснейших бесов, приносит сатане словесную жертву.

Грех сквернословия легко перенимается и прививается. Он так разросся, что уже не осознается грехом. Из поколения в поколение передается это отвратительное наследие – так вырождается нравственность народа. Но все-таки никогда сквернословие не носило такого массового характера, такого невиданного размаха, как в последние годы. В воздухе витают нечистота, мерзкие ругательства. И это не только не одергивается, не пресекается, как было раньше. Это стало необходимой деталью жизни. Это открыто поощряется. Гнусные нецензурные слова несутся с экрана телевизора, со страниц современных книг, журналов, газет. Сегодня в книжном магазине можно купить словарь матерных слов. Значит, есть издатели, которые видят в этом благое дело! Дьявольские силы, устремившиеся погубить Россию, делают все, чтобы народ наш учился сам себя осквернять.

Еще совсем недавно существовало понимание, что материться – это стыдно, что нельзя материться при женщинах и детях. А что мы видим теперь? В последнее время к сквернословию пристрастились. Оно охватило все социальные слои общества. Со всех ступеней этой социальной лестницы – снизу доверху – сыпется “непотребное, что мерзит плотски и духовно”.

Идут по улице девушки. Прекрасные, юные лица, красивые одежды. Но вот они раскрыли рты – и грязь, пакость полилась рекой. Они ничем не возмущены и не ссорятся между собою, просто это их обычный способ общения.

К сожалению, это обычный способ общения почти всей современной молодежи, и даже дети заражены сквернословием. За них особенно больно, и как их винить, если с детства они окружены матерщинщиной? Как от нее уберечься? В таких детях заметна какая-то особая черствость, равнодушие и пренебрежительность к окружающим.

Трудно представить их в будущем создающими теплый семейный очаг, спокойный и уютный.

Особенно страшно, когда сами родители оскорбляют детский слух нравственно растлевающими словами. Характер ребенка формируется в раннем возрасте. Детские психологи считают, что формирование его происходит с младенчества и до семи лет. Дальше начинает складываться мировоззрение, взгляд на мир, на жизнь, отношение к людям, окружающим его, обществу и различным явлениям жизни. Все это в основном приходится на школьный возраст. И, если весь этот большой, важный и сложный период человек находится под влиянием грязных слов, то, конечно, он вырастет ущербным, с цинизмом, презрением ко всему, гнилью в душе и характере. Родители в данном случае сами вырастили неполноценного ущербного человека. На того, кто постоянно грязно матерится, вряд ли можно положиться в каком-то серьезном деле, есть в этом признак духовного и нравственного разложения. Кто легко позволяет себе нечистоту, гнилую речь, тот может легко решиться и на нечистые дела.

Следует знать: склонность к сквернословию – это склонность к противлению против воли Божией; за склонностью к сквернословию и мату, как правило, прививаются такие грехи и пороки души, как тщеславие, эгоизм, плотские похотения и др.

В Ветхом Завете, если сын злословил отца или мать, его при свидетелях насмерть избивали камнями. В Священном Писании сказано: “От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься”. Злые слова и матерщина не только наносят вред тому, к кому они обращены, но еще больше тому, кто их произносит.

Слово дано нам от Бога. Это такой чудесный и особый Божий дар, который дан только человеку. “Вначале было Слово”, – говорится в Евангелии от Иоанна.

Словом Бог сотворил все. Слово и орудие человеческого творчества. Мы просвещаем и просвещаемся словом. А сквернословием сеется тьма. Апостол учит: “Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, он только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим” (Еф. 4, 29). Слово должно нести благодать – благие дары, добро, служить назиданием в вере, то есть приближать к Богу, а не удалять от Него.

Православная Церковь всегда запрещала сквернословие, злоречие, бранные выражения. Церковь также запрещала чертыхаться. Ведь это означает, что ты призываешь к себе чертей.

Россия – единственная страна, где народ называл свою Родину святою – Святая Русь, за ее стремление к святости, к целомудрию и высокой нравственности.

Это выразилось и в языке, который отражает не только практический, но и духовный опыт народа. Поганые слова никогда не считались (как это существует в других языках) нормой. Их всегда называли срамными, за них в прежние времена наказывали. Например, при царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче сквернословы несли телесное наказание. На рынках и по улицам ходили переодетые государственные люди со стрельцами, брали бранящихся и тут же всенародно, для всеобщего назидания, наказывали розгами.

Если мы хотим, чтобы наш народ не прогнил, не рассыпался бесплодным прахом, мы должны активно бороться с грехом сквернословия, не давать оскорблять полученный нами великий Божий дар – родной язык. Нельзя равнодушно смотреть, как уродуют его матерщинники, употребляя отвратительные, скверные слова, подсказанные извечным врагом рода человеческого. Ведь совершающий грех сквернословия сознательно калечит в себе образ Божий – и это начало богоотступничества.

По слову Христа Спасителя, за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда (Мф. 12, 36). Однако грех сквернословия намного тяжелее греха празднословия. Стало быть, и наказание будет куда страшнее!

Дар слова дан человеку в первую очередь для того, чтобы славить Господа. И сами уста наши, которыми мы должны славословить Господа, оскверняются срамословием.

Вслед за Святым Крещением, через помазание освященным миром, на уста крещаемого налагается печать даров Святого Духа. Срамословие оскорбляет Дух Святой, освятивший уста человека для употребления их во славу Божию. Скверными словами человек отталкивает от себя Дух Божий.

Устами христианин принимает Тело и Кровь Христову. Оскверняя срамословием уста, мы прогневляем Христа Спасителя. Вот что говорил святитель Иоанн Златоуст: “Лучше извергать гнилость изо рта, нежели сквернословие. Когда в душе твоей такой смрад, скажи мне, как ты дерзаешь приступить к Таинам Господним (то есть Святому Причащению)?

Мы целуем святой крест, святые, иконы, святые мощи, священную книгу Евангелие. Устыдимся произносить срамные, гнилые слова устами, освящаемыми прикосновением к великим святыням! Надо помнить, что речь нашу слышат не только люди, которых мы привыкли не стесняться, но слышат и Ангелы, и Сам Господь. Неужели не остережемся от сквернословия, чтобы срамной речью не оскорбить Ангелов, не обрадовать бесов и не прогневить этим Бога?

Будем помнить и о том, что сквернословие – начало пути к еще большему злу: матерщиной возносится страшная хула на Саму Пресвятую Богородицу, Владычицу земли русской.

А ведь многие даже не исповедуются в этом грехе и не пытаются от него избавиться, с легкостью воспринимают матерщину, различные низкопробные жаргонные выражения, уголовный жаргон. Помните, это грех мерзкий, избегайте его, избавляйтесь от него. Вместе с матерщинщиной вы приглашаете к себе бесовские силы, и постепенно они введут вас на стезю других пороков.

Кайтесь в этом грехе, призывайте имя Божие на помощь, молитесь святым с верой сердечной, и помощь Господня придет обязательно.

О грехе курения

Грех курения, как и грех сквернословия, охватил в наше время почти всех – от мала до велика.

Стайки курящих детей сидят на скамейках, идут по улицам, стоят у метро – их едва видно за клубами табачного дыма. Данные последних исследований ужасающи: средний возраст приобщения к курению у мальчиков – 10 лет, у девочек – 12 лет. Курят молодые мамы, везущие в колясках малышей, нередки даже бабушки, выгуливающие своих внуков на детских площадках с сигаретой в зубах.

Только подумать: в правилах поведения ученика в школе уже не говорится, о том, что ученик не должен курить, он только не должен курить внутри школы!

Мы и не заметили, как человек, дымящий нам в лицо сигаретой, стал нормой общественного сознания. Курит? Что ж. Если он этого хочет, если у него такая потребность.

Но откуда взялась такая потребность? Ведь человеческой природе курить не свойственно. Дышать воздухом, есть, пить, спать – да. Но курить , отравлять свой организм ядом, дышать зловонным дымом – это требование греха , а не требование природы.

Многие считают этот грех простительным, мелким, “несмертным грехом”. И вот этот “несмертный грех” так захватывает человека, что он становится настоящим рабом его, а если говорить точнее – рабом дьавола. Вы проснулись утром, и первое желание, которое охватывает вас, – покурить. Вы не осеняете себя крестным знамением, не произносите утренней молитвы, а выкуриваете сигарету. “На Богослужении воскуривают ладаном, как и рабам греха не изобрести своего рода курения? – говорит по этому поводу святой Никодим Святогорец. – Первое приятно Богу, второе должно быть приятно врагу Божию – диаволу”.

Курение – воистину дьавольское изобретение. Возникло оно в гибнущих культурах Центральной Америки задолго до эпохи Колумбовых открытий, как часть ритуалов поклонения языческим богам ацтеков, которым приносились, в числе прочих, и человеческие жертвы. Христиане прекрасно знают, что это за боги. В Европу, а потом и в Россию, это богомерзкое действо было завезено именно во время открытия Колумбом новых земель. Вот что пишет о истории распространения греха курения епископ Варнава (Беляев): “Когда 12 октября 1492 года Колумб пристал к острову Сан-Сальвадор, то он и его спутники были поражены невиданным зрелищем: краснокожие жители островов выпускали клубы дыма изо рта и носа. Дело было в том, что индейцы справляли священный праздник, на котором курили особую траву (свернутый высушенный лист ее – род теперешней сигары – назывался он “табако”, отсюда и пошло нынешнее название) – до полного одурения, надо прибавить, причем в этом состоянии они входили в общение с демонами и после рассказывали, что им говорил “Великий Дух”.

По приезде на родину наших мореплавателей те, которые нашептывали в уши индейцам, шепнули и этим, чтобы они познакомили европейскую публику с новым “удовольствием”.

И вот, при благосклонном участии и тайном возбуждении от бесов, по всей Европе и даже Азии, началась буквально повальная горячка табакокурения. Чего правительство и духовенство ни делали, чтобы прекратить это зло, – ничего не помогало!”

Сегодня в жертву дьаволу добровольно приносят себя сотни миллионов людей на земном шаре. “О как тщательно дьавол и мир засевает своими плевелами ниву Христову, которая есть Церковь Божия, – писал святой праведный Иоанн Кронштадтский. – Вместо Слова Божия усердно сеется слово мирское, вместо ладана – табак. Бедные христиане! Совсем отпали от Христа”.

Воскуряя фимиам бесам страстей, разводимых нами и гнездящимся в жилище нашего тела, курильщик предает, тем самым, образ Божий в себе, пропитываясь духом зловония и медленного физического самоубийства. “Разве не знаете, что вы храм Божий , – говорил апостол Павел, – и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят; а этот храм – вы” (1 Кор. 3, 16-17). Есть ли слова, убеждающие больше, чем эти?

Все, что дано человеку Господом, должно использоваться во благо. Телесное здоровье – безценный дар, и каждое наше действие, причиняющее вред здоровью, – настоящий грех перед Создателем. Многие святые учителя Церкви указывают на это. Вот слова святителя Нектария Эгинского: “Для того, чтобы человек блаженствовал и был достоин своего призвания, необходимо, чтобы он был здоров и телом и душой, потому что без благосостояния обоих не может быть приобретено ни блаженство, ни дееспособность для выполнения назначения. Человек должен заботиться об укреплении как тела, так и души, чтобы они были крепкими и сильными. ” И еще одно высказывание того же святого: “Здоровье в любых делах есть как бы самодвижущаяся колесница, которая несет атлета к финишу”. О том, что курение губительно для здоровья, доказывают все современные медицинские исследования. Нет ни одного органа, который бы ни страдал от воздействия табака. Канцерогенные вещества, раздражая слизистые оболочки, накапливаясь в организме, вызывают рак губы, ротовой полости, гортани, пищевода. Особенно уязвимы становятся органы дыхания – бронхи, легкие. Доказательств, фактов, аргументов и убедительнейших примеров того, что курение несет лишь вред и погибель, бесчисленное множество. У курильщиков развивается никотиновый синдром. Это та же зависимость, что и от алкоголя и наркотиков.

Табачный рынок занимает одно из самых значительных мест в мировой торговле, и ежегодно миллионы людей трудятся для того, чтобы другие миллионы вдыхали вредный дым, травили ядом свою голову и весь организм.

Удивительно, почему употреблять наркотики в виде кокаина законом запрещается, а в виде табака – поощряется? Табак, этот “маленький кокаин”, дозволен, как маленькая ложь, как незаметная неправда, как убийство в утробе. Но медицина говорит нам об опасности курения лишь для телесного здоровья. Даже на любой пачке сигарет вы найдете надпись: “Минздрав предупреждает: курение опасно для вашего здоровья”. Мы же должны помнить о самом главном вреде этой скверной привычки. Зловонный запах табака прикрывает запах духовного разложения. Установлено, что негативные душевные состояния приводят к изменению гормонального фона человека. Образующиеся при стрессах и прочих внутренних конфликтах химические вещества выводятся из организма через внешние покровы; выделения при этом имеют тяжелый запах. Употребление табака делает невозможным распознание духовного состояния других людей на самом глубоком биологическом уровне.

Курение есть распущенность не только тела, но и души. Это ложное успокоение своих нервов, так считают многие курильщики, не сознавая, что нервы – плотское зеркало души. Такое успокоение – самообман, мираж. Потому это наркотическое успокоение будет источником мучений души. Сейчас, пока есть тело, это успокоение надо возобновлять постоянно. А потом это успокоение будет источником адского мучения. Успокоить можно себя против страсти, только удержавшись от нее. Только поднявшись над своими страстями, можно войти в светлый духовный мир.

Невозможно молиться духом, куря папиросу или сигарету. Не могут такие люди причащаться Тела и Крови Христова, а значит, не могут спастись.

Нужно помнить, что по смерти, по разделении души от тела, страсти, проявлявшие, реализовавшие себя в жизни телесной, не оставляют души человека, порабощенной ими при жизни. Не освободившаяся от той или иной страсти, душа перенесет ее в потусторонний мир, где при отсутствии тела невозможно будет эту страсть удовлетворить. Душа будет томиться и гореть непрестанной жаждой греха и похоти. Ненасытной потребностью в еде будет мучиться после своей смерти тот, кто и раньше думал только о еде. Пьяница будет невероятно терзаться, не имея тела, которое можно успокоить, только залив алкоголем. Блудник будет испытывать такое же чувство. Корыстолюбивый – тоже, и курильщик – тоже. Вот наглядный пример: если курильщик не покурит несколько дней, что он будет испытывать? Страшное мучение, но еще смягченное другими развлечениями жизни. Страдает не столько тело, сколько душа. Так страдает уже здесь на земле каждая душа, имеющая любую страсть. Зная это, можно ли безразлично относиться к своим страстям? К этому страшному огню?

Как же побороть в себе беса этой богомерзкой страсти? Конечно, прежде всего помочь может желание избавиться от этого порока и горячая молитва. Если человек уже решился на этот шаг и приготовил в своей душе место для благодати Божией, то он ощутит в себе ее удивительное воздействие, ее незримую помощь. Просите искренно, непрестанно , Господа, Пресвятую Богородицу и святых угодников Божиих и непременно получите исцеление.

Совет преподобного Силуана Афонского

Курение, таким образом, отдаляет человека от горнего духовного мира, служит одним из серьезных препятствий на пути спасения собственной бессмертной души, склоняя ее ко греху и подчиняя своеволию тленной плоти.

“Если приступаешь к какому делу и не видишь на то воли Божьей, – увещевает святитель Григорий Богослов, – ни за что не делай того. Не оставляй воли Божьей, чтобы исполнять волю людей”.

Итак, дорогой читатель, прежде чем закурить вновь , вспомни совет преподобного Силуана и подумай, мог бы ты прочесть сначала “Отче наш” или мысленно взять благословение на это, несомненно, важное для тебя дело.

Совет преподобного Амвросия Оптинского

“Пишете, что вы не можете оставить табак курить.

Невозможное от человек возможно при помощи Божией; только стоит твердо решиться оставить, сознавая от него вред для души и тела, так как табак расслабляет душу, умножает и усиливает страсти, омрачает разум и разрушает телесное здоровье медленной смертью. Раздражительность и тоска – это следствия болезненности души от табакокурения.

Советую вам употребить против этой страсти духовное врачевство: подробно исповедайтесь во всех грехах, с семи лет и за всю жизнь, и причаститесь Святых Таин, и читайте ежедневно, стоя, Евангелие по главе или более; а когда нападет тоска, тогда читайте опять, пока не пройдет тоска; опять нападет и опять читайте Евангелие. – Или вместо этого кладите, наедине, по 33 больших поклона, в память земной жизни Спасителя и в честь Святой Троицы” – такой ответ получил от преподобного Амвросия один мирянин, заядлый курильщик, обратившийся за советом к святому, не сумев сам справиться с этой пагубной страстью. По прочтении письма он закурил папироску, но вдруг почувствовал сильную головную боль и вместе с тем отвращение к табачному дыму – и ночью не курил. На другой день машинально закуривал несколько раз, но боль возвращалась и не позволяла глотать дым. Так и бросил. Спустя некоторое время человек этот приехал к старцу, чтобы лично поблагодарить его. Преподобный Амвросий коснулся палочкой его головы – и боль с тех пор уже не возвращалась.

Молитва от страсти курения преподобному Амвросию Оптинскому

Преподобие отче Амвросие, ты, имея дерзновение пред Господом, умоли Великодаровитого Владыку подать мне скорую помощь в борьбе с нечистой страстью.

Господи! Молитвами угодника Твоего, Преподобного Амвросия, очисти мои уста, оцеломудри сердце и насыти его благоуханием Духа Твоего Святого, да отбежит от мене далече злая табачная страсть, туда, откуда пришла, во чрево адово.

Праздник Успения Пресвятой Богородицы… Престольный праздник . Тысячи паломников тянутся сюда из разных уголков России. Сотни разноцветных платков, тысячи зажженных свечей…

Народу так много, что нам приходится теснее прижиматься друг к другу. Краснощекая полноватая дама в красном платке в крупный белый горох недовольно ворчит на стоящую рядом с ней старушку в черном: «Ну, это надо! Что за люди?! Как можно так чеснока наесться!!! Дышать невозможно!»

Та со смирением опускает глаза и немного нервно осеняет себя крестным знамением.

Господи, мы все такие разные, каждый - со своими несовершенствами

Господи, мы все такие разные, каждый - со своими несовершенствами, со своими помыслами, со своими, не всегда угодными Тебе желаниями…

Кто-то попал сюда впервые, да и к таинствам приступает редко, а у кого-то за плечами - многолетний опыт духовной жизни, ежедневные молитвы… Кто-то врач, кто-то регент, кто-то слесарь, а кто-то - генерал в отставке, у кого-то уже три мужа было, а кто-то приехал хоть одного вымолить… Все это здесь стирается, растворяется и становится ненужным. Мы все здесь равны.

Только одно объединяет нас - вера и возможность быть сейчас здесь, на празднике у Божией Матери

И лишь только одно объединяет всех нас - вера и возможность быть сейчас здесь, в Псково-Печерском монастыре, на празднике у Божией Матери. И пусть и не доросла еще эта вера до горчичного зернышка, но все-таки она есть, ведь привел нас сюда в такой день, в такой праздник! Господи, вера же вместо дел да вменится нам.

А так хочется счастья!

«Не вернусь домой больше, ни за что не вернусь! Здесь останусь!» - в голос рыдает молодая девушка.

Миленькая моя, ты что же так ревешь-то, поди, умер кто? - обращается к ней женщина с красивым бронзовым загаром, оттенённым белоснежным платком.

Нет… Не умер… - растерянно отвечает она, слезы мгновенно высыхают, видно, фраза о смерти немного привела ее в чувство. - Да мне это… Муж позвонил, да обругал так, за то, что я ему не сказала, а сюда уехала… Домой приеду, точно мне покоя не даст… Да знали бы вы, как я от него уже устала… У других мир да любовь, а у нас только брань… А так хочется счастья, чтобы любовь настоящая, на всю жизнь.

Счастья?.. Ишь ты, счастья она захотела… Молодая ты еще... Счастье-то оно, когда Господь вот здесь, в сердце… А мужики - разве ж это счастье?

А мужа-то ты потерпи, потерпи… Не смей разводиться-то. Ты ж меня послушай, глупую грешную бабу…

У меня такой муж был… О… Тебе и не снилось. И руку поднимал, и бранил так, что у соседей уши вяли. Я ж и не вытерпела… Молодая была, вот прямо как ты. Счастья хотела. Ушла к другому. А как же я сейчас жалею…

Вот думала - счастье, любовь… А счастье-то не сложилось, а любви-то и не было. Только грех один остался на всю жизнь. И сколько ж я за этот грех скорбей понесла… Ох… И вот только напоследок Господь счастье-то стал давать. В Дивеево была недавно, и сюда вот Божия Матерь, грешницу, меня пустила… А ты, девка, знаешь, что? Вместо того чтобы реветь-то, ты иди дорожку цветами украшать. Божией Матери-то послужи и помолись, глядишь, и управит Она. И терпи, терпи… Поняла?

Девушка в ответ кивает головой и крестится, видно, что слова незнакомой паломницы вошли прямо в душу.

Я должна Ее увидеть

«Хватит болтать, уже икону вынесли, и хор начал петь! Вы что сюда приехали - молиться или разговоры говорить?» - шикают в толпе.

«Нет, ну что за народный хор?! Вы слышите, как они поют?» - обращается ко мне стоящая рядом блондинка бальзаковского возраста, с игривыми локонами, выбивающимися из-под цветастой шали.

Я в ответ просто молчу и улыбаюсь ей.

«А я ведь, между прочим, регент!» - добавляет она, но обращаясь уже в другую сторону, к мужчине в стильном костюме.

«Люди добрые, пропустите… Прошу, пожалуйста, дайте дорогу, люди добрые… Я должна Ее увидеть…» - слышится издалека слабый старушечий голос.

Я невольно оборачиваюсь и вглядываюсь в разноцветную массу верующих. Маленькая, сухонькая, морщинистая старушка пытается пробиться сквозь тысячи людей, просовывая между ними хрупкие руки-веточки в рукавах видавшего виды потертого плаща.

Бабуль, да я что сделать могу?! Все вперед хотят! Стой, где стоишь, пока вообще не раздавили!

Но я должна… Мне очень нужно, хоть бы глазком мне посмотреть на Нее… Только бы увидеть, пропусти, сынок, а?

Да на кого смотреть тебе? Стой и молись себе на месте.

Да на Нее… На Матерь Божию, на икону Ее Успения… - хлюпает бабулька.

Да что на Нее смотреть! Молись, бабка, Она и так тебя видит! - широкоплечий высокий мужчина преграждает ей дальнейший путь.

Она замирает, и только тихие беззвучные слезы покрывают испещренное морщинами усталое доброе лицо.

Откуда сюда занесло эту бабушку? Какой путь проделала она к этому монастырю?

Откуда сюда занесло эту бабушку? Какой путь проделала она к этому монастырю, какая беда, а может, радость привела ее на этот праздник?

Я вдруг вспоминаю евангельскую женщину, страдавшую кровотечением. Ибо она говорила сама в себе: если только прикоснусь к одежде Его, выздоровею (Мф. 9, 21).

Возможно, ее также теснила толпа, окружающая Спасителя, а она, в слезах, изнывая от мучившего ее недуга, прорывалась все дальше и дальше вперед, шепча: «Только бы прикоснуться к одежде Его…».

Я ныряю в толпу и, крепко сжав руку маленькой старушки, начинаю выталкивать ее в первый ряд. И каким-то чудом мне это удается. Мой семилетний ребенок как раз стоит в первом ряду, и я быстро меняю их местами.

Вон Она, - шепчу я ей, указывая на Икону Божией Матери «Успение».

Она с благоговением крестится, вытирая уголком платка нескончаемые ручейки слезинок, а затем, прижавшись к моему плечу, покрывает влажными поцелуями мою руку. Я в смущении отстраняюсь и тоже почему-то начинаю плакать.

Наше умиление сердец прерывает звонок мобильного телефона. Все еще смахивая слезы и крестясь, моя бабушка достаёт из холщовой авоськи дешевенький мобильник. На экране надпись: Дед.

Дед, слава Богу! Я Ее видела! - кричит она в трубку.

«Как вам не стыдно! Прорвались вперед, так стойте и молитесь!» - начинают возмущаться в толпе.

«За разговоры во время богослужения посылаются скорби!» - немедленно подмечает кто-то.

И мы все затихаем, вслушиваясь в слова молитвы.

Строгий, но добрый отец Филарет

Лица монахов - строгие, но при этом какие-то родные и близкие, как будто каждого из них ты знаешь очень давно.

Освободите проход… Шаг назад. Всем уйти из первого ряда! - раздался прямо перед нами устрашающий командный голос архимандрита Филарета. А ведь когда-то, не так уж и давно, этот же самый глас разгонял толпу бомбардирующих вопросами легендарного старца .

Филаретушка, - ласково говорит мой сын, глядя, как обходит батюшка длинные ряды паломников. Его детское сердечко воспылало к отцу Филарету какой-то удивительно трогательной любовью с первой нашей поездки в Печоры.

На праздник Успения отец Филарет особенно строгий. Он распределяет потоки верующих, чтобы никто не толпился и всем было комфортно.

Стоит только ему взглянуть своим грозным орлиным взором, как все в смирении расступаются. И никто не обижается, лишь только слышится:

Дай Бог здоровья батюшке! Что бы мы без него делали!

А знали бы вы, какая у него была мама! - в восхищении говорит стоящая недалеко от меня аккуратно одетая бабушка с ангельским лицом в обрамлении белоснежных волос. - Святая женщина!

А вы ее лично знали? - интересуюсь я.

Знала… Она рядом с монастырем жила, и всегда дом ее был открыт для паломников. Бог сподобил нас у нее остановиться. Принимала она всех абсолютно бесплатно, да еще и кормила… Ой, да так вкусно кормила… Вроде суп, посмотришь, постный, вода да геркулес, а вкус такой, что вкуснее супа я никогда и не вкушала… Все мы у нее спрашивали: Раиса, как же так вкусно-то выходит, открой секрет? А она молчит. Строгая тоже была, но добрая очень. Платки вязала на продажу, а деньги все в монастырь сносила… Вот какая женщина… Царствия ей Небесного!

Мама, смотри, отец Филарет мне подарок подарил! - радостно щебечет мой сын, дергая меня за рукав. В его руках красивая коробочка, обвязанная алой лентой, верх коробочки прозрачный, через него на нас смотрит пряничный ангел с бело-золотыми крыльями.

Дома

Вот мы и дома. Как сон, стирается из памяти грозный голос отца Филарета, стихают так запавшие в душу перезвоны Псково-Печерских колоколов, не сразу, но постепенно, за чередою праздных разговоров, забывается и само ощущение непередаваемой близости с Богом, которое так особенно возникает у меня именно там.

Мы долго не решались есть этого ангелочка, память о Псково-Печерском монастыре, благословение строгого и доброго отца Филарета. Но мой сын вздохнул и принял решение:

Мама, это же все-таки просто пряник, надо съесть, пока не испортился!

Он стрепетом развернул коробочку и потащил ангелочка в свою комнату.

Дорогой отец Филарет! - услышала я оттуда. - Большое спасибо вам за этот подарок, я очень вас люблю, но пряник мне очень хочется съесть.

Я подошла к сыну и обняла его: «Можно и мне кусочек?»

Пряник оказался неожиданно мягким, свежим и каким-то особенно вкусным, каждый кусочек таял во рту, оставляя послевкусие радости и праздника. И вот снова всплыли в памяти уснувшие воспоминания теплого прикосновения благословляющей руки отца Филарета, звуки колоколов, запах свежей травы, перекликающийся с ароматами цветов с той самой дорожки, на которой поработала девушка, мечтающая о счастливом браке, и по которой с молитвой и благоговением пронесли икону «Успение», ту самую, которую обязательно должна была увидеть старушка с заплаканными добрыми глазами.

Владимир Кабо: «Я встречал немало православных священников, но, кажется, ни в одном из них не проявлялась с такой полнотой и силой глубочайшая сущность христианства, выраженная в простых словах: “Бог есть любовь”. Любовь к Богу и к людям - вот что определяло всё его поведение, светилось в его глазах, вот о чем говорил он весь, летящий, устремлённый вперед…»

Благодать Божия зримо являлась во всяком его служении, будь то литургия или слово проповеди

Галина Волгунцева: «Первая встреча с отцом Иоанном произошла у меня в 1946 году… Его исповедь меня поразила: он как-то особенно, по-отечески, выслушивал каждого подходящего, что-то шептал и истово крестил склонённую голову. А исповедник не сразу отходил от аналоя. Растроганный, спешил высказать обогревшему его священнику недосказанное. У многих исповедников на глазах были слезы… Благодать Божия зримо являлась во всяком его служении, будь то литургия или слово проповеди, обращённое с любовью к Богу и к нам, грешным. Наши сердца откликались на его внимание и любовь. Был он в то время сильно истощен. В храме, где он проводил день, покормить его забывали, да и нечем было. Послевоенные трудности переживали все. Сам же отец Иоанн, получив зарплату, едва ли не всю раздавал. Зная его безотказность, у него не стеснялись просить - кто на ремонт, кто на лекарства».

Он молился с силой и энергией древних пророков. Такая молитва пронзает небеса и не может быть не услышанной

Архимандрит Филарет (Кольцов) : «Приду к отцу Иоанну возбуждённый, обрушу на старца свои неудовольствия и претензии к старшим. Духовник не помогает, послушники не слушаются. Отец Иоанн молчит, не перебивает. Выговорюсь и успокоюсь. А батюшка задаст несколько таких вопросов, что я начинаю понимать свою неправоту. И отец Иоанн итог подводит: “Видишь сам, вину-то в себе поискать надо, как найдёшь, так и обстоятельства изменятся”».

«Кто-то из батюшек может молиться, кто-то может проповедь красивую сказать - это все дары: дар служения, дар молитвы, дар слова. А здесь, в батюшке, было всё. И в беседе он не просто говорил красивые слова, а молился, чтобы Господь ему открывал и через него Свою Волю показывал. И Господь ему открывался и внушал, что сказать».

Игумен Николай (Парамонов): «Помню, как однажды на приёме я увидел у него атлетически сложенного парня и подумал: “Надо же, какой здоровяк!” А батюшка обнял его, гладил по головке, и я услышал, как он прошептал ему на ухо: “И все-таки ты больной”. Потом его мать мне рассказала, что её сын попал в автокатастрофу, после этого у него начались страшные головные боли, год назад они приехали к отцу Иоанну, он их помазал маслицем, помолился и головная боль на целый год отступила. И вот они опять приехали к батюшке с просьбой о молитве и верили, и надеялись на её силу».

«Отец Иоанн однажды спас меня от смерти. У меня был тяжёлая болезнь, температура за сорок, и она всё росла, врачи говорили: “Не знаем, что делать, антибиотики не помогают”. А я стал не только молиться, но и взывать к отцу Иоанну: “Батюшка, помоги!” И вот уснул, и вижу сон. Как будто я у себя дома, в деревне. Сижу на диванчике, а рядом отец Иоанн в полном облачении… “Батюшка мне так плохо, я, наверное, умру”. И тут он меня крепко обнял, поцеловал и сказал: “Деточка, не расстраивайся, ты будешь долго-долго жить”. Когда я проснулся, у меня была нормальная температура. И все врачи были поражены, как враз может закончиться тяжкое заболевание».

«Я несколько лет по благословению батюшки ездил в Печоры на послушание и понял, что монашеский образ жизни мне более подходит, чем семейный. Однажды я попал к батюшке вместе со строительной бригадой, которая отправлялась на восстановление Оптиной Пустыни. Батюшка их всех благословлял, помазывал маслицем, при этом внимательно в каждого вглядывался и говорил с властной любовью наставления. Передо мной стоял высокий парень, как потом оказалось, бригадир, благословляя его, батюшка сказал: “Благословляю тебя в строителя Оптиной Пустыни”. А потом батюшка подошел ко мне, я думал, что получу обычное благословение. Но батюшка очень долго в меня вглядывался, а потом сказал: “А тебя благословляю в священноархимандриты”. Я это воспринял, как шутку. Но потом понял, что это было благословение на монашество и настоятельство в монастыре».

Старец был великий православный педагог, “детоводитель ко Христу”

Учёный Евгений Андронов: «Я хочу поведать, как под руководством старца, благодаря его духовному опыту, святым молитвам и трудам человек меняется. Старец был, не побоюсь сказать, великий православный педагог, по словам апостола Павла, “детоводитель ко Христу”, полагающий за овцы своя не только время и силы, но и жизнь свою».

Болгарский митрополит Ловчанский Гавриил (Динев): «Отец Иоанн принял нас с большой любовью, и я тогда же понял, что отец Иоанн не говорил ничего случайного, что он своим внутренним духовным взором видел тебя насквозь и говорил то, что для тебя необходимо и полезно. При прощании я попросил его молитв, чтобы в Болгарии меня оставили в скиту преподобной Параскевы, где я раньше жил. Отец Иоанн внимательно глянул на меня и вдруг произнёс: “Вы будете представителем Болгарской Православной Церкви в России”. Он повторил эти слова три раза и очень твёрдо. Не зная, как это может случиться, я всё же поверил его слову. Мне было очевидно, что старец изрек то, что повелел ему Господь. И, вопреки логике тогдашнего времени, я в тот же год получил от своего священноначалия назначение служить в России».

: «Однажды нападения на меня начались, другие помыслы: “Не спасёшься… Погибнешь…” - и всё такое прочее. Отец Иоанн подходит ко мне и говорит: “Сам спасёшься, и семья спасётся!” - прямо на помыслы ответил».

Наместник Псково-Печерского монастыря архимандрит Тихон (Секретарёв): «Для отца же Иоанна Иисусова молитва была неотъемлемой частью жизни ещё с заключения. То, что ему тогда была дарована умно-сердечная молитва, он проговорился только однажды, и то, видимо, по попущению Божию, чтобы эта тайна не ушла вместе с ним в мир иной, но осталась свидетельством для нас, что и в наше время дары Божии не оскудевают для ищущих спасения».

Художник Геннадий Усачёв, принявший монашеский постриг с именем Михаил, о проповедях старца: «Какие же это были проповеди! Люди впитывали его слова, как губки. У него такой дар: говорил простые вещи, а прямо в душу вкладывал. Это не проповедь, не гомилетика, это излияние Духа Святого через Слово... А чтение Евангелия! Это не чтение, это излияние благодати. Сейчас я это хорошо понимаю. Он имел особый дар быть проводником благодати Божией! Через него любовь Божия наполняла наши души. Бывает ли большее чудо на свете?»

Благочинный Псково-Печерского монастыря иеромонах Гавриил: «К рукоположению меня тоже батюшка готовил. Страшно было. Ведь я совсем молодой. В диаконы посвящали, мне было всего 20 лет, а священническая хиротония над 23-летним свершилась. Батюшка теплом обогрел меня, слышало моё сердце: “Не бойся, я понесу тебя на руках”. В эти моменты я впервые в жизни узнал, как слышит сердце, когда воспринимаются уже не слова, но вся глубина и широта чувств, с которой они произносятся. Любовь батюшки на всю жизнь проникла в душу, полагая начало памяти сердца, в которой первым поселился отец Иоанн (Крестьянкин)».

Человека, встреченного однажды, он помнил всю жизнь. Отец Иоанн именовал этот дар “памятью сердца”

Духовник Псково-Печерского монастыря архимандрит Таврион (Балов): «Удивительна, бездонна память старца. Человека, встреченного однажды, он помнил всю жизнь. Отец Иоанн именовал этот дар “памятью сердца”. Да, он принимал сердцем всякого человека. Но это была ещё и молитвенная память. Из молитвенной памяти и памяти сердца составился бесчисленный синодик отца Иоанна».

Архимандрит Мелхиседек (Артюхин) спросил однажды у старца, с кем советоваться в тяжёлых жизненных духовных ситуациях, когда нет возможности обратиться к старцу. И отец Иоанн ответил: «Советуйтесь с тремя: с вашим умом, с вашей душой и с вашей совестью. И вот когда они все будут согласны, тогда так и поступите, как они Вам подскажут. Конечно, перед этим благословясь у Господа».

«Отец Иоанн весь был одной поразительной и прекрасной тайной».

«Обычно все, кто вспоминает отца Иоанна, пишут, какой он был благостный, ласковый, добрый, любвеобильный. Да, несомненно, истинно, что человека, более умеющего выказать отеческую, христианскую любовь, я не встречал во всей своей жизни. Но нельзя не сказать и о том, что отец Иоанн, когда необходимо, бывал строг и умел находить слова обличения… никогда не боялся сказать правду невзирая на лица, и делал это в первую очередь для пользы своего собеседника, архиерей он был, мирянин или простой послушник. Эти твёрдость и духовная принципиальность были заложены в душу отца Иоанна ещё в раннем детстве, когда он общался с великими подвижниками и будущими новомучениками».

Страшно даже представить, что тот, перед кем открываются самые сокровенные мысли и поступки людей, будет другим, чем бесконечно милосердным к каждому

«Почему, за какие подвиги, за какие качества души Господь дарует подвижникам прозорливость, чудотворения, делает их Своими сотаинниками? Ведь страшно даже представить, что тот, перед кем открываются самые сокровенные мысли и поступки людей, будет другим, чем бесконечно милосердным к каждому без исключения человеку, что сердце его не будет исполнено той могущественной, таинственной и всепрощающей любви, которую принёс в наш мир распятый Сын Божий. И сердце старца было исполнено той самой Любовью…»

о старце Иоанне (Крестьянкине): «Он земной ангел и небесный человек».

Современный россиянин мало перемещается по своей стране – мы лучше знаем Анталию и Ларнаку. Меж тем в одной только наугад выбранной Псковской области достопримечательностей хватит на целое государство. Главные из них – Псково-Печерский монастырь, за 538 лет существования не закрывавшийся ни на день, и отметивший в этом году вековой юбилей музей-заповедник “Михайловское”. И то, и другое – места святые. По-разному, но все-таки. В заповеднике вас ждет Пушкин, в обители – прославленный старец Иоанн (Крестьянкин). Что оба не числятся среди ныне живущих, не суть важно. Есть в России такие места, где земля и небо сливаются…

Для Михайловского вполне достаточно джинсов с кроссовками. А вот обитель обязывает: укладываю в чемодан платок, юбку-по московским стандартам вполне скромную (я ошибалась, о, как я ошибалась!). В косметичке никакого грима. Все-таки в монастырь ухожу. Ну, то есть уезжаю.

Ночь поездом до Пскова, а там еще полсотни километров – и Печоры. Хочешь, на рейсовом автобусе или маршрутке. Либо найми частного извозчика рублей за 700-800. У местных таксистов аппетиты, прямо скажем, не столичные.

Печоры – от слова “печеры”, они же пещеры. В холмах, сложенных из плотного песчаника, образовались ходы и пустоты. А поскольку Бог пустот не терпит, там поселились православные отшельники – сначала из Киева, затем из нынешнего Тарту. Говорят, охотники впервые заметили, что лесистый холм обитаем, в 1392 году. А датой основания обители считается 1473-й – когда освятили опять-таки вырубленную в холме Успенскую церковь.

Сегодня это выглядит так: снаружи – обычный каменный фасад, но, чтобы обойти храм сзади, придется вскарабкаться по крутому склону Святой горки. Переведя дух, ты окажешься сразу на уровне кровли. Тут и до колоколов рукой подать.

У подножия холма, рядом с входом в Успенский собор – главное чудо Псково-Печерского монастыря, “Богом зданные пещеры”, многовековое место упокоения насельников и защитников. Люди идут сюда, кто – поклониться и попросить помощи, кто – любопытствуя проверить изумительный факт: гробы в пещерах ставятся фактически в открытые ниши, захоронено здесь неисчислимое множество усопших (не то десять тысяч, не то четырнадцать), а воздух чист, без малейшего запаха тления.

Пещеры – первое, что хочется осмотреть в монастыре, однако я приехала в понедельник, а в этот день – и еще в пятницу – им дают отдохнуть, восстановить микроклимат.

Итак, говорю себе, чудо – завтра.

По неопытности забыв, что у Бога чудес много. И никак не предполагая, что одно из них будет явлено мне уже к вечеру. Но об этом чуть позже…

Раздор

Журналист – это человек, который тем больше видит, чем меньше ему показывают. А в чрезмерной открытости Псково-Печерскую обитель никак не упрекнешь. Повсеместно развешанные по территории монастыря таблички “Хода нет” отражают главную установку: беседовать с посторонними возможно меньше, отвечать вопросом на вопрос, вместо живого человека предлагать напечатанный путеводитель. При этом общение с прессой поручают таким ребятам, дабы журналист гарантированно не захотел сюда вернуться. Во всяком случае – в качестве журналиста.

Визитеров в монастыре встречают по одежке. Главное, чтобы юбка (если приезжий дамского пола) была в землю. Точнее – в плитку, которой, словно по рецепту Сергея Собянина, усердно мостят монастырские дорожки. Сначала ропщешь: “Батюшки! В смысле – отцы. Когда же вы перестанете думать о юбках?” Тут же спохватываешься: “Да кто ты такая? В чужой монастырь со своим фасоном не ездят. Тут тебе не Москва, прикрытых коленок мало”. И все равно остаешься озадаченной: какой степени страхолюдности необходимо достичь, чтобы в тебе перестали видеть женщину? Или соблазн все-таки не в женщине, а в глазах смотрящего?..

Стоп. Вот здесь давайте притормозим.

Трудное это дело – репортаж из монастыря.

Пытаясь отразить объективную реальность, данную тебе в ощущениях, рискуешь не только осудить, но и поневоле примкнуть к журналистам, ведущим войну с церковью. По заказу: кто – либеральных партий, кто – конкурирующих конфессий, одни -дубиной, наотмашь, другие – с иезуитской хитростью. Охальников, прямо скажем, хватает. Тем удивительнее: зачем встречать друзей так, что и врагов скоро не понадобится?..

Спустя два дня я изливаю свои печорские недоумения директору Михайловского заповедника Георгию Василевичу Человеку верующему, православному, давно воцерковленному. Помню, в антиклерикальном запале юности я все изумлялась -чего это умница Василевич так с попами возится… Прости, Господи, что было, то было.

“Вот вам, Лена, в качестве утешения, – улыбается директор образцового российского музея-заповедника. – Меня не последний в псковской епархии человек публично антихристом обозвал…” Повод к раздору известен – сугубо житейский, имущественный, причем правда, скорее, на стороне Василевича. Не сомневаюсь, что у местных церковных властей есть своя правда – и тоже убедительная. Но вот так сразу – антихристом?!

“Ничего себе утешение! – говорю. – Православные люди вместо того, чтобы сплотиться, на каждом шагу ругаются, дерутся, заводят распри на пустом месте. Ты в монахе надеешься встретить заступника, воина, а находишь колючий снобизм…”

“Знаете, что я думаю? – вдруг говорит Василевич. – Это нам для того дается, чтобы мы не только на их молитвы полагались, но и сами за них молились. Им это очень нужно”.

В летнем кафе “Березка” – заведении хлипком, но легендарном (каждый, кто посещал Михайловское теплой порой, получал здесь свою чашку кофе и булочку с изюмом) эти слова прозвучали для меня как откровение.

…Среди монахов, сколько я поняла, тоже есть свои гении – Пушкины, да простится мне несколько кощунственное сравнение. А есть ремесленники, “негодные маляры”. Этих, как и в обычной жизни, многократно больше. Первые – драгоценные единицы – светятся теплой радостью. Они там, где им и надлежит быть. Вторые, подобно большинству из нас, состоят на 95 процентов из фанаберии, на оставшиеся пять – из неизжитых комплексов. Иной, вещая про борьбу с гордыней, так задирает нос, что очень хочется щелкнуть. Если не буквально, то словом…

Редкого монаха не раздражает поток посетителей. Паломники, приезжающие строго помолиться, трудники, готовые помочь по хозяйству, – статья особая. А вот туристы, экскурсанты, праздношатающиеся… В монастырь уходят не для того, чтобы быть на виду. Борьба с самим собой – вещь мучительно интимная. Растущий год от года интерес к православию возлагает на русские монастыри почти непосильную ношу. Ты от людей, люди за тобой – вечная проблема отшельников.

Все понятно, все заслуживает сочувствия, но что же делать? Вдруг нынешний турист, который не умеет пока ни к мощам приложиться, ни свечку поставить, однажды вернется сюда паломником? Если только проявить к нему терпение.

Чудо

Разочарованная холодностью монастырских нравов, на закате возвращаюсь в гостиницу. “Неужели, – говорю вслух, почти в отчаянии, – теперь я буду брать в руки книжки Иоанна Крестьянкина и сразу вспоминать этот неудачный день?..”

Вдруг – звонок на мобильный. “Это отец Филарет, келейник отца Иоанна. Вы хотели со мной встретиться. Может быть, вернетесь прямо сейчас, если не очень устали?..”

Я искала его целый день. А он нашелся, когда был нужен до боли. Спустя полчаса мы сидели рядышком на зеленом диванчике в мемориальной келье отца Иоанна. Это не было интервью, это была нормальная человеческая беседа. Здесь не требовалось диктофона, бывают слова, которые записываются прямо в сердце. И чем они проще – тем вернее.

Журналист, не журналист, – моего улыбчивого собеседника, с ласковыми, по-монгольски раскосыми глазами такие подробности мало волнуют. Только ближе к расставанию он спросит: “А где вы подвизаетесь?” Ничего себе формулировочка… Хорошо, что про газету “Известия” можно сказать “подвизаюсь”, не то конфуз бы вышел…

Отец Филарет (Кольцов), смолоду приставленный к отцу Иоанну, по сей день хранит его обычаи. Помазать гостя елеем, покропить святой водой, а остаток (“Вот сейчас не пищать!”) вылить за пазуху. На прощание одарить шоколадом. Понятно, что сами монахи к этому продукту не притрагиваются, но чужую жизнь подсластить не грех. Шоколад эстонский: монастырь у самой границы, а одно время даже был приписан к Эстонии. Очень вкусный, надо сказать, шоколад. Пожалуй, лучше нашего.

Очевидно: передо мной монах избранный, монах-“Пушкин” (еще раз прошу прощения), настоящий русский батюшка. Чтобы отличить такого, особых духовных дарований не требуется. Нужна лишь детская, искренняя и вполне эгоистическая потребность в любви. Любят тебя или нет, угадаешь сразу, в этом нельзя ошибиться.

“Все, что происходит, надо воспринимать как Божие”, – говорит отец Филарет. Видимо, следы недавних мытарств еще заметны у меня на лице. Душа откликается каждому слову: ну, конечно, как Божие! Да сотню таких дней стоило пережить, чтобы отец Иоанн услышал те глупые слова в гостиничном номере и сказал: “А ну-ка, вернись, начнем все с начала. Никто от меня без любви не уходит”.

Чудо? Чудо. Так буднично, обыкновенно вершащееся, что оторопь берет.

…За окном кельи спустилась ночь, отец Филарет продолжает журчать, рассказывать про любимого наставника: “Батюшка говорил: мы – николаевские. В нем чувствовалась та Россия, которой наше поколение не знало…” Уходить не хочется.

Старенькая епитрахиль на подушке ощутимо излучает тепло. Прижаться бы к ней щекой и тихо поплакать. Но что останется от епитрахили, если каждый начнет изливать на ней собственные горести?

Следующим утром, в пещерах, мне удастся положить руку на гроб отца Иоанна и тихонько сказать “спасибо”…

Смерть

Пещеры и правда оставляют неизгладимое впечатление. Холодно: температура днем и ночью, зимой и летом плюс пять-семь. Головой почти касаешься природных узоров песчаника на потолке. Под ногами – вязкая толща песка. Мрак кромешный: свечка выхватывает только дорогу на шаг вперед и древние керамиды – плиты, закрывающие захоронения в стенах. На одной, поднеся огонек вплотную, разбираю: “Боярин… Пушка”. Предок Александра Сергеевича. По стенам влажная изморозь – посетители надышали.

Семь галерей, или “улиц”. Ширина такой улицы – вдвоем разойтись. В конце центральной галереи покоится, в частности, и архимандрит Иоанн (Крестьянкин), скончавшийся в феврале 2006-го. По почетному разряду хоронят так: в песчанике выдалбливают нишу (порода очень плотная, и труд этот весьма тяжел) , затем ставят гроб и нишу закладывают. Оставляя, однако, оконце, сквозь которое можно и взглянуть на место упокоения, и руку протянуть.

Насельников, не облеченных саном, ожидает братское кладбище – гигантский грот, где гробы просто складываются один на другой, многоэтажными ярусами. Нижние разрушаются под тяжестью верхних, подсчитать общее количество невозможно (кладбище называют “новым” – здесь хоронят с 1700 года), доски чернеют, превращаются в труху. Зрелище это не просто жутковатое, но фантасмагорическое. А запаха действительно никакого.

Говорят, дважды случалось, что вновь внесенный покойник, цитируя Достоевского, “провонял”. Тогда пещеры закрывали для экскурсантов, а над домовиной, источающей миазмы, совершали повторное отпевание. Этим “естества чин” бывал побежден. Удалять из пещер никого не пришлось. Во всяком случае, так утверждают монахи-экскурсоводы.

Сейчас перед входом на братское кладбище установлена решетка. Несколько лет назад некий паломник спрятался между гробами и провел там десять дней. От голодной смерти его спасли батон хлеба и бутылка минералки, но главное – герой даже не простудился.

И еще касаемо запаха. Минувшим летом мне посчастливилось редактировать книгу отца Тихона (Шевкунова), бывшего печерского послушника, а теперь наместника Сретенского монастыря в Москве. Книга вышла, называется “Несвятые святые” и другие рассказы”. Там есть забавная история про то, как казначей архимандрит Нафанаил водил по пещерам Бориса Ельцина. Тогдашний президент страны настойчиво интересовался, чем отбивают неприятные последствия разложения человеческих тел. Объяснения: “это чудо Божие”, “так уж Господь управил” его не удовлетворяли.

Наконец, остроумный архимандрит, в свою очередь, спросил:

– Борис Николаевич, в вашем окружении есть люди, которые плохо пахнут?

– Разумеется, нет!

– Так неужели вы думаете, что кто-то смеет дурно пахнуть в окружении Царя Небесного?..

С момента того диалога прошло 16 лет. Борис Ельцин лежит на Новодевичьем, а “вредный отец Нафанаил”, живо, ярко, с любовью и юмором обрисованный в книжке, – здесь, в одной из боковых галерей. Склоняюсь, заглядываю в окошко – вот его дубовый гроб. Воздух вокруг абсолютно свеж.

Жизнь

Кто и почему уходит в монастырь в наше время – тайна, которую монахи и послушники ревниво берегут от посторонних. Спрашиваешь:

– Где вы жили до пострига?

– В Москве.

– А кем были?

– Никем…

Братия Псково -Печерской обители насчитывает около 80 душ – это немного. Меньше, чем требуется для хозяйственных нужд. Так ведь и действующих мужских монастырей в современной России целых четыреста.

Утро начинается в шесть – братским молебном. Следом литургия. Закончилась служба, позавтракал – отправляйся на послушания. Их много, и они очень разные. За вековыми монастырскими стенами глянцевито зеленеет капуста, а есть еще картофельные поля, свекольные, делянка пшеницы… Коровник, птичник, конюшня, столярная и слесарная мастерские, кузница, просфорня. Кто-то архивы в библиотеке разбирает – монастырь ведет обширную издательскую деятельность. Правда, в данный момент средства на нее иссякли, и это крайне прискорбно – еще не все проповеди отца Иоанна Крестьянкина увидели свет…

Одни монахи иконы пишут, другие с детьми занимаются. Занятия проходят не только в воскресной школе, но и в печорском интернате. Педагоги интерната на монахов буквально молятся: дети здесь трудные, в основном социальные сироты. Отцов, как правило, не знают, пьяниц-матерей мучительно стесняются и защищают яростно. У маленького человека сердце ободрано в кровь. Простой учитель или воспитатель умирить его не может. Уже несколько лет функцию умирения принимают на себя священники. Я видела, как радостно бросаются навстречу дети: “Батюшка, здравствуйте! Благословите!” Слова “отец” и “батюшка” притягательны для сирот еще в самом простом, земном смысле. Тем паче что педагогов-мужчин здесь практически нет…

Час дня – в монастыре обед, мероприятие обязательное для посещения. Дальше – продолжение трудов, в шесть – вечерняя служба, после нее ужин. Кто совершенствуется в аскезе, не ужинает.

Кстати, задействована в обители и наемная рабсила. Но тут не все выходит благолепно. На Святой горке мне показывают неохватный дуб – ровесник монастыря. Несколько лет назад он уронил огромную ветку на работягу – матерщинника. Тот что-то делал на кровле, помогая себе при этом крепкими русскими словами, а на увещания соратников только отмахивался. Потом слез с крыши, отошел под дерево – полюбоваться плодами рук своих, и тут рухнувший тяжеленный сук переломил ему позвоночник в двух местах.

А вы думали – шутки? Это в Русской зарубежной церкви возможен священник – сама такого на Лазурном Берегу видела – веселый, разведенный, шампанское постом дует. А у нас все строго. Слишком строго, если гуманистической нормой мерить.

Несчастный пролетарий передвигается теперь в инвалидном кресле. И больше не сквернословит, ни-ни.

…Девять часов вечера. Купола потускнели, но небо еще светло, и его торопливо крестят страдающие бессонницей птахи. Перед братским корпусом пасторальная тишина, только из распахнутого окна доносится хриплый кашель. Монастырь расположен в низине между холмами, здесь у многих проблемы с легкими и бронхами. Впрочем, бывают обители и более суровые по климатическим условиям. Кое-где продолжительность жизни монаха меньше средней по стране и едва переваливает за 50 лет (а монахи, прошу помнить, от излишеств нехороших застрахованы и в группы риска не входят). Печоры в этом смысле довольно благополучны – спасибо лекарям и регулярным отпускам. Монастырь не тюрьма. Недугуешь – поезжай в ту же Ялту, погрейся.

“Как вы узнаете новости? – спрашиваю у одного из насельников. – Монахи ведь телевизор не смотрят?” – “Нет, конечно. Но есть мобильные телефоны, у некоторых в кельях ноутбуки…Тут другое интересно: бывает, по целому месяцу некогда в интернет зайти, новости посмотреть, а зашел – ничего не изменилось. Нашли Каддафи, не нашли Каддафи, то ставка рефинансирования упала, то поднялась… Все одно и то же”.

Между прочим, о кельях. Ничего романтического а-ля пушкинский “Борис Годунов” в них нет. Просто комнаты, которые выходят дверями в общий коридор, зачастую напоенный ароматами кухни. У насельников со стажем – отдельные, для молодых – на несколько коек. Кто студентом прозябал в общежитии, все это знает.

“Сердитесь, дуетесь друг на друга иногда?”-продолжаю пытать. “Не должны… Но мы ведь живые, а чем святее место, тем больше враг лютует… Это очень трудно – полюбить другого больше, чем себя. Знаете, почему Советский Союз развалился? Потому что никто не хотел думать о других, все стали себя любить”.

Поворот вроде бы внезапный, но я в который раз замечаю, что церковные люди относятся к советской эпохе неоднозначно. Не однозначно плохо. Наверное, потому что твердая вера, а тем более решение уйти в монастырь во времена жестокие сталинские, тупые хрущевские, ленивые брежневские имели иную цену, нежели сегодня. Православный человеческий материал был меньше количеством, зато выше качеством.

“Все, что происходит, надо воспринимать как Божие”, – всплывают в памяти слова отца Филарета.

А вот правила, вынесенные лично мною из посещения Псково-Печерского монастыря:

Не будь ханжой – это смехотворно выглядит даже у монахов.

Всякой пищи, в том числе духовной, следует потреблять в меру. Каждому свое, живи и радуйся.

Встречай людей по-человечески, даже если нет времени и желания. Нелюбовь смущает душу сильнее всякого соблазна.

Если попадется тебе в жизни священник, которого захочется называть батюшкой, – цепляйся за него руками и ногами, держи, не отпускай. Тех, кто способен любить другого больше, чем себя, в церкви так же немного, как и среди нас, простых смертных.

Люди

Печорам хватает сентябрьского солнышка, чтобы впасть в дрему. Хотя солнце, конечно, ни при чем. Легко вообразить, какое сонное царство устанавливается здесь под глухой обложной дождик или тишайший северный снегопад.

Кто трудоустроен на сильно сократившемся с советских времен керамическом производстве – считай, повезло. Видимо, в силу безработицы на улицах Печор много молодых людей, тетешкающих младенцев. Двадцатилетние парни за неимением автомобилей водят детские коляски, за отсутствием других дел сполна наслаждаются радостями отцовства. Тоже по-своему неплохо.

На что семьи живут? Летом – огород и обслуживание туристских потребностей (в основном извоз). Осенью – грибы и клюква. Всем этим, свеженьким, только что из леса, в изобилии торгуют по псковским дорогам. Плюс яблоки. Их в текущем году девать некуда, осыпаются и гниют в траве, однако ведерко “полосатки” килограмма на 3-4 обойдется проезжающему в 140 рублей. Аборигенов можно понять: оптовики скупают у них урожай по рупь восемьдесят за кило. А мы просто компенсируем чужую бессовестность.

Переместившись из Печор в Пушкинские Горы, я опять начну интересоваться ресурсами выживания и ничего нового не услышу: извоз, клюква, пасека… К возвращению на первобытно-натуральные рельсы народ относится со спокойным фатализмом. На Псковщине, если мыслить исторически, отродясь хорошо не жили.

– Зимой чем занимаетесь? – спрашиваю жителя Пушгор, чтобы закруглить годичный цикл.

– Кабанов бьем, лосей, зайцев… Да у телевизора валяемся.

Может, я сочла бы охотничьи рассказы “гоном”, если бы до того, в Печорах мне не перечисляли слово в слово: лоси, косули, зайцы, белки… Последних активно истребляет и черный монастырский кот Борман. Во многих домах покупного мяса вообще не водится – исключительно дичь, добытая главой семейства.

Чем Россия хороша? Если власть тебя забудет – природа поможет.

“У лося мясо сухое, волокнистое – только на котлеты. Медведь, наоборот, жирноват, опять-таки на любителя. Вот кабан – это да, там слой мяса, слой жирка чередуются…” Кто вам в Москве такую классификацию предоставит? Разве что Никита Михалков. А в Псковской области – едва ли не всякий мужик, у которого глаза не помутились от пьянства и руки не дрожат.

Алкашей, лирически бредущих парочками, в Печорах не больше, чем в любом другом провинциальном городе. Зато здесь много каких-то странных людей. Не пьяных – странных. “Ну, вы же знаете, – разъясняет один из монахов, – к намоленным местам всегда такие стягиваются. А у нас отец Адриан отчитай проводил, чин изгнания бесов, сюда одержимых со всей страны свозили. Многие и остались поближе к монастырю – боятся уезжать”.

Отцу Адриану (Кирсанову) скоро 90 лет. Под дверями его кельи – через дверь от отца Иоанна – всегда очередь из нескольких просителей, ждущих приема. На отчитках у него начинали выть и кататься по полу даже члены официальных делегаций, заглянувшие в храм с экскурсией. Существуют свидетельства об излечении офицера КГБ и партийной дамы-функционерки… Сегодня отчитки в Псково-Печерской обители не проводятся – нет священников с подобным духовным дарованием.

Что для одних – чудо, для других -досадное неудобство. Город Печоры значительно моложе монастыря и возникновением своим обязан именно ему, однако многие данный центр духовности недолюбливают. Прежде всего, за беспокойство, причиняемое странными людьми.

Вразумления в обители искали высшие лица государства Российского. Иоанн Грозный, правда, сгоряча отсек голову преподобному игумену Корнилию, однако немедля раскаялся, лично отнес обезглавленное тело к Успенскому храму и пытался загладить вину щедрыми подношениями. Один колокол на звоннице – его. Другой, самый большой, четырехтонный – дар Петра I. Кроме того, Петр велел насыпать холм, а на холме поставить беседку – так, чтобы она оказалась выше стен, формально за пределами монастыря, и император мог бы в ней курить, не погрешая против правил.

В Печорах Александр I испрашивал у иеросхимонаха Лазаря рецепт праведной власти и услышал в ответ: “Жизнь царя должна служить примером для подданных”. В1903 году сюда приезжал последний русский самодержец Николай II. Наконец, на вышеупомянутом зеленом диванчике в келье отца Иоанна сидел Владимир Путин – и получил от старца на память Феодоровскую икону Божьей матери.

Все это так, однако из коренных обитателей Печор многие не бывали в монастыре ни разу. Впрочем, как рассказывает Георгий Василевич, часть населения Пушкиногорья тоже ухитряется за всю жизнь не заглянуть в Михайловское. Хотя для района заповедник-“градообразующее предприятие”, здесь работают и – главное – получают зарплату двадцать процентов жителей.

Каждое лето в заповедник, продолжает Василевич, подтягивается до тысячи доброхотов. В основном это подростковые отряды. География: Мурманск, Пермь, Подмосковье, Ивано-Франковск… Живут на поляне в палатках, помогают по мере сил. Местные, пушкиногорские дети в ряды доброхотов не рвутся. Бывает, парень уходит в армию, ничего толком про родные края не зная. А там попадется командир пообразованнее: “Ты, правда, рядом с Михайловским вырос? Расскажи!” Возвращаются, говорит Василевич, растерянные и первым делом наверстывают упущенное.

А нам-то кажется, будто кроме дедовщины в нашей армии ничего нет…

Земля

В Печорах даже диспетчер таксопарка не в состоянии ответить, сколько километров от их города до Пушкинских Гор. Хотя область одна, и места прославленные, и расстояние по прямой – всего 170 верст. Люди не ездят. Не видят смысла тратить последние деньги.

Ошалевший на радостях водитель берет курс от Псково-Печерского монастыря к Святогорскому, от одного Успенского собора к другому – тому, где похоронен Пушкин. Мелькают по сторонам облупленные фасады городских домишек, серые латаные крыши – деревенских… Грустно, уныло. Тут бы вспомнить из анекдота: “Это твоя родина, сынок”, если бы Родиной не именовалась деревня на реке Великой в трех километрах от Пскова. Туда я не заезжала, врать не буду.

Что чаще всего повторяется вдоль дорог Псковской области? Обелиски с долгим печальным поминальником. Война искалечила эти места надолго, если не навсегда. Для Печор военное прошлое – вопрос неловкий. Многие обвиняли тогдашнее духовенство в сотрудничестве с оккупантами. Затем обвинения сняли, но осадок все-таки остался. О трудной доле священников Псковской православной миссии – см. фильм Владимира Хотиненко “Поп”.

А в Михайловском все было “банально”, как везде: Успенский собор немцы подрывали дважды, могилу Пушкина заминировали, исторические аллеи – тоже. Немало саперов погибло, очищая заповедные земли. Выйдешь дождливым утречком по грибы (их здесь – как в киносказках Александра Роу, берешь только элиту – белые, подберезовики, подосиновики), так вот – бредешь по мягкому мшистому подлеску, а впереди – воронка. В груди холодеет, не до грибов…

Пушкинский заповедник выделяется на фоне Псковской области, как боровик среди сыроежек. И дело не в том лишь, что Господь Бог не создавал пейзажа прекраснее, чем в Михайловском. Здесь даже березы желтеют по-особому – будто кто-то прицельно капнул охрой на зеленые пряди. Сороть и Маленец (речка и озеро, если кто не знает) поблескивают в закатном свете недвижимо, как льдом подернутые. Тишина вокруг такая – собачий лай слышен из деревни за несколько километров. Воздух – хоть ножом его кромсай и ешь. Ни единого раздражителя – только последние осенние комары демонстрируют острое нежелание отправляться спать голодными.

Возле домика Пушкина вышел навстречу охранник, оценил блаженную физиономию: “Ну правильно, не все же в суете убиваться. Надо себе роздых дать”. Вот из кого неплохой батюшка мог бы получиться…

В Михайловском сразу пропадает ощущение провинциальности – в убогом понимании этого слова. Когда не бюджеты урезаны, а души человеческие. Знаете, как выглядит весьма приличная (по расценкам) гостиница в Печорах? Сиденье, пардон, отдельно от унитаза, бра почему-то в ногах кровати, розетки вываливаются из стен, обои в кровавых брызгах отсылают к старым, дофумитоксным временам.

Проблема не в том, что в провинциальных русских гостиницах нет вай-фая. Проблема – в отсутствии вкуса, стыда за дурно выполненную работу и любви к своему.

Зато такая любовь есть у Георгия Василевича. Белорус по национальности, сам из числа бывших доброхотов, он не приходится Пушкину ни праправнуком, ни внучатым племянником, но уже 18-й год трясется здесь над каждой былинкой, словно она ему родная. В итоге Михайловское сегодня – место абсолютно эксклюзивное по красоте, чистоте и благородству. Гуляешь здесь – значит, ты вип. Випее не бывает.

Конечно, в Пушкиногорье нет безупречных образцов для подражания. Грешный Александр Сергеевич ратовал не за пущую длину женских юбок, а, напротив, за полное упразднение оных, и весьма в этом преуспел. Однако любой, кто бросает взгляд с Михайловского холма-в первый, десятый, сотый раз, – может только молитвенно выдохнуть “ах!” Все, что кроме “ах”, будет лишним. Потому что следующие слова-очень часто: “Хочу здесь жить!” Расширение окрестных деревень и коттеджная застройка близ усадебных границ являются сотрудникам заповедника в ночных кошмарах. “Известия” подробно рассказывали об этой проблеме минувшей зимой – в материале “Пушкино горе”.

Обычно Михайловское поражает наповал, но изредка – догоняет через годы. Яркий пример – Сергей Довлатов. Он провел здесь два лета – в 1976-м и 77-м. Пытался уйти в гиды, как утомленные люди мечтают уйти в монахи – от клубка житейских проблем. Такого рода мотивация не засчитывается ни на небе, ни на земле. В итоге талантливый пьющий диссидент оставил знаменитую повесть “Заповедник”, имевшую, как всякий гротеск, мало сходства с реальностью.

Заповедник-тот, который без кавычек, – относится к Довлатову великодушно, я бы сказала, по-христиански. Готовят специальный экскурсионный маршрут, открыли выставку к 70-летию. В одной из витрин автограф друзьям: “…в память о лучших местах на земле! А я, между прочим, побывал в 12 странах…” Чтобы дозреть до Михайловского, Довлатову потребовалось эмигрировать в Америку.

Несколько дней в пушкинском заповеднике наводят на очень простые мысли:

Не торопись судить: если человек или место тебе не нравятся, возможно, ты просто к ним не готов.

Служить Богу в миру не легче, чем в монастыре, в монастыре – не проще, чем в миру. Служить вообще трудно.

Чувствуешь в себе достаточный духовный опыт – поезжай в Псково-Печерскую обитель, Оптину пустынь, Дивеево. Не уверен – тогда сначала в Михайловское, Константинове, Вешки… Главное, надо любить все это, как любят только свое – преданно и нерасторжимо. Аминь.

(Розенберга; 1909-1994), старца Псково-Печерской обители. Светлый облик подвижника сохранился в памяти тех, кто знал его. Вот их рассказы о Божием угоднике.

Иноки Псково-Печерского монастыря: «Отец Серафим был духовным сыном преподобного Симеона Псково-Печерского. В первый год своего пребывания в обители он получил послушание от духовника: сметать дубовые листья с крыши Успенского собора. Успенский собор пещерный, и над ним, на святой горке, росли несколько древнейших дубов, которые и покрывали осенью всю крышу своими листьями. Отец Серафим исполнял это послушание до самой старости. Обвязывал себя веревкой, брал метлу и довольно ловко передвигался по крыше».

Архиепископ Владимир (Кобец; † 1960); в 1947-1949 годах - наместник, затем настоятель Псково-Печерского монастыря: «Иеромонах Серафим данное ему послушание выполняет охотно и хорошо. Каждую минуту своего досуга заполняет полезным трудом. Предан обители и как монах служит образцом для всей братии. Скромный, смиренный, с полным отсутствием гордости. Абсолютно трезвый и до мельчайших подробностей выполняющий монастырскую дисциплину».

Иноки Псково-Печерского монастыря : «Последние лет 50 он вообще не выходил за ворота обители. Он нес послушание ризничного, а посему всегда носил на себе огромные тюки с облачениями - из Михайловского в Сретенский, из Успенского в Михайловский храмы. Кто был в Печорах, тот знает, что монастырь расположен в овраге, а потому одни храмы находятся внизу, другие вверху, так что подниматься или опускаться до них и с пустыми руками непросто».

Монахиня Серафима, келейница старца: «У отца Серафима была небольшая карманная Псалтирь, и в ней было его рукой написано: "31 октября - память преподобных Спиридона и Никодима просфорников". Изучил на память всю Псалтирь и, трудясь усердно ради спасения своей души, беспрестанно пел псалмы - за сутки всю Псалтирь. 30 лет трудился».

Он был очень сильным молитвенником. Быть может, именно его молитвами монастырь и держался в прежние трудные годы

Архиепископ Гавриил (Стеблюченко; ныне на покое); в 1975-1988 годах - наместник Псково-Печерской обители: «Господь дал отцу Серафиму и дар прозорливости, и дар пророчества. Многие к нему приходили за советом и благословением, и некоторых он наставлял. Но самым главным было то, что он был очень сильным молитвенником. Такой он был молитвенник, что мы все в монастыре ему удивлялись - и другие старцы, и отец Иоанн (Крестьянкин) . Все отдавали предпочтение его молитвам. Быть может, именно его молитвами монастырь и держался в прежние трудные годы. В 1930-е годы монастырю было жить очень трудно, а обитель не только жила, но и украшалась, и умножалась монашествующими.

Как отец Серафим вел свою внутреннюю иноческую жизнь, как с Господом общался - никто этой тайны не знает, но внешняя его монашеская жизнь была, конечно, образцом для всех. И для нас, молодых, и для духовников, и особенно для паломников. Он не то что с ними беседовал (отец Серафим был молчалив), а вот просто идет он по монастырю - и по его движениям, по его взгляду, его труду, по всему, что он делает, - по всему было видно, что это уже не земной человек. Весь его вид излучал послушание, излучал молитву, терпение. Он мало говорил, а если с кем и заговорит, то это считалось за что-то сверхъестественное, и человек, с которым он вступал в беседу, расцветал.

В то время, когда я был наместником обители, иногда бывало так, что какой-нибудь священник, или монах, или послушник попадал в сложное, порой безвыходное духовное положение. И тогда я говорил ему: "Иди к отцу Серафиму: как он скажет, так и будет!" Бывали случаи, что отец Серафим таких присланных к нему за советом и благословением людей вообще не принимал: просто не выходил к ним - и всё! И после этого мы обычно замечали, что такой человек вскоре сам уходил из обители; видно, уж отец Серафим знал об этом заранее или предчувствовал. А другого - примет, поговорит с ним, и всё в его судьбе как-то образуется».

Архимандрит Тихон (Секретарев), наместник Псково-Печерского монастыря: «Внутренний мир отца Серафима ведом только Богу. Он ежедневно читал жития святых на славянском языке. Любимым монашеским наставником для него был преподобный Феодор Студит . Зайдя к нему в келью, благоухавшую ладаном, его можно было всегда застать за рукоделием. За вечерним богослужением он читал неопустительно монастырский синодик с именами, записанными для молитвы в обители, и, стоя рядом с братским клиросом, подпевал монашескому хору».

Когда как-то речь зашла об отце Серафиме, архимандрит Иоанн (Крестьянкин) сказал: "Он спасется"

Когда как-то речь зашла об отце Серафиме, сказал: «Он спасется».

Http://www.pravoslavie.ru/put/80077.htm