Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

Кант: «звездное небо надо мной и моральный закон во мне»

Немецкий философ Иммануил Кант (1724 - 1804) родился в небольшом провинциальном городе Кенигсберге (Восточная Пруссия; в настоящее время - российский город Калининград) и провел в нем всю свою жизнь. Большой домосед, он любил тем не менее читать лекции по географии. Со временем они стали знаменитыми и всегда привлекали толпы людей, не принадлежащих к университету. Лекции читались в течение тридцати лет, за Кантом закрепился титул лучшего университетского преподавателя физической географии несмотря на то, что ои никогда не видел гор и, возможно, никогда не видел моря, которое было всего в тридцати километрах. Размеренность его жизни со временем стала местной легендой. По словам поэта Генриха Гейне, Кант «вставал, пил кофе, писал, читал лекции, обедал и ужинал, прогуливался - и все в одно и то же время. И когда Кант в своем сером плаще, с тростью в руке появлялся у дверей своего дома и прогуливался по узкой улочке, засаженной липами, соседи знали, что сейчас ровно половина четвертого. И так он прогуливался взад и вперед во все времена года...». С возрастом Кант становился все более погруженным в себя мизантропом. «Жизнь обременяет меня, - признавался он, - я устал от нее». Он, в частности, писал, что удивлен тем, что «разумный человек мог провозгласить в качестве всеобщего практического закона счастье»; счастье и моральность в основе своей не имеют ничего общего.

До знакомства с философскими идеями Юма Кант писал интересные, но не выдающиеся статьи. Он был одним из тех, кто пытался развить гипотезу о происхождении Солнечной системы из туманностей.

Познакомившись с идеями Юма, Кант, как он сам признавался, «пробудился от догматического сна». Он пришел к мысли, что можно создать философскую (метафизическую) систему, которая дает ответ на деструктивный скептицизм Юма, угрожающий уничтожить метафизику навсегда. Кант опубликовал свой трактат «Критика чистого разума» (1781), являющийся самым важным его произведением. Он согласился с Юмом и эмпиризмом, что нет такой вещи, как врожденные идеи, но одновременно отрицал, что все без исключения наше знание происходит из опыта. Кант выдвинул идею о существовании доопытного знания, причем такого знания, которое является необходимым и которому должен соответствовать сам наш опыт.

Пространство и время, говорит Кант, субъективны. Это наши способы восприятия мира, своего рода очки, которые мы не в силах снять и без которых мы не способны понять опыт. Помимо пространства и времени есть также различные категории, которые мы познаем только силами нашего разума и совершенно независимо от чувств. Эти категории включают в себя такие фундаментальные понятия, как качество, количество, причинность, существование, отношение и т.д. Они тоже своего рода очки, которые невозможно снять.

Мы не способны видеть мир иначе как в терминах качества, количества, причинности и т.д. Однако через эти очки мы можем видеть только явления мира, но никогда не сам по себе мир.

Время, пространство и категории могут быть применены только к явлениям опыта. Если же применять их к объектам, которые не воспринимаются, неизбежно появление антиномий - противоречащих друг другу утверждений, с равной силой доказуемых средствами разума.

Все суждения, которые мы высказываем, говорит Кант, делятся на аналитические и синтетические. Первые истинны независимы от опыта, поскольку утверждаемое ими знание уже содержится в предшествующих понятиях; вторые дают новое знание, не вытекающее из предшествующих понятий, и потому зависят от опыта. Например, предложение «Шар круглый» является аналитическим, так как понятие «круглый» уже содержится в понятии «шар»: шар не может быть не круглым. Но предложение «Шар сияет» является синтетическим: оно говорит о шаре нечто большее, чем заключающийся в исходном понятии «шара» смысл. Синтетическими являются также суждения «Эта лошадь серая» и «Эта лошадь выиграла приз». Априорные суждения являются общими и необходимыми, их нельзя отрицать без логического противоречия. Они должны существовать до всякого опыта.

Различие между аналитическими и синтетическими суждениями было известно задолго до Канта, но он использовал это различие новаторски. Он выдвинул идею, что есть синтетические суждения, являющиеся априорно истинными, т.е. истинными до всякого опыта. Как это, однако, возможно?

Вопрос о возможности синтетического априорного знания - основной вопрос философии Канта. В сущности, возможность такого знания затирает кажущееся первоначально ясным различие между аналитическими и синтетическими истинами. Как всякие научные суждения, синтетические априорные суждения должны быть неопровержимыми общими истинами. Другими словами, они должны иметь ту же самую силу, как и аналитические предложения, хотя и являются синтетическими. И они должны быть совместимыми с опытом, хотя и предшествуют ему.

Кант задает свой основной вопрос применительно к математике, физике и метафизике, т.е. знанию, стоящему «над физикой». Математика имеет дело с пространством и временем. Но пространство и время, в отличие от явлений, на самом деле априорны, т.е. не являются частью нашего опыта. Они - необходимые предшествующие условия всякого опыта. Невозможно иметь никакого опыта без этих «форм чувственности», как называет их Кант.

Предложения физики тоже априорные суждения. Они классифицируют эмпирические суждения и, следовательно, являются синтетическими, но используют при этом понятия, которые даны до опыта, и значит, являются априорными. Эти понятия Кант называет «категориями нашего рассудка». Они очень похожи на пространство и время в математике. «Категории» представляют собой основу нашего знания. Они состоят из таких классов, как качество, количество, отношение (включая причинность) и модальности (такие как существование и несуществование). Они не являются частью нашего опыта, и все же никакой опыт без них невозможен.

В метафизике (философии) верно, однако, противоположное. Она не имеет ничего общего с опытом (ведь она «после физики»). Мы не можем применять категории, подобные качеству и количеству, к метафизике, поскольку они являются условием опытного знания. В этом смысле метафизика невозможна, и Кант отрицает ее.

Делая это, Кант как будто не замечает, что он создает свою собственную, альтернативную систему метафизики. Сам метод, при помощи которого он рассматривает «формы чувственности» (пространство и время) и «категории рассудка» (существование, необходимость и т.д.), является по своей сути метафизическим. Доводы, приводимые против метафизики, применимы и к самим себе: о них невозможно высказывать синтетических априорных утверждений.

Согласно Канту, мы никогда не сможем познать действительный мир. Все, что нами воспринимается, представляет собой только явления. Но то, что порождает паши восприятия, оказывается вещыо-в-себе , всегда остающейся непознанной. Остается непонятным, почему эта вещь-в-себе в чем-то соответствует нашему восприятию. Явление воспринимается через посредство категорий, но они не имеют никакой связи с вещью-в-себе. Она остается по ту сторону количества, качества, отношения и других категорий.

Кант построил этику долга, исходящую из убеждения, что всякая личность - самоцель, и никогда не должна рассматриваться как средство. Основным законом этики является, по Канту, формальное внутреннее повеление, категорический императив. Он требует: поступай только согласно такому правилу, относительно которого ты можешь пожелать, чтобы оно стало всеобщим законом. В качестве примера действия категорического императива Кант приводит правило: не следует занимать деньги. Если бы все брали в долг, то просто не осталось бы денег, чтобы занимать.

Категорический императив казался Канту априорным принципом всех моральных поступков, правилом, определяющим рамки всего нашего этического мышления (практического разума), при этом правилом, не наделенным каким-то конкретным моральным содержанием. Поступать следует в соответствии с долгом, а не в соответствии с чувствами. Необходимо заметить, что не существует единственного морального принципа, из которого вытекала бы вся этика.

В эстетике Кант идет примерно таким же путем, как в этике: он ищет общий априорный, независимый от опыта принцип, который делает возможным одинаковое для всех людей чувство прекрасного.

Кант много занимался проблемами социальной философии. Величайшей задачей человеческого рода он считал достижение всеобщего правового гражданского состояния. На склоне лет он написал трактат «О вечном мире», защищающий федерацию свободных государств, связанных между собой договором, запрещающим войну. После 1933 г. в нацистской Германии идеи, изложенные в трактате, и имя его автора были подвергнуты остракизму.

Кант отвергал все разумные аргументы как в пользу, гак и против существования Бога. Все так называемые «доказательства существования» Бога содержат явные ошибки. Бог не дан нам в опыте, и мы не вправе применять к нему категорию существования. Поскольку понятие Бога является метафизическим, нельзя высказать научного, т.е. проверяемого, суждения о нем: все категории относятся только к опыту. Разговор о существовании или несуществовании Бога - результат неправильного применения категорий. Правительство обвинило Канта в злонамеренном использовании своей философии против Библии, когда обнаружилось, что он отрицает какие бы то ни было доказательства существования Бога. Канту пришлось дать клятву, что он не будет писать и читать лекций на религиозные темы. Он даже написал письмо королю, дав слово, что подчинится этому приказу. После смерти короля Кант, как кажется, уже нс считал себя связанным этой клятвой.

В своей этической теории Капт тем не менее вводит не только постулат о существовании Бога, но и постулат о бессмертии человеческой души. Задача Бога - воздавать всем по заслугам (реализовать принцип справедливости), но не в этом, земном несовершенном мире, а в ином, совершенном мире, где реализуется все разумное, невозможное в земном мире.

Немецкий философ Иммануил Кант говорил: «Две вещи удивляют меня: звездное небо над головой и моральный закон внутри нас».
Скептики поморщатся, сетуя, что снова про нравственные ценности, про «что такое хорошо и что такое плохо». Банальность – это часто повторяемая истина. Может и так, только ведь от того, часто или редко истину повторяешь, она истиной быть не перестает. Да и шанс появится, что после частого повторения истина, может быть, дойдет до тех, кто всячески старается изобрести собственные, максимально удобные в личном использовании принципы.

Вы не задумывались, почему нравственные законы действуют даже в экстремальных условиях, почему инстинкт самосохранения (эгоизм) отступает перед инстинктом самопожертвования (альтруизмом)? Пусть пример покажется хрестоматийным: нацисты объявили совесть химерой, но ведь не смогли ее сломить в человеке - через концлагеря прошли миллионы мучеников, но предателями и палачами стали очень немногие. И, если подумать, то каждый таких примеров найдет у себя в памяти достаточно.

Совесть – не прихоть, а жизненная необходимость стабильного существования общества. Любая цивилизация может существовать на протяжении достаточно длительного времени лишь при наличии некоторых обязательств, которые берут на себя отдельные представители общества. Называются эти обязательства совестью. «Не делай того, чего не хочешь получить от других» - опять-таки общеизвестная истина, с которой можно соглашаться или нет. Иными словами совесть – это уважение прав других.

Можно сказать, что совесть появляется у человека, когда он начинает вдруг понимать, что другой человек так же радуется, боится, испытывает душевные и физические страдания, как и он сам - иначе говоря, становится способным со-чувствовать, со-переживать.
Совестливый человек руководствуется принципами, которые не позволяет ему наносить вред другому человеку или иному существу. Более того, зачастую в своих действиях он предпочитает отказаться от собственной выгоды или даже согласиться на ущерб себе, чтобы не нанести ущерб своему ближнему. Так должно быть и по логике вещей, и по той самой совести, о которой идет речь.
Но, невольно задаешь себе вопрос, каково живется совестливому человеку в нынешнем обществе? Насколько часто приходится совершать поступки против совести для того, чтобы сохранить работу, получить выгодный заказ, завязать нужное знакомство – и список можно продолжать?

Переступив законы совести, отец бросает детей и устраивает свою жизнь. Переступив те же самые законы, начальник расправляется с неугодными и неудобными подчиненными, часто во вред делу, но для своего личного блага. А сколько людей молчит, когда рядом творится несправедливость? Я даже не говорю о «мелочах», вроде безбилетного проезда, обмане, необязательности.
Что же получается: с одной стороны развитие цивилизации невозможно без наличия совести у ее представителей, а с другой – как раз наличие этой самой совести мешает жить каждый день конкретному представителю в конкретном обществе? Состояние нашей повседневной жизни зачастую заставляет нас забывать и о принципах, и о совести, и о морали, особенно, если на другой чаше весов благополучие твоих детей и семьи.

Впрочем, еще быстрее эти понятия нивелируются, если на другой чаше весов деньги. И чем больше денег, тем меньше нравственных мучений – «быть или не быть». Но развитие подобных ситуаций ведет в тупик не только отдельных представителей, но и общества в целом. А в этом обществе жить нашим детям и внукам.
А закончить мне хотелось бы высказыванием еще одного немецкого философа Вильгельма Виндельбанда: «Для зрелого культурного человека существует не только нравственная, но и логическая, и эстетическая совесть. Он знает обязанности, как для своей воли и поведения, так и для своего мышления и чувства, и в то же время знает, ощущает с болью и стыдом, как часто естественно-необходимый ход его жизни нарушает эти обязанности».

В истории философии было немало попыток понять, что заставляет нас вести себя этично, почему мы должны так себя вести, а также выявить принцип, на котором основывается или мог бы основываться наш моральный выбор. Этическая теория немецкого философа Иммануила Канта - одна из самых примечательных таких попыток.

Предпосылки этической теории Канта

« Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне» . - Иммануил Кант

Разрабатывая свою этическую теорию, Кант исходит из двух важных предпосылок. Первая из них характерна для всей мировой философии, вплоть до XIXвека. Она состоит в том, что существует такое знание, которое является вечным, неизменным и универсальным.

Вторая предпосылка является характерной в первую очередь для средневековой религиозной философии и может показаться очень странной современному человеку. Она состоит в том, что свобода - это независимость от каких бы то ни было обстоятельств. Кант разделяет мир природы и мир разума или мир свободы, как средневековые богословы разделяют Царство земное и Царство небесное. В мире природы человек подчинён обстоятельствам и потому несвободен. Свободным он может стать только в том случае, если будет подчиняться велению разума (тогда как в Средневековье свобода состояла в подчинении воле Бога).

При этом разум занят познанием истины. Соответственно всё, что может предписывать нам разум, - это нечто вечное, неизменное и универсальное, то есть то, что должны делать все и всегда.

Три формулировки категорического императива

Исходя из этого, Кант разрабатывает этическую систему, основанную на категорическом императиве,- требовании разума неукоснительно следовать выработанным им правилам. Этот императив имеет три, следующих друг из друга и взаимодополняющих, формулировки:

1. Поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом.

Эта формулировка очень проста и напрямую следует из предпосылок, которыми пользуется Кант. По сути дела, он призывает нас, при совершении того или иного действия, представлять, что было бы, если бы так поступали все и всегда. Причём оценка действия в данном случае будет не столько этическая или эмоциональная: «мне нравится» или «не такая ситуация», а строго логическая. Если, в случае, когда все ведут себя таким же образом, как и мы, действие теряет свой смысл или становится невозможным, то его совершать нельзя.

Например, прежде чем солгать, представим, что все всегда будут лгать. Тогда ложь будет бессмысленной, поскольку все будут знать, что то, что им говорят - ложь. Зато при этом коммуникация будет практически невозможна.

Подобное правило не может служить ориентиром для действий всех остальных разумных существ, потому что оно уничтожает само себя - оно является логически противоречивым.

2. Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству.

Эта формулировка с гораздо меньшей очевидностью следует из указанных выше предпосылок, и при этом она является одновременно и более тривиальной, и более интересной, чем первая. Она исходит из того, что источником любой цели и ценности является разум. И именно разум является целью того законодательства, которое он разрабатывает.

Соответственно, целью законодательства является каждый носитель разума, каждое разумное существо. Если бы мы на основе первой формулировки категорического императива взяли за правило использовать других как средства для достижения целей, а не как цели сами по себе, то столкнулись бы с парадоксом, в котором никто и ничто не может служить источником никакой цели, ради которой могли бы использоваться те или иные средства.

Этот императив может показаться достаточно тривиальным, поскольку он очень похож на «золотое правило нравственности»: поступай так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой. Однако он интересен тем, что, во-первых, как и первый императив, базируется на логике, а не на желании или ценности, как «золотое правило». Во-вторых, если «золотое правило» предлагает посмотреть на собственные желания и поступать по отношению к другим так, как если бы они были нами, то вторая формулировка категорического императива предлагает осознать ценность чужой жизни и желаний, не подменяя их собственными.

Из «золотого правила» можно вывести, что если вы, например, мазохист, то вам следует причинять другим людям боль. Тогда в силу топорной универсальности предписаний оно больше похоже на первую формулировку категорического императива. Вторая же призывает нас подумать о благе другого человека. Она, скорее, советует подменить себя другим, тогда как «золотое правило» предлагает подменить другого собой.

3. Третий категорический императив не так явно выражен в тексте, как первые два. Он сформулирован Кантом следующим образом: «идея воли каждого разумного существа как воли, устанавливающей всеобщие законы ».

Тут неочевидным образом соединяются первая и вторая формулировки категорического императива. Первая требует установить всеобщие объективные законы. Вторая требует сделать целью этих законов субъект. Третья фактически повторяет предпосылки и предыдущие формулировки.

Смысл третьей формулировки состоит в том, что воля каждого разумного существа должна служить источником законодательства для самой себя. Только тогда она будет свободно следовать этому законодательству. При этом свободным является только поведение, диктуемое разумом. То есть любое разумное существо должно само устанавливать себе (и миру) законы и в силу своей разумности желать этих законов, поскольку они направлены на реализацию диктуемых разумом целей этих существ.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

Вчера вечером гуляли с женой у озера в Сель-сюр-Плен в Вогезах. Темнело, постепенно появлялись звёзды. Я никак не мог вспомнить точную цитату из Канта о звёздном небе над головой и нравственном законе внутри нас. Что-то вроде: "Есть только две вечные загадки..."

Вернувшись в наш домик, никак не мог зайти в интернет, связь была плохая. А сегодня нашёл:

"Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне".

(Zwei Dinge erfüllen das Gemüt mit immer neuer und zunehmender Bewunderung und Ehrfurcht, je öfter und anhaltender sich das Nachdenken damit beschäftigt: Der bestirnte Himmel über mir, und das moralische Gesetz in mir).

С этой фразы начинается Заключение книги Канта "Критика практического разума". Оно не очень длинное, приведу его здесь целиком:

Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и
благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это
звездное небо надо мной и моральный закон во мне. И то и другое мне нет
надобности искать и только предполагать как нечто окутанное мраком или
лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их перед собой и
непосредственно связываю их с сознанием своего существования. Первое
начинается с того места, которое я занимаю во внешнем чувственно
воспринимаемом мире, и в необозримую даль расширяет связь, в которой я
нахожусь, с мирами над мирами и системами систем, в безграничном времени их
периодического движения, их начала и продолжительности. Второй начинается с
моего невидимого Я, с моей личности, и представляет меня в мире, который
поистине бесконечен, но который ощущается только рассудком и с которым (а
через него и со всеми видимыми мирами) я познаю себя не только в случайной
связи, как там, а во всеобщей и необходимой связи. Первый взгляд на
бесчисленное множество миров как бы уничтожает мое значение как животной
твари, которая снова должна отдать планете (только точке во вселенной) ту
материю, из которой она возникла, после того как эта материя короткое время
неизвестно каким образом была наделена жизненной силой. Второй, напротив,
бесконечно возвышает мою ценность как мыслящего существа, через мою
личность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, независимую от
животной природы и даже от всего чувственно воспринимаемого мира, по
крайней мере поскольку это можно видеть из целесообразного назначения моего
существования через этот закон, которое не ограничено условиями и границами
этой жизни.

Но удивление и уважение хотя и могут побуждать к изысканиям, но не могут их
заменить. Что же нужно сделать, чтобы провести эти изыскания полезным и
соответствующим возвышенности предмета образом? Примеры здесь могут служить
для предостережения, но также и для подражания. Рассмотрение мира
начиналось с превосходнейшего вида, который всегда показывает лишь
человеческие чувства, а наш рассудок всегда стремится проследить его во
всей его широте, и оканчивалось - астрологией. Мораль начиналась с
благороднейшего свойства в человеческой природе, развитие и культура
которого направлены на бесконечную пользу, и оканчивалась - мечтательностью
или суеверием. Так обстоит дело со всеми еще грубыми попытками, в которых
большая часть работы зависит от применения разума, что не даете! само
собой, не так, как пользование ногами, посредством частого упражнения, в
особенности в том случае, если оно касается свойств, которые не могут быть
непосредственно показаны в обыденном опыте. Но после того как была, хотя и
поздно, пущена в ход максима - заранее хорошенько обдумывать все шаги,
которые разум намерен сделать, и делать их, только руководствуясь заранее
хорошо продуманным методом, суждение о мироздании получало совершенно
другое направление и приводило к несравненно более успешным результатам.
Падение камня и движение пращи, разложенные на их элементы и на
проявляющиеся при этом силы и математически обработанные, создали наконец
тот ясный и для всякого будущего неизменный взгляд на мироздание, который,
как можно надеяться, при дальнейшем наблюдении всегда будет развиваться, но
никогда - этого бояться не надо - не будет деградировать.

Идти этим путем и в изучении моральных задатков нашей природы - в этом
указанный пример может быть очень поучительным для нас и дать надежду на
подобный же хороший результат. Мы имеем под рукой примеры разума, строящего
моральные суждения. Расчленить их на первоначальные понятия, а за неимением
математики в неоднократных попытках испытать на обыденном человеческом
рассудке метод, подобный химическому, предписывающий отделить эмпирическое
от рационального, что может в них находиться, - этим можно сделать и то и
другое чистым и с достоверностью обозначить то, что каждое из них может
выполнить само по себе; этим можно, с одной стороны, предотвратить
заблуждения еще грубого, неискушенного суждения, с другой стороны (что
гораздо важнее), предотвратить взлеты гения, которые, как это обычно бывает
с адептами философского камня, без всякого методического исследования и
знания природы обещают мнимые сокровища и растрачивают сокровища настоящие.
Одним словом, наука (критически исследуемая и методически поставленная) -
это узкие ворота, которые ведут к учению мудрости, если под этим понимают
не только то, что делают, но и то, что должно служить путеводной нитью для
учителей, чтобы верно и четко проложить дорогу к мудрости, по которой
каждый должен идти, и предохранить других от ложных путей; хранительницей
науки всегда должна оставаться философия, в утонченных изысканиях которой
публика не принимает никакого участия, но должна проявлять интерес к ее
учениям, которые могут ей стать совершенно понятными только после подобной
разработки.

Звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас

      Научный способ познания мира- особый, отличный от других. Триста лет назад, заявив устами Лапласа, что наука "более не нуждается в гипотезе существования Бога", ученые, стремясь познать мир, сосредоточили все свои силы и способности на рациональном подходе к объяснению природных сущностей и на эмпирической проверке. При этом, ставя опыты и объясняя их результаты, ученый никогда не рассматривал себя частью исследуемой Природы. Он пытался открыть простые и однозначные законы, позволяющие описать и предсказать любое событие, находясь при этом как бы вне исследуемого им мира, где-то свыше.
     Фактически интеллекту ученого были переданы функции Бога, вытесненного наукой за ненадобностью. Престиж философии, отвечающей на вопрос о смысле бытия, резко упал, зато высоко поднялся престиж прикладной науки, отвечающей на вопросы устройства бытия. Все могущество человеческого ума, свободного от поиска смысла жизни, было направлено на изучение доступного рациональной науке материального мира с единственной целью: создание материальных благ.
     Логически осмысляя мир, рациональная наука упрощает его, так как может что-то постичь, только разорвав единое целое на части и изучив их по отдельности. И ученые разорвали мир на тысячи суверенных наук, ибо времени технического прогресса требовались не философы, объясняющие мир, а люди, его изменяющие, узкие специалисты, досконально знающие только свою, отдельную от других сферу. Это привело к тому, что ученые перестали видеть мир в его целостности, в его объеме.
     Испанский философ Ортега-и Гассет писал по поводу такого специалиста: "Его нельзя назвать образованным, так как он полный невежда во всем, что не касается его специальности. В то же время он в глазах общества не невежда, так как он "человек науки", и знает в совершенстве свой крохотный участок знаний. Его нужно назвать ученым невеждой… эти люди символизируют власть науки и осуществляют реальную власть, формируя общественное мнение. Их варварство непосредственная причина деградации знаний и самого общества".
     И то, что сегодня многие образованные люди, зачастую специалисты с высшим образованием, продолжают отвергать существование незнакомого им мира, объясняется только их невежеством, связанным с узкой специализацией.
     Бернард Шоу по поводу специализации говорил: "Специалист - это человек, натренированный не понимать ничего выходящего за пределы его специальности.....