Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

MENSBY

4.7

Во времена великих держав и империй только в одном регионе мира был отмечен огромный экономический рост. Успехи Европы не были результатом какого-то изначального превосходства культуры. Почему Европа стала такой богатой?

Как и почему возник современный мир и его беспрецедентное процветание? Историки, экономисты, политологи и специалисты из других областей заполняют полки многочисленных библиотек своими томами, в которых объясняют, каким образом и почему в Западной Европе в XVIII веке начался процесс современного экономического роста, или как его еще называют, «Великое обогащение». Одно из наиболее старых и широко распространенных объяснений заключается в многовековой политической раздробленности Европы. На протяжении столетий ни один правитель не мог объединить Европу так, как Китай объединили монголы и династия Мин.

Следует подчеркнуть, что успехи Европы не были результатом какого-то изначального превосходства европейской (и тем более христианской) культуры. Скорее, это было некое классическое эмерджентное свойство, сложный и непреднамеренный результат каких-то более простых связей и взаимодействий. Современное экономическое чудо Европы стало результатом неких непредвиденных и обусловленных обстоятельствами институциональных изменений. Никто ничего не планировал и не изобретал. Но это случилось, и когда данный процесс начался, он создал самоускоряющуюся динамику экономического прогресса, благодаря которой рост на основе знаний стал возможен и жизнеспособен.

Как так получилось? Если говорить об этом вкратце, то политическая раздробленность Европы подхлестнула производственную конкуренцию. Это означало, что европейским правителям пришлось соперничать в борьбе за получение самых производительных интеллектуалов и ремесленников. Специалист по истории экономики Эрик Джонс (Eric L Jones) называл это «системой государств». Последствия политического разделения Европы на множество соперничающих государств были значительны, включая в себя нескончаемые войны, протекционизм и прочие изъяны взаимодействия. Однако многие ученые полагают, что в конечном итоге преимущества такой системы смогли перевесить ее недостатки. В частности, существование многочисленных конкурирующих государств способствовало возникновению научных и технических новшеств.

Идея о том, что европейская политическая раздробленность, несмотря на очевидные издержки, принесла огромные преимущества, давно уже возникала у выдающихся ученых. В заключительной главе «Истории упадка и крушения Римской империи» (1789 год) Эдвард Гиббон (Edward Gibbon) писал: «В настоящее время Европа разделена на 12 могущественных, хотя и неравных королевств». Три из них он называл «почтенными содружествами», а остальные - «множеством мелких, хотя и независимых государств». «Злоупотребления тирании, - писал Гиббон, - сдерживаются взаимным влиянием страха и стыда. Республики обрели порядок и стабильность, монархии впитали принципы свободы, или по крайней мере, умеренности и сдержанности. А нравы нашего времени внесли некоторые чувства чести и справедливости в самые испорченные учреждения».

Иными словами, соперничество между государствами и тот пример, который они показывали друг другу, помогли Европе избежать многих проявлений политического авторитаризма. Гиббон отмечал, что «в мирное время успехи знаний и промышленности ускоряются за счет соревнования стольких деятельных соперников». С ним соглашались и другие писатели эпохи Просвещения, например, Дэвид Юм и Иммануил Кант. Конкуренция между государствами лежала в основе многих важнейших экономических процессов, от реформ Петра I до панической, но тем не менее логичной мобилизации США в ответ на запуск советского спутника в 1957 году.

Таким образом, межгосударственная конкуренция стала мощной движущей силой в экономике. А самое важное, система государств ограничивала контроль политических и религиозных властей над интеллектуальными новшествами. Если бы консервативный правитель решил полностью заглушить еретические и подрывные (то есть, оригинальные и прогрессивные) мысли, лучшие из его подданных просто ушли бы куда-нибудь еще (и подобное случалось неоднократно).

Против этой теории можно выдвинуть возражение, заключающееся в том, что одной только политической раздробленности недостаточно для прогресса. Индийский субконтинент и Ближний Восток, не говоря уже об Африке, были раздроблены на протяжении большей части своей истории, но никакого «Великого обогащения» там не произошло. Совершенно очевидно, что должны быть и другие факторы. Одним из них мог быть размер рынка новых идей и технических новшеств. В 1769 году Мэтью Болтон (Matthew Boulton) писал своему партнеру Джеймсу Уатту (James Watt): «Для меня было бы неоправданным производство Вашего двигателя всего для трех округов. Я считаю, он стоит того, чтобы производить его для всего мира».

Этот принцип оказался верен не только для паровых двигателей, но и для книг и статей по астрономии, медицине и математике. Написание таких книг связано с фиксированными затратами, и поэтому размер рынка имеет большое значение. Если бы раздробленность ограничивала аудиторию каждого новатора и изобретателя, то их идеям при отсутствии должных стимулов было бы сложнее распространяться.

Но в ранней современной Европе политическая и религиозная раздробленность не ограничивала аудиторию идей и инноваций. Политическая раздробленность сосуществовала с весьма удивительным интеллектуальным и культурным единством. Европа представляла собой довольно взаимосвязанный рынок идей, где образованные люди свободно обменивались ими и новыми знаниями. Такое культурное единство Европы уходит корнями в ее классическое наследие и тесно связано с использованием латыни как интеллектуального языка межнационального общения. Значительную роль сыграла и средневековая христианская церковь. Еще задолго до того, как термин «Европа» получил широкое распространение, ее жители считали себя единым христианским миром.

Конечно, на протяжении большей части средневековья интеллектуальная активность Европы (как по количеству участников, так и по интенсивности шедших там дебатов) была ничтожна по сравнению с нашим временем. Так или иначе, после 1500 года она стала транснациональной. Для малочисленного, но активного и мобильного сообщества интеллектуалов национальные границы ранней современной Европы мало что значили. Несмотря на длительность и неудобства путешествий, многие ведущие интеллектуалы европейского континента регулярно перемещались из одного государства в другое. Наглядный пример такой подвижности - биографии двух выдающихся представителей европейского гуманизма XVI века. Хуан Луис Вивес родился в Валенсии, учился в Париже, а большую часть своей жизни прожил во Фландрии. Но при этом он был членом колледжа Корпус-Кристи в Оксфорде и какое-то время являлся наставником дочери Генриха VIII Мэри. Эразм Роттердамский перемещался между Левеном, Англией и Базелем, а какое-то время провел в Турине и Венеции. Такая мобильность интеллектуалов стала еще более наглядной в XVII веке.

Хотя интеллектуалы перемещались по Европе легко и быстро, их идеи распространялись по континенту еще стремительнее, особенно после появления печатного станка и надежной почтовый системы. В относительно плюралистической среде ранней современной Европы, особенно в сопоставлении с Восточной Азией, консервативные попытки подавить новые идеи неизменно терпели крах. Ведущие мыслители, такие как Галилей и Спиноза, пользовались широкой известностью и имели такую репутацию, что если местная цензура пыталась запретить публикацию их произведений, они легко могли найти издателей за рубежом.

«Запрещенные» книги Галилея были быстро вывезены из Италии и опубликованы в протестантских городах. Его трактат «Беседы и математические доказательства» был опубликован в Лейдене в 1638 году, а «Диалог о двух главнейших системах мир» был переиздан в Страсбурге в 1635-м. Издатель Спинозы Ян Риверц (Jan Riewertz) написал «Гамбург» на титульной странице его «Богословского политического трактата», чтобы ввести в заблуждение цензуру, хотя на самом деле книга была опубликована в Амстердаме. Политическая раздробленность и отсутствие координации в государственном устройстве Европы обеспечили интеллектуалом свободу идей, которая была бы просто невозможна в Китае или в Османской империи.

После 1500 года уникальное сочетание в виде политической раздробленности Европы и единения ее научных сил вызвало драматические изменения в распространении новых идей. Книги, написанные в одной части Европы, появлялись и в других ее частях. Уже очень скоро их читали, цитировали, копировали (не чураясь плагиата), обсуждали и комментировали повсюду. Когда в какой-то стране Европы совершалось новое открытие, его уже очень скоро начинали обсуждать и применять во всех ее регионах. В 1628 году во Франкфурте был опубликован труд Гарвея «Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных». 50 лет спустя английский врач и интеллектуал Томас Браун (Thomas Browne) написал, что «сперва все европейские школы зароптали… и единогласно осудили этот трактат… но вскоре она (новая модель кровообращения) была признана и подтверждена выдающимися врачами».

Известные мыслители того времени служили всей Европе, а не местной аудитории, и их авторитет носил общеевропейский характер. Они считали себя гражданами «Республики ученых», которую, по словам французского мыслителя Пьера Бейля (он был одной из ее центральных фигур), они рассматривали как свободное содружество и империю истины. Конечно, в политическом смысле они выдавали желаемое за действительное, и это в значительной степени было желание польстить самим себе. Однако такая характеристика отражает черты сообщества, которое формировало кодекс поведения на рынке идей. Это был рынок, на котором существовала серьезная конкуренция.

Прежде всего, европейские интеллектуалы с готовностью оспаривали почти все, неизменно демонстрируя свою готовность вести на убой священных коров. Они совместно и свободно присягнули на верность идеалам открытой науки. Гиббон отмечал, что философу, в отличие от патриота, позволительно рассматривать Европу как единую «великую республику», баланс сил в которой мог постоянно меняться, а ее народы могли поочередно усиливаться или приходить в упадок. Однако представление о «великой республике» гарантировало «всеобщее счастье, систему искусств, законов и нравов». Это выгодно выделяло Европу на фоне других цивилизаций, писал Гиббон.

Следовательно, в этом отношении европейские интеллектуалы пользовались двойными преимуществами: это преимущества интегрированного транснационального академического сообщества и преимущества системы конкурирующих между собой государств. Результатом стали многочисленные культурные факторы, которые и привели к «Великому обогащению»: вера в социальный и экономический прогресс, растущее признание научных и интеллектуальных новшеств и приверженность беконовскому (то есть, основанному на методах и эмпирических выводах) познанию, находящемуся на службе у экономического развития. Философы и математики Республики ученых XVII века приняли идею экспериментальной науки как основного средства и обратились к математике как к главному методу понимания и описания природы.

Представление о том, что движущей силой промышленной революции стала идея экономического прогресса, основанного на знаниях, до сих пор вызывает споры, причем далеко не без оснований. Примеров чисто научного подхода к изобретениям в XVIII веке не так уж и много, хотя после 1815 года их число быстро увеличилось. Однако, заявляя, что научная революция не имеет никакого отношения к современному экономическому росту, мы забываем о том, что без постоянного расширения знаний о природе все достижения и успехи ремесленников XVIII века (особенно в текстильной промышленности) были бы обречены на постепенный упадок и неудачу.

Даже те новшества, которые родились не совсем на научной основе, не могли бы существовать без определенных подсказок со стороны ученых людей. Так, морской хронометр, ставший одним из главных изобретений эпохи промышленной революции (хотя так о нем почти никогда не говорят), появился на свет лишь благодаря работе математиков и астрономов прошлого. Первым из них был голландец (точнее, фриз) из XVI века, математик и астроном Гемма Ренье (известный как Гемма Фризиус), который заявил о возможности создания того, что веком позже в 1740 году сделал Джон Харрисон (изобретатель-часовщик, решивший эту серьезную проблему).

Интересно отметить, что научные достижения был обусловлены не только появлением открытого и постоянно развивающегося наднационального рынка идей, но и созданием все более совершенных приборов и инструментов, которые способствовали проведению исследований в области естественных наук. Главными из них были микроскоп, телескоп, барометр и современный термометр. Все они были созданы в первой половине XVII века. Более точные приборы помогли таким наукам, как физика, астрономия и биология развенчать многочисленные мифы и заблуждения, унаследованные от классической древности. Новые представления о вакууме и давлении способствовали изобретению атмосферных двигателей. В свою очередь, паровой двигатель вдохновил ученых на исследования в области преобразования тепла в движение. Через 100 с лишним лет после появления первой паровой машины Ньюкомена в 1712 году (знаменитый двигатель из замка Дадли) были разработаны основы термодинамики.

В Европе в XVIII веке связь между чистой наукой и деятельностью инженеров и механиков становилось все более тесной. Дескриптивное знание (описательное) и прескриптивное знание (предписывающее) стали взаимно поддерживать и направлять друг друга. В такой системе процесс после его запуска идет самостоятельно. В этом смысле развитие на базе знаний оказалось одним из самых стойких исторических явлений, хотя условия такой стойкости были необычайно сложны, и прежде всего требовали существования конкурентного и открытого рынка идей.

Мы обязаны признать, что Великое обогащение Европы (и мира) не было неизбежным. Если бы изначальные условия сложилbсь немного иначе, или если бы случились какие-то непредвиденные обстоятельства, то промышленная революция могла бы никогда не наступить. При несколько ином развитии политических и военных событий могли победить консервативные силы, которые стали бы враждебно относиться к новому и прогрессивному представлению о мире. Триумф научного прогресса и устойчивый экономический рост были предопределены не более, чем превращение Homo Sapiens (или любого другого вида) в доминирующий вид на планете.

Работа на рынке идей после 1600 года стала основой европейского Просвещения, в котором вера в научный и интеллектуальный прогресс превратилась в амбициозную политическую программу. Эта программа, несмотря на многочисленные недостатки и изъяны, до сих пор занимает господствующее место в политике и экономике стран Европы. Хотя время от времени реакционные силы огрызаются, они не могут создать серьезную угрозу научно-техническому и технологическому прогрессу, который, придя в движение, становится непреодолимым. В конце концов, наш мир по-прежнему состоит из конкурирующих между собой субъектов и нисколько не ближе к объединению, чем Европа в 1600 году. Рынок идей сейчас активен и деятелен, как никогда прежде, а инновации происходят все быстрее и стремительнее. Мы пока еще не насладились даже самыми доступными плодами прогресса, а впереди нас ждет гораздо больше интересного.

Джоэль Мокир - профессор, преподаватель экономики и истории, работающий в Северо-Западном университете в Иллинойсе. В 2006 году он получил премию Heineken по истории от Королевской академии наук Голландии. Его последняя книга, вышедшая в 2016 году, называется A Culture of Growth: Origins of the Modern Economy (Культура развития. Происхождение современной экономики).

Из раза в раз Россия во всевозможных рейтингах и индексах - процветания, качества жизни или благополучия - занимает место во второй части списка. Страны Старого Света в большинстве своём компактно размещаются в топ-30 перечня. Конечно, относиться к рейтингам можно и нужно с некоторой долей условности. Но, в целом, они демонстрируют, что Россия не живет как Европа.

Исходные позиции

Россия - богатая страна: первая в мире по размеру территории, вторая - по добыче нефти и лишь шестая по валовому внутреннему продукту, рассчитанному по паритету покупательной способности. Европейский союз , если считать это объединение представителем целой части света, наоборот, лишь седьмой по площади, но первый - по ВВП. И если оценивать валовый внутренний продукт на душу населения, то разрыв будет ещё больше.

Хвалить ЕС, правда, можно только с некоторой оглядкой. Союз 28 стран - по определению объединение не однородное, и условия жизни в каждом из его государств-членов далеко не одинаковые. Например, в 2017 году самая большая средняя зарплата до вычета налогов была в Люксембурге - свыше 4700 евро. Самая «бедная» по этому показателю - Болгария, где в среднем работникам платили 413 евро.

Однако в странах, о которых, в первую очередь, думают, сравнивая Россию и Европу, к средней зарплате нет никаких претензий. В Австрии она была равна 2700 евро, в Бельгии - 3400 евро, Германии - 3700, Франции - почти три тысячи. И хотя после вычета налогов эти выплаты уменьшаются на добрую треть, они всё равно в разы больше, чем в России, где средний доход после перевода в единую европейскую валюту оказывается равен примерно 550 евро.

Откуда деньги

Для богатства «ядра» Евросоюза есть вполне конкретные причины. Наиболее обеспеченные страны Центральной Европы с самого начала развивались в достатке. Благодаря историческому шансу в виде отсутствия на протяжении долго времени катастроф и революционных потрясений, им удалось достичь технологического задела и создать мощную экономику, на удовлетворение потребностей которой в дальнейшем работали многие народы.

В Новое время для этого колонизировались целые материки, а в современности под предлогом европейской интеграции - страны.

Хотя об этом и не говорится открыто, но одной из причин пятого расширения Евросоюза, которое началось в 2004 году с присоединения 10-ти государств и закончилось в 2013 году включением в объединение Хорватии, считается необходимость торговой экспансии на новые рынки со стороны основных европейских экономик.

Столкнувшись с трудностями в своём развитии, они не нашли ничего лучше, чем навязать свои условия «свободной» торговли другим странам Европы. В результате новичкам уже через несколько лет пришлось столкнуться с развалом целых отраслей экономики. Зато ЕС в целом начал хвалиться тем, что его торговля с остальным миром составляет пятую часть мирового экспорта и импорта, а 62% торговли стран союза осуществляется между собой.

При этом поддержка всей машины под названием «Европейский союз» обходится учредителям недёшево. Бюджет объединения образуется из взносов стран-участниц, из которого государствам начисляются выплаты. Самая большая разница между предоставленными и выделенными средствами как раз у Германии, Франции, Великобритании и Италии, которые, по сути, платят за возможность навязывать другим странам свои товары.

Отягощённая размерами

Россия же выбрала совершенно другой путь развития. В её истории не было экспансии и колониализма в классическом их понимании, а новые территории присоединялись зачастую добровольно. Сложившаяся в итоге воедино огромная площадь страны - одновременно и её преимущество, и тяжёлый груз.

Просторы государства - это то, что требует постоянного ухода. Любое пренебрежение такой заботой, как это случилось в 90-е, мгновенно отбрасывает страну назад в развитии.

В России есть множество факторов, которые не позволяют ей жить как в Европе. Это и перепады температур, и количество часовых поясов, коих в стране насчитывается 11. Немаловажно и то, что россиян почти в три раза меньше чем европейцев - приблизительно 145 миллионов против 510 миллионов.

Не менее значимы и исторические факторы. Потрясения XX века не могли не сказаться на поступательном развитии страны, у которой есть все основания претендовать на место среди мировых лидеров.

Однако сама постановка вопроса «почему мы не живём как в Европе» не обязательно означает, что в России - хуже. Подобное сравнение было бы слишком эфемерным, ведь у каждой из сторон есть свои сильные и слабые стороны. Вот всего несколько примеров.

Налоги

Существует мнение, что США, Япония, Германия и другие развитые страны смогли добиться высокого уровня жизни только после того, как они добились с помощью введение дифференцированного налога более справедливого распределения доходов.

Сейчас налоги в Европе находятся в диапазоне от 5% до 45% в зависимости от заработка.

В России о переходе от плоской шкалы налога на доходы к прогрессивной пока только говорят. Сейчас в стране уровень НДФЛ установлен на уровне 13%, а расслоение между богатыми и бедными всё усиливается. Сторонники такой ставки утверждают, что это стимулирует экономический рост.

Коммунальное хозяйство

Положение дел в России во многом определяет её богатство природными ресурсами. Ещё в 2015 году стоимость электроэнергии в стране не превышала трёх рублей за кВт*ч. В Европе же этот показатель был значительно выше, поскольку мощности преимущественно приходится импортировать. В ряде государств он превышал 20 рублей за кВт*ч, как в Дании (21,4) и Германии (20,5).

В итоге, как оказалось, на средний заработок россиянин может приобрести энергии как минимум не меньше, чем испанец, итальянец или немец.

К слову, отражается достаток России в ресурсах и на разнице в стоимости топлива. Для россиян бензин обходится от двух до трёх раз дешевле, чем для европейцев.

Медицина

Средняя продолжительность жизни в России в 2017 году достигла 73 лет - это абсолютный рекорд в истории страны. В ближайшие шесть лет власти ставят задачу войти в клуб стран, где этот показатель составляет «80+». Среди них уже давно находятся Франция и Германия - в первую очередь, благодаря развитым медицинским технологиям.

Вместе с тем в России в положительную сторону отличается от стран Старого Света ситуация с детской смертностью. В 2017 году показатель у нас достиг исторического минимума - 5,2 смерти на тысячу человек, что ниже уровня в целом ряде европейских государств.

Может похвастаться Россия и одним из лучших показателей по числу врачей на 1000 человек среди развитых государств.

Социальная сфера

В 2018 году прожиточный минимум в России едва превысил 11 тысяч рублей. А с 1 мая к этому уровню подтянут и минимальный размер оплаты труда. Эти цифры, конечно, трудно сопоставимы с европейскими.

Например, в 2017 году минимальная зарплата в Люксембурге составила 1999 евро, Германии - 1498 евро, Франции - 1480 евро. Хуже дела обстоят в недавно присоединённых Румынии и Болгарии: там минимальная оплата труда равна 275 и 235 евро соответственно, но и это выше российских цифр.

При этом, по официальной статистике, бедность в России составляет порядка 13%. В той же Германии получают меньше необходимого 19,7% населения, а во Франции - 18,2%. При всём при этом основные продукты: хлеб, молоко, яйца, мясо - обходятся россиянам дешевле. Разница только в том, что затраты на еду в России составляют около трети дохода, тогда как в Европе на эти цели тратят почти в два раза меньше.

Пенсии в большинстве европейских стран зависят от стажа и зарплаты. При соблюдении всех условия на старости в Германии и Франции можно получать по 1200 евро - сумма, совсем не сопоставимая с российской. При этом европейцы в большинстве своём не могут рассчитывать на бесплатную медицинскую помощь и обучение.

Чуть лучше, чем у соседей, в России обстоят дела с безработицей. У нас она одна из самых низких в Европе - в районе 5,2%. У всех крупнейших экономик Старого Света: Великобритании, Германии, Испании, Италии и Франции - этот показатель выше. А у испанцев он даже больше 20%.

Приведённые примеры наглядно показывают, что разница в условиях жизни не позволяет однозначно сказать, что в Европе или в России ситуация хуже или лучше. Логичнее констатировать, что живётся россиянам просто по-другому.

При этом нельзя не обратить внимание, что наша страна находится в самом начале своего пути.

Антикварный шкаф шинуазри.

В конце XVII века Европу охватило увлечение далеким загадочным Китаем. Именно тогда зародился и достиг высшей точки своего расцвета стиль, который мы сегодня знаем как шинуазри. Впрочем, этот термин появился лишь в эпоху Бальзака и звучал несколько осуждающе, подразумевая дешевое влечение к экзотизму в буржуазной среде. Во время своего расцвета этот стиль назывался des Indes, то есть «из Индий» - так называли в Европе сразу несколько расположенных на востоке стран.

Стиль шинуазри никогда не означал буквального следования образцам китайского декоративно-прикладного искусства и был скорее фантазией европейских художников об экзотических странах. Когда Людовик XV подарил китайскому императору шпалеры в стиле шинуазри, тот не увидел в них ничего китайского и счел образцами европейского искусства.

Открытие Китая

Все началось гораздо раньше. Впервые о «Катае», стране неслыханных богатств и правителей-мудрецов, написал Марко Поло. С середины XIV в. Итальянские ткачи начали использовать мотивы импортных китайских тканей в весьма вольной трактовке. Множились сказочные истории о тех далеких краях, и в 1655 году голландец Ян Нейхов посетил дворец китайского императора. Более сотни эстампов, иллюстрировавших его отчет, стали источником мотивов стиля шинуазри.

Этот таинственный Китай.

Затем последовали работы гравера Атанасиуса Киршера, изображавшего китайских правителей в неслыханно роскошных интерьерах. Людовик XIV, ознакомившись с работами Киршнера, безумно увлекся Китаем, приказал отделать стены апартаментов в Версальском дворце привозными китайскими тканями и на маскарадах появлялся в эксцентричных образах, вдохновленных китайским костюмом. В 1700 году король праздновал новый год по китайскому календарю.

Китай шагает по Европе

Для своей фаворитки мадам Монтеспан и собственного уединения Людовик выстроил «фарфоровый дворец» в Трианоне, облицованный керамическими плитками. Менее чем через два десятка лет дворец был снесен – королю наскучила фаворитка, а керамическая облицовка стен покрылась трещинами. Но мода на «китайские» постройки сохранилась.

Фарфоровый Трианон.

Удивительно, но крупнейшая и одна из самых ранних построек в стиле шинуазри находится не во Франции, где стиль был наиболее популярен в кругах знати, а в Дрездене – это дворец Пильниц.

Дворец Пильниц в Дрездене.

И даже в начале XVIII века шинуазри не сдавал позиций – в Баварии был построен «восточный» павильон во дворце Нимфенбург. В интерьерах появились китайские решетки и ширмы – привозные и европейского производства, текстиль и обои с «китайскими» орнаментами. Европейская знать с удовольствием устраивала во дворцах китайские кабинеты и китайские гостиные.

Шинуазри коснулся и России – в Екатерининском дворце есть китайская голубая гостиная, созданная Василием Нееловым и Чарльзом Камероном. Она совмещает как мотивы китайского декоративно-прикладного искусства, так и классические интерьерные элементы. По проекту Антонио Ринальди был построен Китайский дворец в Ораниенбауме.

Интерьеры Китайского дворца в Ораниенбауме.

Изображаемые на тканях, обоях и посуде фантастические китайские сады так и остались прекрасным сном, но во многом шинуазри проявил себя и в садово-парковом искусстве – в европейских романтических садах распространялся мотив пагоды (которая обычно представляла собой просто-напросто беседку). Чамое известное сооружение Европы, выполненное в стиле шинуазри, – пагода королевского ботанического сада Кью в Лондоне. Она построена по а по образцу фарфоровой пагоды XV в. в Нанкине.

Пагода королевского ботанического сада Кью в Лондоне.

Мотив пагоды проник и в костюм – так назывались многоярусные рукава женского платья, которые мы можем увидеть в работах художников рококо. В вышивках на платьях и жилетах появляются китайские зонтики (впрочем, зонтики появляются и в реальности в руках богатых дам), птицы, беседки, лодки, цветочные гирлянды и мосты. Женщины и мужчины – мода того времени не требовала брутальной мужественности – увлекаются раскладными веерами с китайскими росписями и носят узкие вышитые туфли со специфически скроенными носами.

Мода стиля шинуазри.

Рождение европейского фарфора

Но средоточием стиля шинуазри стал фарфор. За вторую половину XVII века купцы Ост-Индской компании привезли в Европу примерно три миллиона предметов китайского фарфора разного качества, представители знати устраивали во дворцах «фарфоровые кабинеты», где выставляли свои коллекции, чтобы похвастаться перед гостями. Первым коллекционером китайского фарфора был саксонский курфюрст Фридрих Август I, ставший затем польским королём Августом II. Он был столь горячо увлечен фарфором, что обменял полк из шестисот драгун на полторы сотни китайских ваз из коллекции прусского короля Фридриха I.

Фарфор династии Минь.

Китай держал в строжайшей тайне технологию производства фарфора, и многие годы европейцы бились над этой загадкой. Созданием собственного фарфора и глазури Европа обязана союзу науки и алхимии.

Член французской Академии наук Эренфрид Вальтер фон Чирнхауз, который занимался плавкой металлов и поисками секрета состава китайской фарфоровой массы, объединил усилия с экспериментатором, аптекарем и алхимиком Иоганном Фридрихом Бёттгером. Последнего от опалы спас король Август, увлеченный алхимией. Создатели называли фарфор «белым золотом». Так в Дрездене, а затем в Берлине и Аугсбурге, появились фарфоровые мануфактуры. Живописы-надомники, обслуживающие все эти мануфактуры, расписывали изделия золотом, серебром и цветными лаками, копируя работы китайских мастеров. Их творчество получило название «золотые китайцы».

Мейсенский фарфор.

Популярность фарфора росла, производство расширялось, и потребовалась разработка новых образов и сюжетов. Росписи становились все более условными и фантастическими. Иоганн Хёрольдт, руководивший живописной мастерской знаменитой мейсенской мануфактуры, создал каталог росписей в «китайском» стиле, который распространялся среди рисовальщиков для повторения на изделиях. Всевозможные изображения китайцев, бытовые сценки, рыбная ловля и праздники, сказочные птицы, обрамленные рокайльными орнаментами, фантастическими цветами - все это соответствовало представлениям европейцев о далекой волшебной стране.

Делфтский фарфор.

Делфтский фарфор с росписями в стиле шинуазри был, как и в Китае в эпоху династии Минь, бело-синим. В XIX веке влияние делфтского фарфора испытала Россия – некогда цветная гжельская роспись оказалась очень органичной в кобальтовых оттенках.

Французская революция покончила с созданиям изящных интерьеров, но вдохновленная Китаем фарфоровая промышленность продолжала развиваться, обслуживая интересы правящей верхушки и буржуазии, а интерес европейских художников к культуре далеких стран уже ничто не могло погасить.

Открытие Китая

Китай шагает по Европе

Рождение европейского фарфора

Как заявила на этой неделе министр по делам болгарского председательства в ЕС Лилиана Павлова, главенство Софии в Союзе должно помочь созданию «объединенной и сильной Европы». В подобном ключе высказался, и бывший президент страны Росен Плевнелиев, отметивший, что ЕС не нужен раздрай. «Европе нужна безопасность, стабильность и солидарность и мы должны этому способствовать», — сказал экс-президент.

Однако, несмотря на желание представителей Болгарии как государства Восточной Европы крепить единство ЕС, эксперты отмечают, что конфликт между Восточной и Западной частями внутри Союза все больше разрастается.

Уходящий год запомнился целым рядом конфликтных ситуаций между странами этих регионов. И в каждом из них Брюссель высказывал открытое недовольство проводимой правительствами ряда стран политикой, идущей, как считают в руководстве союза, вразрез с европейскими ценностями.

Польское право

Главной головной болью для ЕС в этом году стала Польша. Самая влиятельная восточноевропейская страна и некогда «образец демократии», а также «образец для подражания», Польша вызывает все больше опасений у европейских чиновников. Главная причина — недовольство действиями правящей в стране консервативной партии «Право и справедливость».

Руководство этой партии неоднократно подвергалось критике со стороны ЕС за законы, идущими вразрез с европейскими ценностями. Переполнило чашу терпения недавнее одобрение верхней палатой польского парламента окончательной редакции закона о Верховном суде и Национальном судебном совете.

Реформа предполагает возможность внесения жалоб на решение суда любого уровня в Верховный суд. Кроме того, пенсионный возраст для судей теперь составляет 65 лет с возможностью продления срока полномочий при обращении на имя президента.

Правозащитные организации уверены — изменения ставят судебную власть под контроль исполнительной.

Формальным инициатором реформ стал президент Польши Ярослав Дуда, однако реальным возмутителем спокойствия в ЕС считают Ярослава Качиньского, главу правящей партии «Право и справедливость». «Понятно же, кто там реально всем управляет», — констатировал в разговоре с «Газетой.Ru» один из европейских чиновников.

В ответ на действия польских властей Еврокомиссия начала в отношении Польши активацию 7 статьи «Соглашения о ЕС». Самым главным последствием ее применения может стать лишение Польши права голоса в Совете Европы.

При этом строптивое польское правительство не боится угроз и даже собирается судиться с ЕС. Польский политолог Якоб Корейба считает, что для властей страны это возможность не только показать свою силу, но и унизить оппонентов внутри страны.

«Это возможность дискредитации оппозиции которая истерически бегает по иностранным столицам и просит о помощи — точно так же, как в XVIII веке польские магнаты бегали в Петербург и Берлин и просили скинуть короля», — сказал он.

Венгерская «диктатура»

Похожие проблемы ЕС испытывает и с Венгрией. Хотя ее лидера — премьера Виктора Орбана — глава Еврокомиссии Жан Клод Юнкер называет «диктатором» в шутку, венгерского политика всерьез обвиняют в наступлении на демократические принципы ЕС.

Орбан дает к этому немало поводов. В Европе венгерского лидера также неоднократно критиковали за его попытку перестроить судебную систему, которая поставила бы под вопрос независимость судов. Будапешт в конечном итоге пошел на попятный и реформу свернул, однако Брюссель продолжил критику — теперь за давление на иностранные НКО и отношение к мигрантам. Венгрия отказывается принимать их, несмотря на то, что это обязаны делать все страны-члены ЕС.

Орбан также довольно жестко выступал и в отношении Украины, которую он обвинял в притеснении венгерского меньшинства в результате принятия дискриминационного «закона о языке».

Хотя закон был направлен прежде всего против большого соседа на востоке, «под раздачу» попало и венгерское меньшинство. Киев к критике прислушался, скорректировав свои действия так, чтобы закон не затрагивал государства ЕС.

Румынские перспективы

Вслед за Венгрией и Польшей, новой мишенью для критики со стороны ЕС может стать Румыния — здесь тоже идет судебная реформа. Она, по мнению европейских чиновников, может установить политический контроль над судебной системой и лишить судей независимости. Негодование система вызывает и у оппозиции страны, которая массово выводит людей на улицы с протестами против изменений.

Выступающий против реформы президент Румынии Клаус Йоханнис констатировал, что риск того, что Румыния подвергнется такому же остракизму, как и Польша, очень велик.

«Если вы считаете, что изменения в судебном законодательстве пройдут без последствий, вы, наверное, свалились с неба», — заявил Йоханнис.

Чешский референдум

Еще одной проблемной страной в будущем году для ЕС может стать Чехия, где премьер-министром по итогам выборов стал бизнесмен-популист Андрей Бабиш. Премьер после назначения на этот пост заявил, что будет все-таки сотрудничать с ЕС, хотя довольно жестко критиковал союз во время кампании. Политик умело играл на евроскептических настроениях избирателей, ждавших от него принятия закона о референдуме о выходе из ЕС, а также экономического роста и противодействия приему беженцев. Бабиш ранее не раз высказывался негативно в отношении европейской миграционной политики.

Кроме этого на последних выборах 22 кресла (из 200) в парламенте взяла партия Партия прямой демократии Томио Окамуры (SPD), в программе которой референдуму по выходу из ЕС уделено особое внимание.

Эти идеи пользуются популярностью, отмечает главный редактор русскоязычного издания «Пражский экспресс» Ирина Шульц. «ЕС — забюрократизированная структура. ЕС — это рано или поздно евро — большинство чехов евро не хочет. Давление ЕС на Чехию в плане установления квот на прием беженцев, популярности не добавляет», — объясняет Шульц настроения граждан страны.

«Доктрина Юнкера»

Евроскептики часто сравнивают ЕС с Советским Союзом — это сравнение популярно среди сторонников партии «Право и Справедливость» в Польше. «В глазах поляков Брюссель Жана Клода Юнкера и Дональда Туска все больше похож на брежневскую Москву», — говорит польский эксперт Якоб Корейба.

Хотя подобные аналогии преувеличены, СССР в брежневские времена также имел дело отнюдь не с монолитным союзом из верных сателлитов. Каждая страна советского блока имела свою специфику и ее необходимо было учитывать.

Строптивой союзницей была Польша, руководство которой не слишком желало «играть по нотам» Москвы, Венгрия всячески защищала свой путь к полурыночному социализму, Румыния открыто заигрывала с США, а Болгария отказывалась размещать у себя военные базы СССР.

Для противодействия планам Чехословакии перейти к демократическим реформам в рамках социализма СССР использовал военную интервенцию — Москва вмешалась в дела хоть и союзного, но все же суверенного государства. На Западе в 1968 году эти действия объяснили «доктриной Брежнева», смысл которой состоял в «ограниченном суверенитете» этих государств.

Хотя подобные практики чужды европейским представлениям о демократии, излишнее давление ЕС на страны Центральной и Восточной Европы может привести к ожесточенному противодействию с их стороны.

«Не поддержим ли мы новый СССР, в котором мы снова потеряем страны, только недавно ставшие частью нас и которые хотят оставаться с нами в ЕС?», — задумался в ноябре этого года в своем блоге влиятельный европейский обозреватель Джон Данциг.

На первый взгляд эти опасения кажутся напрасными. По данным исследования Pew Research, проведенного летом этого года в 10 странах ЕС, большинство респондентов поддерживает идею Европейского союза. Оставить ЕС хотят только 18% респондентов во всех 10 странах.

Однако, повод для беспокойства все же есть. Как отмечает заведующий сектором политических проблем европейской интеграции ИМЭМО РАН Сергей Уткин, «модель, в рамках которой Центральная и Восточная Европа смотрела на Западную Европу, как на образец, себя почти исчерпала, по крайней мере, на нынешнем историческом этапе».

По мнению эксперта, и к странам Восточной Европы, и к их западным партнерам, «приходит осознание, что своеобразие Центральной и Восточной Европы в обозримом будущем останется не только в части узко понимаемой культуры, но и в политике».

Эксперт считает, что для сохранения сплоченности ЕС эту специфику надо будет принимать во внимание.

«Вряд ли можно ожидать, что возникающие по линии Центральная-Восточная и Западная Европа разногласия будут каким-то образом полностью преодолены. Скорее они останутся одной из важных черт дальнейшего развития Евросоюза, для которого внутреннее разнообразие — одновременно и проблема, и преимущество. Идет поиск нового равновесия внутри ЕС», — резюмирует эксперт.