• Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

    Журнал «Беседа»

    «Бог пра́вду ви́дит, да не ско́ро ска́жет» - рассказ Льва Толстого о прощении. Написан для «Азбуки », впервые опубликован в 1872 году в журнале «Беседа». Одно из произведений писателя, которые сам он считал лучшими в своём творчестве.

    Название рассказа представляет собой русскую пословицу .

    История

    Сюжет о человеке, несправедливо обвинённом в убийстве, отбывшем многие годы на каторге, но впоследствии простившем реального убийцу, встречается в 4 томе романа «Война и мир ». Пьер Безухов слышит, как Платон Каратаев рассказывает свою любимую историю «о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью». Рассказ производит впечатление на Пьера :

    Сюжет рассказа является также иллюстрацией к изречению Платона Каратаева «Где суд, там и неправда».

    Впоследствии Толстой обработал данный сюжет, написав в апреле 1872 года рассказ «Бог правду видит, да не скоро скажет». Взяв в качестве названия пословицу, Толстой реализовал свою давнюю мечту, о которой писал ещё в 1862 году :

    Давно уже чтение сборника пословиц Снегирёва составляет для меня одно из любимых - не занятий, но наслаждений. На каждую пословицу мне представляются лица из народа и их столкновения в смысле пословицы. В числе неосуществимых мечтаний мне всегда представлялся ряд не то повестей, не то картин, написанных на пословицы.

    Впервые рассказ был опубликован в 1872 году в №3 журнала С. А. Юрьева «Беседа», затем включён в «Третью русскую книгу для чтения » .

    Видео по теме

    Сюжет

    Молодой купец Иван Дмитриевич Аксёнов из Владимира едет на ярмарку в Нижний Новгород . По дороге он ночует с другим купцом, которого ночью убивают. Поскольку в доме не было других людей, в убийстве обвиняют Аксёнова. Его наказывают кнутом и ссылают на каторгу в Сибирь . Аксёнов невиновен, однако понимает, что никому не может это доказать: «Видно, кроме Бога, никто не может знать правды, и только Его надо просить и от Него только ждать милости ». Он проводит на каторге 26 лет, его знают как смиренного и набожного человека.

    На каторгу прибывает новый заключённый, Макар Семёнович, ему около 60 лет. Он оказывается из Владимира и при знакомстве оговаривается, что уже встречал Аксёнова. Иван Дмитриевич начинает подозревать, что в убийстве виноват Макар Семёнович. Однажды он видит, что Макар Семёнович тайно роет под нарами подкоп, а землю днём выносит на улицу. Когда тюремщики обнаруживают подкоп, Аксёнов сначала хочет отомстить Макару Семёновичу, однако затем при допросе не выдаёт его.

    Ночью Макар Семёнович признаётся Аксёнову, что это он убил тогда купца и подбросил Аксёнову окровавленный нож. Аксёнов прощает убийцу, говоря: «Бог простит тебя; может быть, я во сто раз хуже тебя! » - и обретает мир в душе. Макар Семёнович сознаётся начальству в убийстве, однако к моменту оправдания Аксёнов уже умирает.

    Варианты текста

    Толстой согласился на то, чтобы Чертков переделал данное место, и в издании издательства «Посредник » 1885 года, наряду с несколькими другими мелкими исправлениями, ответ Аксёнова звучал так:

    Один из рецензентов издания в петербургской газете «Новости » отметил сомнительность данной переделки: «В этом, несомненно, проглядывает заботливое охранение народной нравственности. На наш взгляд заботливость излишняя. Народ - не ребенок, он достаточно опытен в жизни, прекрасно сумеет отличить ложь безнравственную от лжи, служащей во спасение ближнему».

    Вопрос о том, насколько закономерна была правка Черткова и соответствует ли она логике сюжета рассказа, рассматривается современными толстоведами Хью Маклейном и Гэри Джаном .

    …свои художественные произведения я причисляю к области дурного искусства, за исключением рассказа «Бог правду видит», желающего принадлежать к первому роду, и «Кавказского пленника », принадлежащего ко второму.

    При этом «первый род» хорошего искусства определяется им там же как «искусство, передающее чувства, вытекающие из религиозного сознания положения человека в мире, по отношению к богу и ближнему,- искусство религиозное».

    Комментируя данный трактат, философ Лев Шестов замечает, что «…он на самом деле превосходно понимает, что никогда его "Кавказский пленник" или "Бог правду знает, да не скоро скажет" (только эти два рассказа из всего, что им написано, относит он к хорошему искусству) - не будут иметь для читателей того значения, которое имеют не только его большие романы - но даже "Смерть Ивана Ильича "» .

    Критика

    Хью Маклейн, исследователь творчества Толстого, отмечает, что в рассказе есть по меньшей мере две ошибки, возможно, возникшие по недосмотру автора :

    • Жена Аксёнова, несмотря на то, что он признался ей в своей невиновности, после его осуждения ни разу не делает попытки связаться с ним за все 26 лет, проведённые им на каторге.
    • Фраза «На другой день, когда вывели колодников на работу, солдаты приметили, что Макар Семенов высыпал землю, стали искать в остроге и нашли дыру » подразумевает, что солдаты знали, кто именно вырыл подкоп, - однако непонятно тогда, почему начальник затем допрашивает арестантов и Аксёнова, пытаясь это выяснить.

    Структурный анализ сюжетной линии рассказа дан в работе Гэри Джана.

    Переводы

    Рассказ Толстого переведён на множество языков мира .

    Иллюстрации

    Экранизации

    Примечания

    1. Война и мир. Том 4. Часть 1. Глава XIII.
    2. Статья «Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?»
    3. Гусев Н. Н. Лев Николаевич Толстой: Материалы к биографии с 1881 по 1885 год. М., 1970.
    4. Е. Н. Книжки для народа // «Новости и биржевая газета», первое ежедн. изд., 16 июля 1885 г., № 193.
    5. McLean, Hugh. Could the Master Err? A Note on "God Sees the Truth but Waits" // Tolstoy Studies Journal 16 (2004): 77-81. Перепечатано в книге:
    6. Jahn, Gary R. (reply) Was the Master Well Served? further Comment on "God Sees the Truth, but Waits" // Tolstoy Studies Journal 16 (2004): 81-86. Перепечатано в книге: Hugh McLean. In Quest of Tolstoy. Boston: Academic Studies Press, 2008 . Русский перевод в книге: Лев Толстой и мировая литература: Материалы IV Международной научной конференции 22 – 25 августа 2005. – Тула, 2007.

    В городе Владимире жил молодой купец Аксенов. У него были две лавки и дом.

    Из себя Аксенов был русый, кудрявый, красивый и первый весельчак и песенник. Смолоду Аксенов много пил, и когда напивался – буянил, но с тех пор как женился, он бросил пить, и только изредка это случалось с ним.

    Раз летом Аксенов поехал в Нижний на ярмарку. Когда он стал прощаться с семьей, жена сказала ему:

    – Иван Дмитриевич, не езди ты нынче, я про тебя дурно во сне видела.

    Аксенов посмеялся и сказал:

    – Ты все боишься, как бы не загулял я на ярмарке?

    Жена сказала:

    – Не знаю сама, чего боюсь, а так дурно видела, – видела, будто ты приходишь из города, снял шапку, а я гляжу: голова у тебя вся седая.

    Аксенов засмеялся:

    – Ну, это к прибыли. Смотри, как расторгуюсь, дорогих гостинцев привезу.

    И он простился с семьей и уехал.

    На половине дороги съехался он с знакомым купцом и с ним вместе остановился ночевать. Они напились чаю вместе и легли спать в двух комнатах рядом. Аксенов не любил долго спать; он проснулся среди ночи и, чтобы легче холодком было ехать, взбудил ямщика и велел запрягать. Потом вышел в черную избу, расчелся с хозяином и уехал.

    Отъехавши верст сорок, он опять остановился кормить, отдохнул в сенях на постоялом дворе и в обед вышел на крыльцо и велел поставить самовар; достал гитару и стал играть; вдруг ко двору подъезжает тройка с колокольчиком, и из повозки выходит чиновник с двумя солдатами, подходит к Аксенову и спрашивает: кто, откуда? Аксенов все рассказывает, как есть, и просит: не угодно ли чайку вместе выпить? Только чиновник все пристает с расспросами: «Где ночевал прошлую ночь? Один или с купцом? Видел ли купца поутру? Зачем рано уехал со двора?» Аксенов удивился, зачем его обо всем спрашивают: все рассказал, как было, да и говорит: «Что ж вы меня так выспрашиваете? Я не вор, не разбойник какой-нибудь. Еду по своему делу, и нечего меня спрашивать».

    Тогда чиновник кликнул солдат и сказал:

    – Я исправник и спрашиваю тебя затем, что купец, с каким ты ночевал прошлую ночь, зарезан. Покажи вещи, а вы обыщите его.

    Взошли в избу, взяли чемодан и мешок и стали развязывать и искать. Вдруг исправник вынул из мешка ножик и закричал:

    – Это чей ножик?

    Аксенов поглядел, видит – ножик в крови из его мешка достали, и испугался.

    – А отчего кровь на ноже?

    Аксенов хотел отвечать, но не мог выговорить слова.

    Страница 1 из 2

    В городе Владимире жил молодой купец Аксёнов. У него были две лавки и дом.
    Из себя Аксёнов был русый, кудрявый, красивый и первый весельчак и песенник. Смолоду Аксёнов много пил, и когда напивался - буянил, но с тех пор как женился, он бросил пить, и только изредка это случалось с ним.Раз летом Аксёнов поехал в Нижний на ярмарку. Когда он стал прощаться с семьёй, жена сказала ему:
    - Иван Дмитриевич, не езди ты нынче, я про тебя дурно во сне видела.
    Аксёнов посмеялся и сказал:
    - Ты всё боишься, как бы не загулял я на ярмарке?
    Жена сказала:
    - Не знаю сама, чего боюсь, а так дурно видела, - видела, будто ты приходишь из города, снял шапку, а я гляжу: голова у тебя вся седая.
    Аксёнов засмеялся.
    - Ну, это к прибыли. Смотри, как расторгуюсь, дорогих гостинцев привезу.
    И он простился с семьёй и уехал.
    На половине дороги съехался он с знакомым купцом и с ним вместе остановился ночевать. Они напились чаю вместе и легли спать в двух комнатах рядом. Аксёнов не любил долго спать; он проснулся среди ночи и, чтобы легче холодком было ехать, взбудил ямщика и велел запрягать. Потом вышел в чёрную избу, расчёлся с хозяином и уехал.
    Отъехавши вёрст сорок, он опять остановился кормить, отдохнул в сенях на постоялом дворе и в обед вышел на крыльцо и велел поставить самовар; достал гитару и стал играть; вдруг ко двору подъезжает тройка с колокольчиком, и из повозки выходит чиновник с двумя солдатами, подходит к Аксёнову и спрашивает: кто, откуда? Аксёнов всё рассказывает, как есть, и просит: не угодно ли чайку вместе выпить? Только чиновник всё пристает с расспросами: «Где ночевал прошлую ночь? Один или с купцом? Видел ли купца поутру? Зачем рано уехал со двора?» Аксёнов удивился, зачем его обо всём спрашивают: всё рассказал, как было, да и говорит:
    - Что ж вы меня так выспрашиваете? Я не вор, не разбойник какой-нибудь. Еду по своему делу, и нечего меня спрашивать.
    Тогда чиновник кликнул солдат и сказал:
    - Я исправник и спрашиваю тебя затем, что купец, с каким ты ночевал прошлую ночь, зарезан. Покажи вещи, а вы обыщите его.
    Взошли в избу, взяли чемодан и мешок и стали развязывать и искать. Вдруг исправник вынул из мешка ножик и закричал:
    - Это чей ножик?
    Аксёнов поглядел, видит - ножик в крови из его мешка достали, и испугался.
    - А отчего кровь на ноже?
    Аксёнов хотел отвечать, но не мог выговорить слова.
    - Я… я не знаю… я… пож… я… не мой…
    Тогда исправник сказал:
    - Поутру купца нашли зарезанным на постели. Кроме тебя, некому было это сделать. Изба была заперта изнутри, а в избе никого, кроме тебя, не было. Вот и ножик в крови у тебя в мешке, да и по лицу видно. Говори, как ты убил его и сколько ты ограбил денег?
    Аксёнов божился, что не он это сделал, что не видал купца после того, как пил чай с ним, что деньги у него свои 8000, что ножик не его. Но голос у него обрывался, лицо было бледно, и он весь трясся от страха, как виноватый.
    Исправник позвал солдат, велел связать и вести его на телегу. Когда его с связанными ногами взвалили на телегу, Аксёнов перекрестился и заплакал. У Аксёнова отобрали вещи и деньги, отослали его в ближний город, в острог. Послали во Владимир узнать, какой человек был Аксёнов, и все купцы и жители владимирские показали, что Аксёнов смолоду пил и гулял, но был человек хороший. Тогда его стали судить. Судили его за то, что он убил рязанского купца и украл 20 000 денег.
    Жена убивалась о муже и не знала, что думать. Дети её ещё все были малы, а один был у груди. Она забрала всех с собою и поехала в тот город, где её муж содержался в остроге. Сначала её не пускали, но потом она упросила начальников, и её привели к мужу. Когда она увидала его в острожном платье, в цепях, вместе с разбойниками, - она ударилась о землю и долго не могла очнуться. Потом она поставила детей вокруг себя, села с ним рядышком и стала сказывать ему про домашние дела и спрашивать его про всё, что с ним случилось. Он всё рассказал ей. Она сказала:
    - Как же быть теперь?
    Он сказал:
    - Надо просить царя. Нельзя же невинному погибать!
    Жена сказала, что она уже подавала прошение царю, но что прошение не дошло. Аксёнов ничего не сказал и только потупился. Тогда жена сказала:
    - Недаром я тогда, помнишь, видела сон, что ты сед стал. Вот уж и вправду ты с горя поседел. Не ездить бы тебе тогда.
    И она начала перебирать его волоса и сказала:
    - Ваня, друг сердечный, жене скажи правду: не ты сделал это?
    Аксёнов сказал:
    - И ты подумала на меня! - закрылся руками и заплакал.
    Потом пришёл солдат и сказал, что жене с детьми надо уходить. И Аксёнов в последний раз простился с семьёй.
    Когда жена ушла, Аксёнов стал вспоминать, что говорили. Когда он вспомнил, что жена тоже подумала на него и спрашивала его, он ли убил купца, он сказал себе: «Видно, кроме Бога, никто не может знать правды, и только его надо просить и от него только ждать милости».
    И с тех пор Аксёнов перестал подавать прошения, перестал надеяться и только молился Богу.
    Аксёнова присудили наказать кнутом и сослать в каторжную работу. Так и сделали.
    Его высекли кнутом и потом, когда от кнута раны зажили, его погнали с другими каторжниками в Сибирь.
    В Сибири, на каторге, Аксёнов жил 26 лет. Волоса его на голове стали белые как снег, и борода отросла длинная, узкая и седая. Вся весёлость его пропала. Он сгорбился, стал ходить тихо, говорил мало, никогда не смеялся и часто молился Богу.
    В остроге Аксёнов выучился шить сапоги и на заработанные деньги купил Четьи минеи и читал их, когда был свет в остроге; а по праздникам ходил в острожную церковь, читал Апостол и пел на клиросе, - голос у него всё ещё был хорош. Начальство любило Аксёнова за его смиренство, а товарищи острожные почитали его и называли «дедушкой» и «божьим человеком». Когда бывали просьбы по острогу, товарищи всегда Аксёнова посылали просить начальство, и когда промеж каторжных были ссоры, то они всегда к Аксёнову приходили судиться.
    Из дому никто не писал писем Аксёнову, и он не знал, живы ли его жена и дети.
    Привели раз на каторгу новых колодников. Вечером все старые колодники собрались вокруг новых и стали их расспрашивать, кто из какого города или деревни и кто за какие дела. Аксёнов тоже подсел на нары подле новых и, потупившись, слушал, кто что рассказывал. Один из новых колодников был высокий, здоровый старик лет 60-ти, с седой стриженой бородой. Он рассказывал, за что его взяли. Он говорил:
    - Так, братцы, ни за что сюда попал. У ямщика лошадь отвязал от саней. Поймали, говорят: украл. А я говорю: я только доехать скорей хотел, - я лошадь пустил. Да и ямщик мне приятель. Порядок, я говорю? - Нет, говорят, украл. А того не знают, что и где украл. Были дела, давно бы следовало сюда попасть, да не могли уличить, а теперь не по закону сюда загнали. Да врёшь, - бывал в Сибири, да недолго гащивал…
    - А ты откуда будешь? - спросил один из колодников.
    - А мы из города Владимира, тамошние мещане. Звать Макаром, а величают Семёновичем.
    Аксёнов поднял голову и спросил:
    - А что, не слыхал ли, Семёныч, во Владимире-городе про Аксёновых-купцов? Живы ли?
    - Как не слыхать! Богатые купцы, даром что отец в Сибири. Такой же, видно, как и мы, грешные. А ты сам, дедушка, за какие дела?
    Аксёнов не любил говорить про своё несчастье; он вздохнул и сказал:
    - По грехам своим двадцать шестой год нахожусь в каторжной работе.
    Макар Семёнов сказал:
    - А по каким же таким грехам?
    Аксёнов сказал:
    - Стало быть, стоило того, - и не хотел больше рассказывать, но другие острожные товарищи рассказали новому, как Аксёнов попал в Сибирь.
    Они рассказали, как на дороге кто-то убил купца и подсунул Аксёнову ножик и как за это его понапрасну засудили.
    Когда Макар Семёнов услыхал это, он взглянул на Аксёнова, хлопнул себя руками по коленам и сказал:
    - Ну, чудо! Вот чудо-то! Постарел же ты, дедушка!
    Его стали спрашивать, чему он удивлялся и где он видел Аксёнова; но Макар Семёнов не отвечал, он только сказал:
    - Чудеса, ребята, где свидеться пришлось!
    И с этих слов пришло Аксёнову в мысли, что не знает ли этот человек про то, кто убил купца. Он сказал:
    - Или ты слыхал, Семёныч, прежде про это дело, или видал меня прежде?

    В городе Владимире жил молодой купец Аксенов. У него были две лавки и дом.
    Из себя Аксенов был русый, кудрявый, красивый и первый весельчак и песенник. Смолоду Аксенов много пил, и когда напивался – буянил, но с тех пор как женился, он бросил пить, и только изредка это случалось с ним.
    Раз летом Аксенов поехал в Нижний на ярмарку. Когда он стал прощаться с семьей, жена сказала ему:
    – Иван Дмитриевич, не езди ты нынче, я про тебя дурно во сне видела.
    Аксенов посмеялся и сказал:
    – Ты все боишься, как бы не загулял я на ярмарке?
    Жена сказала:
    – Не знаю сама, чего боюсь, а так дурно видела, – видела, будто ты приходишь из города, снял шапку, а я гляжу: голова у тебя вся седая.
    Аксенов засмеялся:
    – Ну, это к прибыли. Смотри, как расторгуюсь, дорогих гостинцев привезу.
    И он простился с семьей и уехал.
    На половине дороги съехался он с знакомым купцом и с ним вместе остановился ночевать. Они напились чаю вместе и легли спать в двух комнатах рядом. Аксенов не любил долго спать; он проснулся среди ночи и, чтобы легче холодком было ехать, взбудил ямщика и велел запрягать. Потом вышел в черную избу, расчелся с хозяином и уехал.
    Отъехавши верст сорок, он опять остановился кормить, отдохнул в сенях на постоялом дворе и в обед вышел на крыльцо и велел поставить самовар; достал гитару и стал играть; вдруг ко двору подъезжает тройка с колокольчиком, и из повозки выходит чиновник с двумя солдатами, подходит к Аксенову и спрашивает: кто, откуда? Аксенов все рассказывает, как есть, и просит: не угодно ли чайку вместе выпить? Только чиновник все пристает с расспросами: «Где ночевал прошлую ночь? Один или с купцом? Видел ли купца поутру? Зачем рано уехал со двора?» Аксенов удивился, зачем его обо всем спрашивают: все рассказал, как было, да и говорит: «Что ж вы меня так выспрашиваете? Я не вор, не разбойник какой-нибудь. Еду по своему делу, и нечего меня спрашивать».
    Тогда чиновник кликнул солдат и сказал:
    – Я исправник и спрашиваю тебя затем, что купец, с каким ты ночевал прошлую ночь, зарезан. Покажи вещи, а вы обыщите его.
    Взошли в избу, взяли чемодан и мешок и стали развязывать и искать. Вдруг исправник вынул из мешка ножик и закричал:
    – Это чей ножик?
    Аксенов поглядел, видит – ножик в крови из его мешка достали, и испугался.
    – А отчего кровь на ноже?
    Аксенов хотел отвечать, но не мог выговорить слова.
    – Я... я не знаю... я... нож... не мой...
    Тогда исправник сказал:
    – Поутру купца нашли зарезанным на постели. Кроме тебя, некому было это сделать. Изба была заперта изнутри, а в избе никого, кроме тебя, не было. Вот и ножик в крови у тебя в мешке, да и по лицу видно. Говори, как ты убил его и сколько ты ограбил денег?
    Аксенов божился, что не он это сделал, что не видал купца после того, как пил чай с ним, что деньги у него свои 8000, что ножик не его. Но голос у него обрывался, лицо было бледно, и он весь трясся от страха, как виноватый.
    Исправник позвал солдат, велел связать и вести его на телегу. Когда его с связанными ногами взвалили на телегу, Аксенов перекрестился и заплакал. У Аксенова отобрали вещи и деньги, отослали его в ближний город, в острог. Послали во Владимир узнать, какой человек был Аксенов, и все купцы и жители владимирские показали, что Аксенов смолоду пил и гулял, но был человек хороший. Тогда его стали судить. Судили его за то, что он убил рязанского купца и украл 20 000 денег.
    Жена убивалась о муже и не знала, что думать. Дети ее еще все были малы, а один был у груди. Она забрала всех с собою и поехала в тот город, где ее муж содержался в остроге. Сначала ее не пускали, но потом она упросила начальников, и ее привели к мужу. Когда она увидала его в острожном платье, в цепях, вместе с разбойниками, – она ударилась о землю и долго не могла очнуться. Потом она поставила детей вокруг себя, села с ним рядышком и стала сказывать ему про домашние дела и спрашивать его про все, что с ним случилось. Он все рассказал ей. Она сказала:
    – Как же быть теперь?
    Он сказал:
    – Надо просить царя. Нельзя же невинному погибать!
    Жена сказала, что она уже подавала прошение царю, но что прошение не дошло. Аксенов ничего не сказал и только потупился. Тогда жена сказала:
    – Недаром я тогда, помнишь, видела сон, что ты сед стал. Вот уж и вправду ты с горя поседел. Не ездить бы тебе тогда.
    И она начала перебирать его волоса и сказала:
    – Ваня, друг сердечный, жене скажи правду: не ты сделал это?
    Аксенов сказал: «И ты подумала на меня!» – закрылся руками и заплакал. Потом пришел солдат и сказал, что жене с детьми надо уходить. И Аксенов в последний раз простился с семьей.
    Когда жена ушла, Аксенов стал вспоминать, что говорили. Когда он вспомнил, что жена тоже подумала на него и спрашивала его, он ли убил купца, он сказал себе: «Видно, кроме бога, никто не может знать правды, и только его надо просить и от него только ждать милости». И с тех пор Аксенов перестал подавать прошения, перестал надеяться и только молился богу.
    Аксенова присудили наказать кнутом и сослать в каторжную работу. Так и сделали.
    Его высекли кнутом и потом, когда от кнута раны зажили, его погнали с другими каторжниками в Сибирь.
    В Сибири, на каторге, Аксенов жил 26 лет. Волоса его на голове стали белые как снег, и борода отросла длинная, узкая и седая. Вся веселость его пропала. Он сгорбился, стал ходить тихо, говорил мало, никогда не смеялся и часто молился богу.
    В остроге Аксенов выучился шить сапоги и на заработанные деньги купил Четьи-Минеи и читал их, когда был свет в остроге; а по праздникам ходил в острожную церковь, читал Апостол и пел на клиросе, – голос у него все еще был хорош. Начальство любило Аксенова за его смиренство, а товарищи острожные почитали его и называли «дедушкой» и «божьим человеком». Когда бывали просьбы по острогу, товарищи всегда Аксенова посылали просить начальство, и когда промеж каторжных были ссоры, то они всегда к Аксенову приходили судиться.
    Из дому никто не писал писем Аксенову, и он не знал, живы ли его жена и дети.
    Привели раз на каторгу новых колодников. Вечером все старые колодники собрались вокруг новых и стали их расспрашивать, кто из какого города или деревни и кто за какие дела. Аксенов тоже подсел на нары подле новых и, потупившись, слушал, кто что рассказывал. Один из новых колодников был высокий, здоровый старик лет 60-ти, с седой стриженой бородой. Он рассказывал, за что его взяли. Он говорил:
    – Так, братцы, ни за что сюда попал. У ямщика лошадь отвязал от саней. Поймали, говорят: украл. А я говорю: я только доехать скорей хотел, – я лошадь пустил. Да и ямщик мне приятель. Порядок, я говорю? – Нет, говорят, украл. А того не знают, что и где украл. Были дела, давно бы следовало сюда попасть, да не могли уличить, а теперь не по закону сюда загнали. Да врешь, – бывал в Сибири, да недолго гащивал...
    – А ты откуда будешь? – спросил один из колодников.
    – А мы из города Владимира, тамошние мещане. Звать Макаром, а величают Семеновичем.
    Аксенов поднял голову и спросил:
    – А что, не слыхал ли, Семеныч, во Владимире-городе про Аксеновых-купцов? Живы ли?
    – Как не слыхать! Богатые купцы, даром что отец в Сибири. Такой же, видно, как и мы, грешные. А ты сам, дедушка, за какие дела?
    Аксенов не любил говорить про свое несчастье; он вздохнул и сказал:
    – По грехам своим двадцать шестой год нахожусь в каторжной работе.
    Макар Семенов сказал:
    – А по каким же таким грехам?
    Аксенов сказал: «Стало быть, стоило того», и не хотел больше рассказывать, но другие острожные товарищи рассказали новому, как Аксенов попал в Сибирь. Они рассказали, как на дороге кто-то убил купца и подсунул Аксенову ножик и как за это его понапрасну засудили.
    Когда Макар Семенов услыхал это, он взглянул на Аксенова, хлопнул себя руками по коленам и сказал:
    – Ну, чудо! Вот чудо-то! Постарел же ты, дедушка!
    Его стали спрашивать, чему он удивлялся и где он видел Аксенова; но Макар Семенов не отвечал, он только сказал:
    – Чудеса, ребята, где свидеться пришлось!
    И с этих слов пришло Аксенову в мысли, что не знает ли этот человек про то, кто убил купца. Он сказал:
    – Или ты слыхал, Семеныч, прежде про это дело, или видал меня прежде?
    – Как не слыхать! Земля слухом полнится. Да давно уж дело было: что и слыхал, то забыл, – сказал Макар Семенов.
    – Может, слыхал, кто купца убил? – спросил Аксенов.
    Макар Семенов засмеялся и сказал:
    – Да, видно, тот убил, у кого ножик в мешке нашелся. Если кто и подсунул тебе ножик, не пойман – не вор. Да и как же тебе ножик в мешок сунуть? Ведь он у тебя в головах стоял? Ты бы услыхал.
    Как только Аксенов услыхал эти слова, он подумал, что этот самый человек убил купца. Он встал и отошел прочь. Всю эту ночь Аксенов не мог заснуть. Нашла на него скука, и стало ему представляться: то представлялась ему его жена такою, какою она была, когда провожала его в последний раз на ярмарку. Так и видел он ее как живую, и видел ее лицо и глаза, и слышал, как она говорила ему и смеялась. Потом представлялись ему дети, такие, какие они были тогда, – маленькие, один в шубке, другой у груди. И себя он вспоминал, каким он был тогда – веселым, молодым; вспоминал, как он сидел на крылечке на постоялом дворе, где его взяли, и играл на гитаре, и как у него на душе весело было тогда. И вспомнил лобное место, где его секли, и палача, и народ кругом, и цепи, и колодников, и всю 26-летнюю острожную жизнь, и свою старость вспомнил. И такая скука нашла на Аксенова, что хоть руки на себя наложить.
    «И все от того злодея!» – думал Аксенов.
    И нашла на него такая злость на Макара Семенова, что хоть самому пропасть, а хотелось отмстить ему. Он читал молитвы всю ночь, но не мог успокоиться. Днем он не подходил к Макару Семенову и не смотрел на него.
    Так прошли две недели. По ночам Аксенов не мог спать, и на него находила такая скука, что он не знал, куда деваться.
    Один раз, ночью, он пошел по острогу и увидал, что из-под одной нары сыплется земля. Он остановился посмотреть. Вдруг Макар Семенов выскочил из-под нары и с испуганным лицом взглянул на Аксенова. Аксенов хотел пройти, чтоб не видеть его; но Макар ухватил его за руку и рассказал, как он прокопал проход под стенами и как он землю каждый день выносит в голенищах и высыпает на улицу, когда их гоняют на работу. Он сказал:
    – Только молчи, старик, я и тебя выведу. А если скажешь, – меня засекут, да и тебе не спущу – убью.
    Когда Аксенов увидал своего злодея, он весь затрясся от злости, выдернул руку и сказал:
    – Выходить мне незачем и убивать меня нечего, – ты меня уже давно убил. А сказывать про тебя буду или нет, – как бог на душу положит.
    На другой день, когда вывели колодников на работу, солдаты приметили, что Макар Семенов высыпал землю, стали искать в остроге и нашли дыру. Начальник приехал в острог и стал всех допрашивать: кто выкопал дыру? Все отпирались. Те, которые знали, не выдавали Макара Семенова, потому что знали, что за это дело его засекут до полусмерти. Тогда начальник обратился к Аксенову. Он знал, что Аксенов был справедливый человек, и сказал:
    – Старик, ты правдив; скажи мне перед богом, кто это сделал?
    Макар Семенов стоял как ни в чем не бывало, и смотрел на начальника, и не оглядывался на Аксенова. У Аксенова тряслись руки и губы, и он долго не мог слова выговорить. Он думал: «Если скрыть его, за что же я его прощу, когда он меня погубил? Пускай поплатится за мое мученье. А сказать на него, точно – его засекут. А что, как я понапрасну на него думаю? Да что ж, мне легче разве будет?»
    Начальник еще раз сказал: «Ну, что ж, старик, говори правду: кто подкопался?»
    Аксенов поглядел на Макара Семенова и сказал:
    – Я не видал и не знаю.
    Так и не узнали, кто подкопался.
    На другую ночь, когда Аксенов лег на свою нару и чуть задремал, он услыхал, что кто-то подошел и сел у него в ногах. Он посмотрел в темноте и узнал Макара.
    Аксенов сказал:
    – Что тебе еще от меня надо? Что ты тут делаешь?
    Макар Семенов молчал. Аксенов приподнялся и сказал:
    – Что надо? Уйди! А то я солдата кликну.
    Макар Семенов нагнулся близко к Аксенову и шепотом сказал:
    – Иван Дмитриевич, прости меня!
    Аксенов сказал:
    – За что тебя прощать?
    – Я купца убил, я и ножик тебе подсунул. Я и тебя хотел убить, да на дворе зашумели: я сунул тебе ножик в мешок и вылез в окно. – Аксенов молчал и не знал, что сказать. Макар Семенов спустился с нары, поклонился в землю и сказал:
    – Иван Дмитриевич, прости меня, прости, ради бога. Я объявлюсь, что я купца убил, – тебя простят. Ты домой вернешься.
    Аксенов сказал:
    – Тебе говорить легко, а мне терпеть каково! Куда я пойду теперь?.. Жена померла, дети забыли; мне ходить некуда...
    Макар Семенов не вставал с полу и бился головой о землю и говорил:
    – Иван Дмитрич, прости! Когда меня кнутом секли, мне легче было, чем теперь на тебя смотреть... А ты еще пожалел меня – не сказал. Прости меня, ради Христа! Прости ты меня, злодея окаянного! – и он зарыдал.
    Когда Аксенов услыхал, что Макар Семенов плачет, он сам заплакал и сказал:
    – Бог простит тебя; может быть, я во сто раз хуже тебя! – И вдруг у него на душе легко стало. И он перестал скучать о доме, и никуда не хотел из острога, а только думал о последнем часе.
    Макар Семенов не послушался Аксенова и объявился виноватым. Когда вышло Аксенову разрешение вернуться, Аксенов уже умер.

    Главный герой были Толстого «Бог правду видит, да не скоро скажет» — купец из города Владимира, Иван Дмитриевич Аксенов. Однажды он поехал на ярмарку в Нижний Новгород. Жена просила его не ездить, потому что во сне она видела его седым. Купец решения менять не стал и поехал.

    По дороге он встретил знакомого купца и остановился на ночлег в одной избе с ним. Ночью Аксенов спал беспокойно и решил выехать пораньше. Днем его нагнал исправник с двумя солдатами и сообщил, что того купца, с которым ночевал Аксенов, ночью убили и ограбили. Когда солдаты обыскали вещи Ивана Дмитриевича, то нашли в них окровавленный нож.

    Аксенову не удалось доказать свою невиновность. Его осудили на двадцать пять лет каторги, и отправили в Сибирь. Все эти годы он прожил на каторге. Из дома ему никто не писал, и он не знал ничего о своей семье.

    Однажды на каторгу привезли новых колодников. Среди них был старик, которого звали Макар Семенов. Он был из тех же мест, что Аксенов. От него Иван Дмитриевич узнал, что его жена умерла, а взрослые дети занимаются купеческим делом.

    Общаясь с Семеновым, Иван Дмитриевич постепенно пришел к мысли, что этот старик и является истинным убийцей купца, потому что Семенов знал, где лежал подброшенный нож. Аксенов был очень зол на Семенова, но когда того обвинили в попытке подкопа и побега с каторги, не стал его выдавать, хотя и видел, как Семенов делает подкоп под нарами.

    Макар Семенов, пораженный тем, что Аксенов его не выдал, стал просить у него прощения за содеянное двадцать пять лет назад, и после сам признался в убийстве купца. Но когда на каторгу пришло решение об освобождении Ивана Дмитриевича, тот уже умер.

    Таково краткое содержание были.

    Главная мысль были Толстого «Бог правду видит, да не скоро скажет» заключается в том, что люди порой сталкиваются с несправедливостью и некоторым из них несправедливые решения ломают жизнь. Купец Аксенов был невиновен в убийстве, но вынужден был провести четверть века на каторге, потому что не смог доказать свою невиновность.

    Быль Толстого учит всегда добиваться справедливости и принимать обоснованные и взвешенные решения, особенно если они напрямую затрагивают судьбы других людей.

    Какие пословицы подходят к были «Бог правду видит, да не скоро скажет»?

    Ворует кур один, а сажают в тюрьму другого.
    Сколько веревочке ни виться, а конец будет.
    Без раскаяния нет прощения.