• Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

    В Сирии российские ПВО отразили новую атаку беспилотников боевиков. За сутки зенитные орудия сбили пять летательных аппаратов. Они приближались к пункту базирования Хмеймим со стороны зоны деэскалации в Идлибе. Территорию, подконтрольную боевикам, по гуманитарным коридорам ежедневно покидают сотни сирийцев. Всё больше беженцев возвращаются в свои дома из-за границы.

    Сирийско-ливанская граница. На трассе Дамаск - Бейрут расположен пункт пропуска беженцев "Джейдет-Ябус". За две недели работы коридора через него прошло 2500 сирийцев, решивших вернуться на родину, рассказал . Всего на границе пять таких контрольно-пропускных пунктов.

    "У меня 16 детей и внуков. Мы жили в Ливане в общежитии для беженцев. Было очень трудно. Я думал уже не дождусь этого дня", - рассказал один из вернувшихся сирийцев Ахмед Садди.

    И таких историй - тысячи. Все эти люди бежали от войны. Полагали, за границей спокойнее. Но лучшую долю обрели далеко не все. Лагеря для беженцев, голод, работа на износ и болезни - вот, чем запомнятся последние несколько лет вынужденным переселенцам. У многих появились дети, не знающие своей настоящей родины.

    Такую картину увидишь не часто - в Сирии десант журналистов со всего мира: Греция, Германия, Великобритания и Китай. Возможность увидеть, как арабская республика возвращается к мирной жизни, иностранным репортерам предоставило российское министерство обороны - исключительная открытость. Представители СМИ посещают города и территории, где совсем недавно шли бои, и куда сегодня возвращаются мирные жители. Прямо на ливанской границе - десятки интервью с теми, кто так хочет попасть домой.

    "За два года ситуация изменилась кардинально, здесь стало спокойнее. Этому можно только радоваться", - отметил корреспондент греческого ТВ "Мега" Афанасий Авгеринус.

    Школа на 1400 учеников в районе Ялда откроется к учебному году. Российские военные привезли стройматериалы для ремонта. В годы войны большое здание боевики переоборудовали под свой штаб. Непростой процесс обратного превращения укрепсооружения в храм науки зафиксировали немецкие журналисты.

    "Более чем семьсот тысяч сирийцев сейчас как беженцы находятся в Германии. И люди понимают, что здесь уже мир, и они могут и вернуться", - рассказал корреспондент немецкого телеканала "Вельд".

    Российские офицеры Центра по примирению враждующих сторон раздают продукты. Гуманитарные акции проводят в небольших городках и лагерях для беженцев. Зарубежные корреспонденты фиксируют все детали. Впереди у репортеров ещё несколько дней работы в арабской республике и несколько точек на карте. Свою историю войны готовы рассказать жители Хамы, Хомса и Алеппо.

    Павел Прокопенко, Алексанадр Козликин, "ТВ Центр", Сирия

    За время войны из Сирии уехали свыше 11 миллионов человек. Только с начала этого года в страны Европы почти полмиллиона беженцев. В России их число пока не превышает нескольких тысяч. По мнению аналитиков, в ближайшей перспективе нам не стоит опасаться волны мигрантов из арабских стран: добраться до России непросто, обосноваться тут еще сложнее. О том, как сирийцы выживают в российских городах, «Ленте.ру» рассказали сами беженцы и представители диаспоры, которая старается им помочь.

    Ирина Малуф (имя изменено):

    Мы не бежали в Россию - просто не смогли вернуться домой. В 2012 году моя дочь, которой тогда было девять лет, чуть не погибла во время взрыва автобуса в Сирии. После этого я решила свозить ее в Петербург на экскурсию, чтобы как-то отвлечь. Мы уже собирались возвращаться домой, но из Сирии позвонил муж и сказал, что ехать некуда: нашего дома больше нет - все разграбили и сожгли. В городе очень опасно. Мы просто не знали, куда нам податься.

    Я родилась в городе Винница. В Сирию уехала 30 лет назад, еще из Советского Союза и, разумеется, с советским паспортом. Украинское гражданство мне дали много позже и без моего ведома. Это испортило мне всю жизнь. Уже находясь в России, каждые три месяца нам с ребенком приходилось выезжать за границу. Иногда голодали, чтобы собрать на поездку. Однажды украинские пограничники отказались выпустить из страны моего ребенка без письменного согласия отца. И это несмотря на то, что во всех документах есть сведения о том, что мы постоянно живем в Сирии, что отец ребенка - иностранец. Пришлось взять у сирийского консула справку о том, что ребенок вправе выехать с Украины, если его отец - гражданин другой страны.

    Вернувшись в Питер, я обратилась в УФМС, потому что не могла больше так рисковать и постоянно вывозить ребенка. Там ответили, что не могут дать мне статус беженца. Чтобы оформить документы на пребывание дочери в России, нужно предоставить либо свидетельство о смерти мужа, либо же развестись с ним. В противном случае, как мне объяснили, девочка должна жить в Сирии с папой. Но мой муж в ополчении, он воюет против ИГ (организация запрещена на территории России - прим. «Ленты.ру» ) и не собирается покидать родину, потому что он патриот. Я много плакала и не знала, что делать.

    До войны наша семья была очень обеспеченной. У меня был свой бизнес, я ни в чем не нуждалась. Могла зайти к министру на кофе. Здесь, чтобы прокормить дочку, я подрабатывала кем только могла, даже уборщицей. В Сирии она училась в престижной школе, изучала пять языков, увлекалась шахматами. Конечно, теперь ничего этого я не могу ей дать. То, что ее приняли в школу здесь, - наша самая большая удача. Когда мы пришли, директор сказала: «Вам не сюда», а я ответила: «Да нам везде - не сюда». В итоге ее зачислили, и учится она на одни пятерки.

    То, что происходит с нашими документами на право пребывания, - это террор. Надо мной везде издеваются. Я обращалась в отдел по беженцам, но там пояснили, что нет никаких оснований принять у меня документы. Даже дать временное убежище не могут. Все говорят: «Вы же гражданка Украины, уезжайте на Украину», но я не хочу туда ехать. Ребенок другой нации, там будут преследования. Недавно в Харькове иорданских студентов порезали. Арабская девочка не будет там в безопасности.

    Фото: Bax Lindhardt / Scanpix / Reuters

    Обращалась даже в патриархию, потому что и я, и моя дочь, и мой муж - мы христиане. Но там надо мной просто посмеялись и сказали, что не могут ничем помочь. Все кричат о спасении сирийских христиан, но при этом никто не готов спасти одну маленькую сирийскую девочку. В епархии вообще предложили забрать дочь в приют. Мне не нужны деньги или жилье. Все, чего мы хотим, - законное право для ребенка находиться на территории России. Нам просто нужно переждать, пока закончится война.

    Я писала во все партии, обращалась и к Астахову, и к юристам. Меня либо игнорировали, либо отвечали, что ничем не могут помочь. Как услышат «сирийские беженцы» - даже никто разговаривать не хочет. Один депутат ЛДПР пытался нам помочь и назначил прием у замначальника УФМС. Когда я пришла к ней, то услышала, что «депутаты ничего не могут», а если я и дальше буду жаловаться, то она сама меня через три недели депортирует без права въезда в Россию.

    Я не хочу называть своего настоящего имени, потому что тогда они точно найдут способ меня с ребенком отсюда выкинуть. Как-то приезжали меня снимать с одного из центральных телеканалов. Они божились, что доведут все до конца. В итоге, вышел унизительный репортаж с жареными фактами. Помогать нам, конечно, они не стали. Теперь любая публичность может навредить моей девочке.

    Файсал:

    Я впервые приехал в Москву в 2005 году, поступил в медицинский университет имени Мечникова в Петербурге. После семи лет учебы вернулся обратно в Сирию, проходил интернатуру, работал кардиологом в своем родном городе Кобани на границе с Турцией. Когда началась война, мы боролись с ИГ. Несмотря на то что город мы отбили, там все разрушено. Нет ни воды, ни электричества, никакой возможности людей лечить. А несколько месяцев назад боевики зарезали 600 человек. Обстановка очень сложная. Там у меня остались родители, которые ни за что не уедут. Им дорога родина, они не смогут оставить ее несмотря на войну.

    Я стоял перед выбором: ехать в Европу в лагерь для беженцев - или в Россию. Конечно, я выбрал Санкт-Петербург, где я учился и знаю язык. Но здесь начались проблемы с документами. Чтобы получить вид на жительство, нужно ждать шесть месяцев, еще через полгода можно искать работу по специальности. Найти ее, конечно, трудно, поэтому я стою перед выбором: работать кем придется или уезжать обратно.

    Пока что я не работаю, разбираюсь с документами. Большинство сирийских беженцев в России имеют российские дипломы, знают язык и культуру, но найти работу по специальности не могут. Одному из моих друзей не продлили временное проживание, несмотря на то, что у него было оплачено обучение в вузе и общежитие на год вперед. Сейчас он делает все, чтобы избежать депортации.

    Двое моих братьев живут в Германии. Но там работу по специальности можно получить только через пять, шесть лет после приезда. С другой стороны, в Европе гораздо проще обосноваться, там дают жилье и пособие. А в России сирийцу, как ни крути, придется искать работу с первого дня. Другого выхода нет. Обидно разносить еду, когда есть профессия и хорошее образование. Но таких, как я, много. Мой друг - врач-эндокринолог - работает в Москве кальянщиком. И у него нет другого выхода, кроме как угли менять или за барной стойкой стоять. Для врача это дикость.

    Ваддах Ал-Джунди, заместитель председателя Общества граждан сирийского происхождения:

    Сирийская диаспора в России малочисленна. Человеку, бежавшему сюда от войны, чаще всего некуда податься. В 2011 году, когда началась война, в России еще не были готовы принимать сирийских беженцев, такой статус было невозможно получить - только временное убежище сроком на год. Год назад из-за наплыва беженцев с Украины этот процесс усложнился еще больше, стали отказывать в продлении временного убежища. Остается только сидеть и ждать выдворения.

    Никаких каналов переброски сирийских беженцев в Россию не существует. Сюда приезжают люди, связанные с этой страной. Они учились здесь или у них супруги россияне. Те, кто приезжает на учебу или на работу, имеют временную визу, но продлить ее не всегда можно. Когда заканчивается действие документов, нужно возвращаться в Дамаск, в посольство, чтобы сделать их заново. Поездка, мягко скажем, непростая - совсем не прогулка. Все мы понимаем, что это может стоить человеку жизни. Особенно если боевики узнают, что сириец связан с Россией, которая играет не последнюю роль в урегулировании кризиса. Например, полтора года назад мой знакомый был вынужден вернуться в Сирию из-за документов. Он продал все имущество, а по дороге в Алеппо всю их семью зарезали. Мы им тут поминки устраивали, они были христианами.

    За четыре года войны в Россию приехало примерно три тысячи сирийских беженцев. У ФМС к ним нет никаких претензий, потому что люди не занимаются никакой нелегальной деятельностью. Но статуса ждать долго, жить негде, все нужно начинать с нуля. При том что практически у всех есть профессия и хорошее образование, люди идут работать в сферу общепита или в торговлю.

    Сирийцы едут не за лучшей жизнью. Они спасают свою жизнь. Запрещенная в России экстремистская группировка «Исламское государство» захватила полстраны. Там творится хаос. Война идет уже четыре года, и люди боятся террора. Мы здесь, в России, лишь хотим решить проблему легального пребывания наших соотечественников. В обществе существуют опасения, что под видом беженцев приедут террористы, но на практике трудно себе представить боевика, сидящего в очереди в УФМС и полгода получающего документы. Не стоит недооценивать их финансовые возможности. Хватит денег на то, чтобы купить и паспорт, и визу, и даже самолет. Пешком не придут.

    Сирийские беженцы возвращаются домой, несмотря на атаки Запада. 27 апреля, 2018


    «Сколько лет ты живёшь в Бейруте?», - спросил я своего парикмахера Ияда, когда он, сияя, сказал мне, что через три месяца вернётся домой в Дамаск. Даже год назад такие разговоры были нелегки. Но сейчас всё быстро меняется, и хочется верить, что необратимо. Хотя нет ничего по-настоящему необратимого, тем более, пока Запад, и особенно США, угрожает Сирии. Теперь он снова запугивает Дамаск, угрожая напасть на сирийскую армию, что может ввязать Россию в смертельную конфронтацию. Это война! Запад явно одержим вечной войной в Сирии, в то время как большая часть сирийского народа стремится к постоянному миру. «Шесть лет», - ответил мой парикмахер, протирая бритву. Я заметил в его голосе печаль и негодование. - «Шесть лет - слишком много!»

    «Что будешь делать, когда вернёшься? Откроешь свой салон в Дамаске?», - интересуюсь я. Он лучший парикмахер среди всех, кого я встречал, настоящий мастер своего дела, быстрый, аккуратный и уверенный. «Нет», - улыбается он, - «я никогда не говорил тебе, но я инженер… Парикмахерству я научился у своего деда. Сейчас миллионы жителей арабского мира делают не то, чему учились… Но я хочу вернуться домой и помогать восстановлению моей страны». Я ничего не знал о политических взглядах Ияда. Раньше я считал, что об этом спрашивать невежливо. Теперь, чувствую, что могу спросить, но не спрашиваю. Он возвращается домой, чтобы восстанавливать свою страну, и именно это имеет значение. «Приезжай ко мне в Дамаск», - улыбнулся он, когда мы расставались. - «Сирия маленькая страна, но она огромна!»

    24 февраля 2017 года New York Times опубликовала обычную ядовитую статью о Ливане, который принимает большую часть сирийских беженцев: «Около 1,5 млн. сирийских беженцев прибыли в Ливан, составив около четверти населения этой страны, по данным правительства и групп помощи, и в Ливане широко распространяются мнения, что беженцы обременяют экономику и социальную структуру страны. Тахан, общительный человек, считающий себя благодетелем беженцев, отвергает мысль, что они наносят вред экономике страны. Он сказал, что правительство говорит об этом, чтобы выпросить больше денег у ООН. Он считает, что беженцы приносят пользу Ливану, включая операторов электрогенераторов и владельцев магазинов, где они тратят продовольственные ваучеры ООН, а также землевладельцев, которые используют их дешёвый труд. Этот аргумент часто слышится и со стороны международных организаций, которые говорят, что бремя приёма беженцев в значительной степени компенсируется экономическими стимулами, не говоря уж о 1,9 млрд. долларов международной помощи, предоставленной ООН в 2016 году. Исходя из опыта гражданской войны в Ливане, Тахан ожидает, что сирийцы будут тут жить несколько лет».

    Трудно встретить такой тон, когда New York Times описывает «кризисы беженцев» в европейских странах. Несколько этих супербогатых и густонаселённых стран постоянно жалуются, что не могут совместно принять столько людей, сколько принимает один Ливан. В 2015 году, который считается «пиком кризиса беженцев», в ЕС прибыло около 1,5 млн. беженцев. Часть этих беженцев, на самом деле, приехала из Украины, Косово и Албании.

    Я писал о кризисах беженцев в Ливане, Иордании, Турции, а также в Греции и Франции. Запад, который дестабилизировал половину мира и почти весь Ближний Восток, показал экстремальный эгоизм, жестокое безразличие, расизм и упорный отказ раскаяться. Кто бы там ни был Тахан из New York Times, чтобы он ни думал, он не прав. Как отмечается в докладах, количество сирийских беженцев в Ливане постоянно уменьшается, поскольку Дамаск, при поддержке России, Ирана, Китая, Кубы и Хизбаллы, побеждает в войне с террористическими группировками, вооруженными и спонсируемыми Западом.

    На самом деле, Запад – его НПО и правительственные агентства – «советуют» сирийцам не возвращаться домой, заявляя, что «ситуация в стране по-прежнему чрезвычайно опасна». Но его советы вряд ли сдерживают поток беженцев в Сирию. 2 февраля 2018 года CBS News сообщила: «36-летний человек вернулся домой в Алеппо. Он вернулся прошлым летом, потому что тосковал по родине, боялся ещё одной зимы и не мог жить в немецком городе Зуль. Он сказал, что Германия оказалась «скучной, скучной, скучной»».

    Количество сирийских иммигрантов на территории Ливана уже упало ниже 1 миллиона, по данным ООН. Люди возвращаются домой. Они едут домой тысячами, каждую неделю. Они возвращаются из Ливана, Иордании, Турции и даже из когда-то считавшихся райскими европейских стран, типа Германии, которые не оправдали их надежд и не впечатлили людей из страны с древнейшей и величайшей культурой на Земле.

    Студент инженерного факультета Ливано-французского Университета Мухаммад Каннан сказал: «Когда я был в Сирии, я три года изучал разработку и дизайн техники… Из-за кризиса и войны я вынужден был убежать. Затем я не мог учиться ещё более трёх лет. Затем, благодаря ЮНЕСКО, меня приняли в университет в Ливане… Из-за войны против Сирии, я стал ещё сильнее стремиться к учёбе. Поскольку инфраструктура нуждается в восстановлении, и вскоре начнут работать фабрики. Стране нужно много людей со знаниями…» Запад не ожидал такой смелости от сирийских беженцев. Он привык к мигрантам, которые приезжали из бесчисленных разрушенных и дестабилизированных стран, и были готовы делать и говорить что угодно, лишь бы им разрешили остаться на Западе.

    Запад пытался сделать сирийцев именно такими, но проиграл. В декабре 2014 года я писал из курдского региона в Ираке: «Недалеко от нефтяных месторождений лежит огромный лагерь беженцев; он для сирийцев. После переговоров я спрашиваю начальника лагеря Хавура Арефа: «Сколько здесь беженцев?». «14000», - отвечает он. - «И когда их станет 15000, этим местом нельзя будет управлять». Мне не рекомендовали говорить с людьми, но я всё-таки поговорил с несколькими беженцами, в том числе с Али и его семьёй, которые прибыли из сирийского города Шам. «Допрашивают ли всех новых беженцев?» - спросил я. «Да», - ответил он. «Спрашивают ли они об отношении к президенту Башару Асаду?» - «Да, они всех спрашивают об этом». «А если отчаянный, нуждающийся и голодный человек ответит, что поддерживает Асада, и оказался здесь, потому что Запад разрушил его страну, что с ним будет?» - «Ему и его семье не разрешат остаться в иракском Курдистане»».


    Я встречался с сирийскими беженцами по всему Ближнему Востоку, а также в различных европейских странах. Почти все они ностальгически относились к своей стране, и страдали вдали от неё. Большинство хотело вернуться. Некоторые не могли дождаться первой возможности. Я встречал сирийцев, в чьих карманах лежали визы в Канаду, но в самый последний момент они отказывались покидать Родину. Сирия – по-настоящему уникальная страна. Запад не ожидал такого поведения от людей, чью страну он разрушил.

    «Сейчас мы едем на Запад, нам надо идти», - сказала мне около здания муниципалитета на греческом острове Кос сирийская женщина с двумя детьми, которые цеплялись за её юбку. - «Мы делаем это для наших детей. Но запомните мои слова: большинство из нас вскоре вернётся назад». Сейчас они возвращаются. И Западу это не нравится. Он ненавидит их. Ему нравится скулить о том, что его используют «нищие орды», но он не может жить без иммигрантов, особенно из таких образованных стран как Сирия.

    Мало того, что сирийский народ мужественно сражается, побеждая организованных, натренированных и оплаченных Западом террористов. Но теперь беженцы возвращаются из обманчивых и оскорбительных европейских и американских стран. Такое поведение «надо наказывать». За это мужество США и Европа грозятся вновь разбомбить сирийские города. Когда я заканчивал писать эту статью в Бейруте, ко мне пришли мои старые друзья – сирийские преподаватели из Алеппо и Дамаска.

    «Ситуация снова осложняется», - сказал я. «Да», - согласились они. - «В моём районе в Дамаске двое детей убиты пулями террористов прямо перед моим отъездом». «США говорят, что могут напасть на страну», - сказал я. «Они всегда угрожают», - ответили мне. - «Мы не боимся. Наш народ решителен и готов защищать свою страну». Несмотря на новые угрозы, ободрённые сирийцы возвращаются в свою страну. Империя может наказать их за мужество, патриотизм и решимость. Но они не боятся, и они не одиноки. Русские и другие союзники готовы помогать защищать Сирию. Весь Ближний Восток наблюдает за этим.

    Колонка Анхар Кочневой: как живут в Ливане мигранты из Сирии?

    О сирийских беженцах чаще всего приходят новости из Европы и Турции. Как правило, эти сообщения связаны с криминалом или антиисламскими выступлениями европейцев. Однако немногие знают, что в Ливане, соседнем с Сирией государстве, проживают до 2 млн выходцев из страны, охваченной гражданской войной. Причем бо́льшая часть из них находится в крайне плачевном положении. Колумнист «Реального времени» с Ближнего Востока Анхар Кочнева в авторской колонке, написанной специально для нашей интернет-газеты, рассказывает, какую помощь беженцы получают по линии ООН и благотворительных организаций, доходит ли она до адресата, кто наживается на эмигрантах и в каких условиях живут сирийские семьи.

    Три категории сирийских беженцев

    В Ливане, по неофициальным данным, чуть ли не 2 миллиона граждан Сирии. Часть из них переехала сюда вместе со своим бизнесом, с достаточно большими капиталами, с новыми шикарными машинами и т. п. Таких, разумеется, меньшинство.

    Более многочисленная группа - это люди, нашедшие в Ливане работу и худо-бедно себя обеспечивающие. Такие люди могут позволить себе снимать угол (хотя зачастую это жилье очень низкого качества или снимается вскладчину), у некоторых есть возможность купить подержанный старый автомобиль (попадаются «раритеты» 1980 года рождения, у нас самих сейчас тут именно такой). Одежда покупается самая дешевая, часто - в «секонд хенде». Несмотря на то, что эти люди работают и зарабатывают в долларовом эквиваленте больше, чем зарабатывали в Сирии, уровень их жизни весьма и весьма низкий, гораздо ниже того, который был у них 6 лет тому назад на родине. Ситуация с работой у большинства нестабильна, то же самое можно сказать о доходах.

    Живут эти люди в самодельных хибарах: на сколоченный из досок каркас натягивается клеенка от вышедших из употребления билбордов

    По опять же неофициальным данным, таких людей в Ливане около 350 тысяч. Многие из них - многодетные семьи из сельских районов Сирии, не имеющие профессий как таковых. Кто-то из них выращивал и собирал оливки на своих участках земли, кто-то разводил овец и коз. У других был магазинчик. Исчезли средства получения дохода - люди остались в Ливане абсолютно ни с чем. Пастухи без овец, земледельцы без земли. В Ливане они не нужны никому. Живут эти люди в самодельных хибарах: на сколоченный из досок каркас натягивается клеенка от вышедших из употребления билбордов. Такие «жилища» разве что немного защищают от ветров: зимой в них так же холодно, как и на улице.

    Надо заметить, что климат в ливанской долине Бакаа, где живут эти беженцы, далеко не курортный: долина находится на высокогорье между двумя грядами гор, зимой снег идет или в самой долине, или в 5-10 км от нее в горах. Года два тому назад несколько маленьких детей, живших в подобной палатке, попросту не проснулись утром, умерев от холода.

    На 5 миллионов граждан - 3 миллиона эмигрантов

    Заработать что-то во внешнем мире этим людям попросту невозможно: Ливан не в состоянии обеспечить работой и средствами для существования такое количество абсолютно всех нуждающихся иностранцев - на территории этой страны живет всего около 5 миллионов граждан Ливана. Еще около 2 миллионов - сирийцы. Еще миллион - палестинские беженцы, иракцы и т. п. Традиционно много граждан Филиппин, Шри-Ланки, Эфиопии и т. п., официально приезжающих в Ливан по трудовым контрактам. Экономика страны, в основном, «спекулятивная»: банковские операции, купил подешевле - продал подороже, перепродажа недвижимости и земли и т. п. То есть работать действительно особо негде, страна мало что производит сама.

    Вокруг антисанитария, биотуалет часто один на целый лагерь. Медиков и учителей многие люди последний раз видели еще в Сирии

    Централизованная помощь беженцам практически не поступает. Те, кто ухитрился получить статус беженца от ООН, в лучшем случае получает всего 13 долларов в месяц (это 13 упаковок лепешек на месяц, прошу ни в чем себе не отказывать). Но и такую скудную помощь выделяют далеко не всем. Часто даже не все члены одной и той же семьи получают эту подачку.

    Сами же сотрудники этой гуманитарной организации, по словам самих беженцев, ездят на новых машинах и «помогают» за 2000 долларов в месяц. За «аренду земли» под палаткой беженцы вынуждены платить местным землевладельцам около 700 долларов в год (сами посчитаете соотношение пособий к стоимости этой аренды?). Вода, электричество, газ, мазут для печек зимой для хоть какого-то обогрева - все за дополнительную плату. Вокруг антисанитария, биотуалет часто один на целый лагерь. Медиков и учителей многие люди последний раз видели еще в Сирии.

    Помощь лучше оказывать адресно

    Полтора года тому назад я начала помогать некоторым из оказавшихся в такой ситуации людям. Вначале пытались привозить продукты и раздавать всем, кому хватит. Позже выяснилось, что в данной ситуации это - не вариант. На всех все равно не хватит плюс что-то пытаются себе «отжать» феодалы - владельцы земли под лагерями. Опять же, никакой дисциплины нет и в помине: часто помощь получают не те, кто в ней больше всего нуждается, а те, кто понаглее. Столкнувшись с этими проблемами еще зимой 2015 года (я привезла в один из лагерей 18 огромных пакетов с вещами, собранными по призыву Российского культурного центра в Бейруте русскими женщинами, живущими в Ливане), пришла к выводу, что помощь лучше оказывать адресно. Всех накормить невозможно. Но сделать лучше и помочь встать на ноги нескольким нуждающимся в экстренной помощи семьям вполне реально.

    Самое важное – как минимум, никто из тех, кому мы оказали помощь, за эту зиму точно не умер от голода и холода

    На собранные через «Фейсбук» пожертвования была оказана помощь нескольким семьям. В том числе женщине с шестью детьми, которую бросил муж, и семье из Алеппо (в семье четыре маленьких девочки). Таких обездоленных семей сейчас в Ливане тысячи. Никому не нужных. Не имеющих возможности орать о своей беде. В настоящий момент эти люди обеспечены одеждой, необходимыми в быту предметами (посуда, полотенца, постельное белье, одеяла). Много раз привозили продукты питания (покупаю по промо-ценам в больших гипермаркетах, на месте около лагерей дороже). У людей появились зубные щетки, у маленьких детей хоть какие-то игрушки, члены этих семей перестали мыть голову стиральным порошком. А самое важное - как минимум никто из тех, кому мы оказали помощь, за эту зиму точно не умер от голода и холода.

    Жизнь этих «подшефных» за последнее время изменилась к лучшему: женщина с шестью детьми нашла не денежную, но работу. Старшую девочку из второй семьи удалось устроить в школу, из продуваемой ветрами палатки семья переехала в каморку, но с каменными стенами. Люди поняли, что они не одни со своим горем и нашли в себе силы начать карабкаться вверх из ямы, в которую их бросила война.































    Сирийские беженцы стоят возле колючей проволоки на границе между Сирией и Турцией рядом с Рейханлы, провинция Хатай, 27 марта 2012.

    Сирийцы тысячами покидают свою родину и ищут убежище в соседних странах. Одна лишь Турция уже приняла около 17 тысяч сирийских беженцев. В ходе конфликта в Сирии, который начался в марте прошлого года, были убиты около 10 тысяч человек. Соглашения о прекращении огня, которое было составлено посланником ООН Кофи Аннана, было встречено со скептицизмом. Борьба между повстанцами и сторонниками президента Башара Асада продолжается.

    Палаточный лагерь беженцев возле Рейханлы в провинции Хатай на турецко-сирийской границе, 17 марта 2012. В последнее время количество прибывающих в Турцию сирийских беженцев резко возросло и составляет около 200-300 человек в день. На этой неделе был зафиксирован случай, когда за 24 часа в Турцию прибыло около 1000 беженцев из Сирии. Около 15-17 тысяч сирийских беженцев проживают в лагерях в Турции на данный момент, что составляет половину от общего числа сирийцев, покинувших свою страну за время конфликта

    Эта девочка вместе со своей семьей бежала из сирийского города Кусейр, который находится неподалеку от Хомса. Сейчас они проживают на ливано-сирийской границе в деревне Каа, на востоке Ливана. Более тысячи сирийских беженцев хлынули через границу в Ливан, взяв с собой лишь мешки с некоторыми вещами.

    Сирийский мальчик в приюте для беженцев в ливанском городе Арсал в долине Бекаа, 26 марта 2012. Представитель ООН и ЛАГ Кофи Аннан заявил, что только сирийцы могут определить судьбу президента Башара аль-Асада и призвал стороны к переговорам об окончании конфликта.

    Турецкие солдаты патрулируют вокруг лагеря сирийских беженцев в Рейханлы, провинция Хатай, 25 марта 2012.




    Сирийские дети посещают занятия в импровизированном классе в лагере беженцев в Boynuyogun на турецко-сирийской границе, 8 февраля 2012.

    Дети сирийских беженцев занимаются на компьютерах во время урока в лагере в Yayladagi, 26 марта 2012. Турция стала домом для более чем 17 тысяч сирийских беженцев, хотя только 2 месяца назад их число не превышало и 9500.

    Сирийский мальчик играет в импровизированном детском саду в лагере беженцев в Boynuyogun на турецко-сирийской границе, 8 февраля 2012. Основное число беженцев проживает в палаточных лагерях, но некоторые также нашли приют у родственников и в арендованном жилье.

    Лагерь беженцев возле иракского пограничного города Захо, 15 марта 2012. В нем проживают около ста сирийских семей.

    Птица в клетке в лагере беженцев в Boynuyogun, 25 марта 2012. Данный лагерь вмещает в себя около 2000 сирийских беженцев, которые проживают в 600 палатках.

    Лагерь сирийских беженцев в Рейханлы, 15 марта 2012. Число беженцев, как ожидается, будет расти и дальше, пока будут продолжаться боевые действия в окрестностях города Идлиб, который находится неподалеку от турецкой границы.

    Сирийский беженец в инвалидной коляске возле полевого госпиталя в лагере Красного Полумесяца в деревне Boynuyogun, 25 марта 2012.

    Сирийская семья ужинает в своей комнате в школе, которая была преобразована в центр для беженцев, в районе Вади-Халед, Ливан, 15 марта 2012. По данным ООН, более 1500 беженцев пересекли границу с Ливаном за последние недели.

    Солдаты Свободной сирийской армии помогают беженцам пройти через лес, чтобы пересечь границу с Турцией, 18 марта 2012.

    Солдат Свободной сирийской армии дает еду семье беженцев, которая ожидает своей очереди, чтобы пересечь границу с Турцией, 26 марта 2012.

    Сирийская девушка, которая бежала из Кусайра, выглядывает из окна автобуса по прибытию в ливанский город Арсал в долине Бекаа, 26 марта 2012.