• Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно


    Антикварный шкаф шинуазри.

    В конце XVII века Европу охватило увлечение далеким загадочным Китаем. Именно тогда зародился и достиг высшей точки своего расцвета стиль, который мы сегодня знаем как шинуазри. Впрочем, этот термин появился лишь в эпоху Бальзака и звучал несколько осуждающе, подразумевая дешевое влечение к экзотизму в буржуазной среде. Во время своего расцвета этот стиль назывался des Indes, то есть «из Индий» - так называли в Европе сразу несколько расположенных на востоке стран.

    Стиль шинуазри никогда не означал буквального следования образцам китайского декоративно-прикладного искусства и был скорее фантазией европейских художников об экзотических странах. Когда Людовик XV подарил китайскому императору шпалеры в стиле шинуазри, тот не увидел в них ничего китайского и счел образцами европейского искусства.

    Открытие Китая

    Все началось гораздо раньше. Впервые о «Катае», стране неслыханных богатств и правителей-мудрецов, написал Марко Поло. С середины XIV в. Итальянские ткачи начали использовать мотивы импортных китайских тканей в весьма вольной трактовке. Множились сказочные истории о тех далеких краях, и в 1655 году голландец Ян Нейхов посетил дворец китайского императора. Более сотни эстампов, иллюстрировавших его отчет, стали источником мотивов стиля шинуазри.


    Этот таинственный Китай.

    Затем последовали работы гравера Атанасиуса Киршера, изображавшего китайских правителей в неслыханно роскошных интерьерах. Людовик XIV, ознакомившись с работами Киршнера, безумно увлекся Китаем, приказал отделать стены апартаментов в Версальском дворце привозными китайскими тканями и на маскарадах появлялся в эксцентричных образах, вдохновленных китайским костюмом. В 1700 году король праздновал новый год по китайскому календарю.

    Китай шагает по Европе

    Для своей фаворитки мадам Монтеспан и собственного уединения Людовик выстроил «фарфоровый дворец» в Трианоне, облицованный керамическими плитками. Менее чем через два десятка лет дворец был снесен – королю наскучила фаворитка, а керамическая облицовка стен покрылась трещинами. Но мода на «китайские» постройки сохранилась.


    Фарфоровый Трианон.

    Удивительно, но крупнейшая и одна из самых ранних построек в стиле шинуазри находится не во Франции, где стиль был наиболее популярен в кругах знати, а в Дрездене – это дворец Пильниц.


    Дворец Пильниц в Дрездене.

    И даже в начале XVIII века шинуазри не сдавал позиций – в Баварии был построен «восточный» павильон во дворце Нимфенбург. В интерьерах появились китайские решетки и ширмы – привозные и европейского производства, текстиль и обои с «китайскими» орнаментами. Европейская знать с удовольствием устраивала во дворцах китайские кабинеты и китайские гостиные.

    Шинуазри коснулся и России – в Екатерининском дворце есть китайская голубая гостиная, созданная Василием Нееловым и Чарльзом Камероном. Она совмещает как мотивы китайского декоративно-прикладного искусства, так и классические интерьерные элементы. По проекту Антонио Ринальди был построен Китайский дворец в Ораниенбауме.


    Интерьеры Китайского дворца в Ораниенбауме.

    Изображаемые на тканях, обоях и посуде фантастические китайские сады так и остались прекрасным сном, но во многом шинуазри проявил себя и в садово-парковом искусстве – в европейских романтических садах распространялся мотив пагоды (которая обычно представляла собой просто-напросто беседку). Чамое известное сооружение Европы, выполненное в стиле шинуазри, – пагода королевского ботанического сада Кью в Лондоне. Она построена по а по образцу фарфоровой пагоды XV в. в Нанкине.


    Пагода королевского ботанического сада Кью в Лондоне.

    Мотив пагоды проник и в костюм – так назывались многоярусные рукава женского платья, которые мы можем увидеть в работах художников рококо. В вышивках на платьях и жилетах появляются китайские зонтики (впрочем, зонтики появляются и в реальности в руках богатых дам), птицы, беседки, лодки, цветочные гирлянды и мосты. Женщины и мужчины – мода того времени не требовала брутальной мужественности – увлекаются раскладными веерами с китайскими росписями и носят узкие вышитые туфли со специфически скроенными носами.


    Мода стиля шинуазри.

    Рождение европейского фарфора

    Но средоточием стиля шинуазри стал фарфор. За вторую половину XVII века купцы Ост-Индской компании привезли в Европу примерно три миллиона предметов китайского фарфора разного качества, представители знати устраивали во дворцах «фарфоровые кабинеты», где выставляли свои коллекции, чтобы похвастаться перед гостями. Первым коллекционером китайского фарфора был саксонский курфюрст Фридрих Август I, ставший затем польским королём Августом II. Он был столь горячо увлечен фарфором, что обменял полк из шестисот драгун на полторы сотни китайских ваз из коллекции прусского короля Фридриха I.


    Фарфор династии Минь.

    Китай держал в строжайшей тайне технологию производства фарфора, и многие годы европейцы бились над этой загадкой. Созданием собственного фарфора и глазури Европа обязана союзу науки и алхимии.

    Член французской Академии наук Эренфрид Вальтер фон Чирнхауз, который занимался плавкой металлов и поисками секрета состава китайской фарфоровой массы, объединил усилия с экспериментатором, аптекарем и алхимиком Иоганном Фридрихом Бёттгером. Последнего от опалы спас король Август, увлеченный алхимией. Создатели называли фарфор «белым золотом». Так в Дрездене, а затем в Берлине и Аугсбурге, появились фарфоровые мануфактуры. Живописы-надомники, обслуживающие все эти мануфактуры, расписывали изделия золотом, серебром и цветными лаками, копируя работы китайских мастеров. Их творчество получило название «золотые китайцы».



    Мейсенский фарфор.

    Популярность фарфора росла, производство расширялось, и потребовалась разработка новых образов и сюжетов. Росписи становились все более условными и фантастическими. Иоганн Хёрольдт, руководивший живописной мастерской знаменитой мейсенской мануфактуры, создал каталог росписей в «китайском» стиле, который распространялся среди рисовальщиков для повторения на изделиях. Всевозможные изображения китайцев, бытовые сценки, рыбная ловля и праздники, сказочные птицы, обрамленные рокайльными орнаментами, фантастическими цветами - все это соответствовало представлениям европейцев о далекой волшебной стране.


    Делфтский фарфор.

    Делфтский фарфор с росписями в стиле шинуазри был, как и в Китае в эпоху династии Минь, бело-синим. В XIX веке влияние делфтского фарфора испытала Россия – некогда цветная гжельская роспись оказалась очень органичной в кобальтовых оттенках.

    Французская революция покончила с созданиям изящных интерьеров, но вдохновленная Китаем фарфоровая промышленность продолжала развиваться, обслуживая интересы правящей верхушки и буржуазии, а интерес европейских художников к культуре далеких стран уже ничто не могло погасить.


    В конце XVII века Европу охватило увлечение далеким загадочным Китаем. Именно тогда зародился и достиг высшей точки своего расцвета стиль, который мы сегодня знаем как шинуазри. Впрочем, этот термин появился лишь в эпоху Бальзака и звучал несколько осуждающе, подразумевая дешевое влечение к экзотизму в буржуазной среде. Во время своего расцвета этот стиль назывался des Indes, то есть «из Индий» - так называли в Европе сразу несколько расположенных на востоке стран.

    Стиль шинуазри никогда не означал буквального следования образцам китайского декоративно-прикладного искусства и был скорее фантазией европейских художников об экзотических странах. Когда Людовик XV подарил китайскому императору шпалеры в стиле шинуазри, тот не увидел в них ничего китайского и счел образцами европейского искусства.

    Открытие Китая

    Все началось гораздо раньше. Впервые о «Катае», стране неслыханных богатств и правителей-мудрецов, написал Марко Поло. С середины XIV в. Итальянские ткачи начали использовать мотивы импортных китайских тканей в весьма вольной трактовке. Множились сказочные истории о тех далеких краях, и в 1655 году голландец Ян Нейхов посетил дворец китайского императора. Более сотни эстампов, иллюстрировавших его отчет, стали источником мотивов стиля шинуазри.


    Затем последовали работы гравера Атанасиуса Киршера, изображавшего китайских правителей в неслыханно роскошных интерьерах. Людовик XIV, ознакомившись с работами Киршнера, безумно увлекся Китаем, приказал отделать стены апартаментов в Версальском дворце привозными китайскими тканями и на маскарадах появлялся в эксцентричных образах, вдохновленных китайским костюмом. В 1700 году король праздновал новый год по китайскому календарю.

    Китай шагает по Европе

    Для своей фаворитки мадам Монтеспан и собственного уединения Людовик выстроил «фарфоровый дворец» в Трианоне, облицованный керамическими плитками. Менее чем через два десятка лет дворец был снесен – королю наскучила фаворитка, а керамическая облицовка стен покрылась трещинами. Но мода на «китайские» постройки сохранилась.


    Удивительно, но крупнейшая и одна из самых ранних построек в стиле шинуазри находится не во Франции, где стиль был наиболее популярен в кругах знати, а в Дрездене – это дворец Пильниц.


    И даже в начале XVIII века шинуазри не сдавал позиций – в Баварии был построен «восточный» павильон во дворце Нимфенбург. В интерьерах появились китайские решетки и ширмы – привозные и европейского производства, текстиль и обои с «китайскими» орнаментами. Европейская знать с удовольствием устраивала во дворцах китайские кабинеты и китайские гостиные.

    Шинуазри коснулся и России – в Екатерининском дворце есть китайская голубая гостиная, созданная Василием Нееловым и Чарльзом Камероном. Она совмещает как мотивы китайского декоративно-прикладного искусства, так и классические интерьерные элементы. По проекту Антонио Ринальди был построен Китайский дворец в Ораниенбауме.


    Изображаемые на тканях, обоях и посуде фантастические китайские сады так и остались прекрасным сном, но во многом шинуазри проявил себя и в садово-парковом искусстве – в европейских романтических садах распространялся мотив пагоды (которая обычно представляла собой просто-напросто беседку). Чамое известное сооружение Европы, выполненное в стиле шинуазри, – пагода королевского ботанического сада Кью в Лондоне. Она построена по а по образцу фарфоровой пагоды XV в. в Нанкине.


    Мотив пагоды проник и в костюм – так назывались многоярусные рукава женского платья, которые мы можем увидеть в работах художников рококо. В вышивках на платьях и жилетах появляются китайские зонтики (впрочем, зонтики появляются и в реальности в руках богатых дам), птицы, беседки, лодки, цветочные гирлянды и мосты. Женщины и мужчины – мода того времени не требовала брутальной мужественности – увлекаются раскладными веерами с китайскими росписями и носят узкие вышитые туфли со специфически скроенными носами.


    Рождение европейского фарфора

    Но средоточием стиля шинуазри стал фарфор. За вторую половину XVII века купцы Ост-Индской компании привезли в Европу примерно три миллиона предметов китайского фарфора разного качества, представители знати устраивали во дворцах «фарфоровые кабинеты», где выставляли свои коллекции, чтобы похвастаться перед гостями. Первым коллекционером китайского фарфора был саксонский курфюрст Фридрих Август I, ставший затем польским королём Августом II. Он был столь горячо увлечен фарфором, что обменял полк из шестисот драгун на полторы сотни китайских ваз из коллекции прусского короля Фридриха I.


    Китай держал в строжайшей тайне технологию производства фарфора, и многие годы европейцы бились над этой загадкой. Созданием собственного фарфора и глазури Европа обязана союзу науки и алхимии.

    Член французской Академии наук Эренфрид Вальтер фон Чирнхауз, который занимался плавкой металлов и поисками секрета состава китайской фарфоровой массы, объединил усилия с экспериментатором, аптекарем и алхимиком Иоганном Фридрихом Бёттгером. Последнего от опалы спас король Август, увлеченный алхимией. Создатели называли фарфор «белым золотом». Так в Дрездене, а затем в Берлине и Аугсбурге, появились фарфоровые мануфактуры. Живописы-надомники, обслуживающие все эти мануфактуры, расписывали изделия золотом, серебром и цветными лаками, копируя работы китайских мастеров. Их творчество получило название «золотые китайцы».


    Популярность фарфора росла, производство расширялось, и потребовалась разработка новых образов и сюжетов. Росписи становились все более условными и фантастическими. Иоганн Хёрольдт, руководивший живописной мастерской знаменитой мейсенской мануфактуры, создал каталог росписей в «китайском» стиле, который распространялся среди рисовальщиков для повторения на изделиях. Всевозможные изображения китайцев, бытовые сценки, рыбная ловля и праздники, сказочные птицы, обрамленные рокайльными орнаментами, фантастическими цветами - все это соответствовало представлениям европейцев о далекой волшебной стране.


    Делфтский фарфор с росписями в стиле шинуазри был, как и в Китае в эпоху династии Минь, бело-синим. В XIX веке влияние делфтского фарфора испытала Россия – некогда цветная гжельская роспись оказалась очень органичной в кобальтовых оттенках.

    Французская революция покончила с созданиям изящных интерьеров, но вдохновленная Китаем фарфоровая промышленность продолжала развиваться, обслуживая интересы правящей верхушки и буржуазии, а интерес европейских художников к культуре далеких стран уже ничто не могло погасить.

    MENSBY

    4.7

    Во времена великих держав и империй только в одном регионе мира был отмечен огромный экономический рост. Успехи Европы не были результатом какого-то изначального превосходства культуры. Почему Европа стала такой богатой?

    Как и почему возник современный мир и его беспрецедентное процветание? Историки, экономисты, политологи и специалисты из других областей заполняют полки многочисленных библиотек своими томами, в которых объясняют, каким образом и почему в Западной Европе в XVIII веке начался процесс современного экономического роста, или как его еще называют, «Великое обогащение». Одно из наиболее старых и широко распространенных объяснений заключается в многовековой политической раздробленности Европы. На протяжении столетий ни один правитель не мог объединить Европу так, как Китай объединили монголы и династия Мин.

    Следует подчеркнуть, что успехи Европы не были результатом какого-то изначального превосходства европейской (и тем более христианской) культуры. Скорее, это было некое классическое эмерджентное свойство, сложный и непреднамеренный результат каких-то более простых связей и взаимодействий. Современное экономическое чудо Европы стало результатом неких непредвиденных и обусловленных обстоятельствами институциональных изменений. Никто ничего не планировал и не изобретал. Но это случилось, и когда данный процесс начался, он создал самоускоряющуюся динамику экономического прогресса, благодаря которой рост на основе знаний стал возможен и жизнеспособен.

    Как так получилось? Если говорить об этом вкратце, то политическая раздробленность Европы подхлестнула производственную конкуренцию. Это означало, что европейским правителям пришлось соперничать в борьбе за получение самых производительных интеллектуалов и ремесленников. Специалист по истории экономики Эрик Джонс (Eric L Jones) называл это «системой государств». Последствия политического разделения Европы на множество соперничающих государств были значительны, включая в себя нескончаемые войны, протекционизм и прочие изъяны взаимодействия. Однако многие ученые полагают, что в конечном итоге преимущества такой системы смогли перевесить ее недостатки. В частности, существование многочисленных конкурирующих государств способствовало возникновению научных и технических новшеств.

    Идея о том, что европейская политическая раздробленность, несмотря на очевидные издержки, принесла огромные преимущества, давно уже возникала у выдающихся ученых. В заключительной главе «Истории упадка и крушения Римской империи» (1789 год) Эдвард Гиббон (Edward Gibbon) писал: «В настоящее время Европа разделена на 12 могущественных, хотя и неравных королевств». Три из них он называл «почтенными содружествами», а остальные - «множеством мелких, хотя и независимых государств». «Злоупотребления тирании, - писал Гиббон, - сдерживаются взаимным влиянием страха и стыда. Республики обрели порядок и стабильность, монархии впитали принципы свободы, или по крайней мере, умеренности и сдержанности. А нравы нашего времени внесли некоторые чувства чести и справедливости в самые испорченные учреждения».

    Иными словами, соперничество между государствами и тот пример, который они показывали друг другу, помогли Европе избежать многих проявлений политического авторитаризма. Гиббон отмечал, что «в мирное время успехи знаний и промышленности ускоряются за счет соревнования стольких деятельных соперников». С ним соглашались и другие писатели эпохи Просвещения, например, Дэвид Юм и Иммануил Кант. Конкуренция между государствами лежала в основе многих важнейших экономических процессов, от реформ Петра I до панической, но тем не менее логичной мобилизации США в ответ на запуск советского спутника в 1957 году.

    Таким образом, межгосударственная конкуренция стала мощной движущей силой в экономике. А самое важное, система государств ограничивала контроль политических и религиозных властей над интеллектуальными новшествами. Если бы консервативный правитель решил полностью заглушить еретические и подрывные (то есть, оригинальные и прогрессивные) мысли, лучшие из его подданных просто ушли бы куда-нибудь еще (и подобное случалось неоднократно).

    Против этой теории можно выдвинуть возражение, заключающееся в том, что одной только политической раздробленности недостаточно для прогресса. Индийский субконтинент и Ближний Восток, не говоря уже об Африке, были раздроблены на протяжении большей части своей истории, но никакого «Великого обогащения» там не произошло. Совершенно очевидно, что должны быть и другие факторы. Одним из них мог быть размер рынка новых идей и технических новшеств. В 1769 году Мэтью Болтон (Matthew Boulton) писал своему партнеру Джеймсу Уатту (James Watt): «Для меня было бы неоправданным производство Вашего двигателя всего для трех округов. Я считаю, он стоит того, чтобы производить его для всего мира».

    Этот принцип оказался верен не только для паровых двигателей, но и для книг и статей по астрономии, медицине и математике. Написание таких книг связано с фиксированными затратами, и поэтому размер рынка имеет большое значение. Если бы раздробленность ограничивала аудиторию каждого новатора и изобретателя, то их идеям при отсутствии должных стимулов было бы сложнее распространяться.

    Но в ранней современной Европе политическая и религиозная раздробленность не ограничивала аудиторию идей и инноваций. Политическая раздробленность сосуществовала с весьма удивительным интеллектуальным и культурным единством. Европа представляла собой довольно взаимосвязанный рынок идей, где образованные люди свободно обменивались ими и новыми знаниями. Такое культурное единство Европы уходит корнями в ее классическое наследие и тесно связано с использованием латыни как интеллектуального языка межнационального общения. Значительную роль сыграла и средневековая христианская церковь. Еще задолго до того, как термин «Европа» получил широкое распространение, ее жители считали себя единым христианским миром.

    Конечно, на протяжении большей части средневековья интеллектуальная активность Европы (как по количеству участников, так и по интенсивности шедших там дебатов) была ничтожна по сравнению с нашим временем. Так или иначе, после 1500 года она стала транснациональной. Для малочисленного, но активного и мобильного сообщества интеллектуалов национальные границы ранней современной Европы мало что значили. Несмотря на длительность и неудобства путешествий, многие ведущие интеллектуалы европейского континента регулярно перемещались из одного государства в другое. Наглядный пример такой подвижности - биографии двух выдающихся представителей европейского гуманизма XVI века. Хуан Луис Вивес родился в Валенсии, учился в Париже, а большую часть своей жизни прожил во Фландрии. Но при этом он был членом колледжа Корпус-Кристи в Оксфорде и какое-то время являлся наставником дочери Генриха VIII Мэри. Эразм Роттердамский перемещался между Левеном, Англией и Базелем, а какое-то время провел в Турине и Венеции. Такая мобильность интеллектуалов стала еще более наглядной в XVII веке.

    Хотя интеллектуалы перемещались по Европе легко и быстро, их идеи распространялись по континенту еще стремительнее, особенно после появления печатного станка и надежной почтовый системы. В относительно плюралистической среде ранней современной Европы, особенно в сопоставлении с Восточной Азией, консервативные попытки подавить новые идеи неизменно терпели крах. Ведущие мыслители, такие как Галилей и Спиноза, пользовались широкой известностью и имели такую репутацию, что если местная цензура пыталась запретить публикацию их произведений, они легко могли найти издателей за рубежом.

    «Запрещенные» книги Галилея были быстро вывезены из Италии и опубликованы в протестантских городах. Его трактат «Беседы и математические доказательства» был опубликован в Лейдене в 1638 году, а «Диалог о двух главнейших системах мир» был переиздан в Страсбурге в 1635-м. Издатель Спинозы Ян Риверц (Jan Riewertz) написал «Гамбург» на титульной странице его «Богословского политического трактата», чтобы ввести в заблуждение цензуру, хотя на самом деле книга была опубликована в Амстердаме. Политическая раздробленность и отсутствие координации в государственном устройстве Европы обеспечили интеллектуалом свободу идей, которая была бы просто невозможна в Китае или в Османской империи.

    После 1500 года уникальное сочетание в виде политической раздробленности Европы и единения ее научных сил вызвало драматические изменения в распространении новых идей. Книги, написанные в одной части Европы, появлялись и в других ее частях. Уже очень скоро их читали, цитировали, копировали (не чураясь плагиата), обсуждали и комментировали повсюду. Когда в какой-то стране Европы совершалось новое открытие, его уже очень скоро начинали обсуждать и применять во всех ее регионах. В 1628 году во Франкфурте был опубликован труд Гарвея «Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных». 50 лет спустя английский врач и интеллектуал Томас Браун (Thomas Browne) написал, что «сперва все европейские школы зароптали… и единогласно осудили этот трактат… но вскоре она (новая модель кровообращения) была признана и подтверждена выдающимися врачами».

    Известные мыслители того времени служили всей Европе, а не местной аудитории, и их авторитет носил общеевропейский характер. Они считали себя гражданами «Республики ученых», которую, по словам французского мыслителя Пьера Бейля (он был одной из ее центральных фигур), они рассматривали как свободное содружество и империю истины. Конечно, в политическом смысле они выдавали желаемое за действительное, и это в значительной степени было желание польстить самим себе. Однако такая характеристика отражает черты сообщества, которое формировало кодекс поведения на рынке идей. Это был рынок, на котором существовала серьезная конкуренция.

    Прежде всего, европейские интеллектуалы с готовностью оспаривали почти все, неизменно демонстрируя свою готовность вести на убой священных коров. Они совместно и свободно присягнули на верность идеалам открытой науки. Гиббон отмечал, что философу, в отличие от патриота, позволительно рассматривать Европу как единую «великую республику», баланс сил в которой мог постоянно меняться, а ее народы могли поочередно усиливаться или приходить в упадок. Однако представление о «великой республике» гарантировало «всеобщее счастье, систему искусств, законов и нравов». Это выгодно выделяло Европу на фоне других цивилизаций, писал Гиббон.

    Следовательно, в этом отношении европейские интеллектуалы пользовались двойными преимуществами: это преимущества интегрированного транснационального академического сообщества и преимущества системы конкурирующих между собой государств. Результатом стали многочисленные культурные факторы, которые и привели к «Великому обогащению»: вера в социальный и экономический прогресс, растущее признание научных и интеллектуальных новшеств и приверженность беконовскому (то есть, основанному на методах и эмпирических выводах) познанию, находящемуся на службе у экономического развития. Философы и математики Республики ученых XVII века приняли идею экспериментальной науки как основного средства и обратились к математике как к главному методу понимания и описания природы.

    Представление о том, что движущей силой промышленной революции стала идея экономического прогресса, основанного на знаниях, до сих пор вызывает споры, причем далеко не без оснований. Примеров чисто научного подхода к изобретениям в XVIII веке не так уж и много, хотя после 1815 года их число быстро увеличилось. Однако, заявляя, что научная революция не имеет никакого отношения к современному экономическому росту, мы забываем о том, что без постоянного расширения знаний о природе все достижения и успехи ремесленников XVIII века (особенно в текстильной промышленности) были бы обречены на постепенный упадок и неудачу.

    Даже те новшества, которые родились не совсем на научной основе, не могли бы существовать без определенных подсказок со стороны ученых людей. Так, морской хронометр, ставший одним из главных изобретений эпохи промышленной революции (хотя так о нем почти никогда не говорят), появился на свет лишь благодаря работе математиков и астрономов прошлого. Первым из них был голландец (точнее, фриз) из XVI века, математик и астроном Гемма Ренье (известный как Гемма Фризиус), который заявил о возможности создания того, что веком позже в 1740 году сделал Джон Харрисон (изобретатель-часовщик, решивший эту серьезную проблему).

    Интересно отметить, что научные достижения был обусловлены не только появлением открытого и постоянно развивающегося наднационального рынка идей, но и созданием все более совершенных приборов и инструментов, которые способствовали проведению исследований в области естественных наук. Главными из них были микроскоп, телескоп, барометр и современный термометр. Все они были созданы в первой половине XVII века. Более точные приборы помогли таким наукам, как физика, астрономия и биология развенчать многочисленные мифы и заблуждения, унаследованные от классической древности. Новые представления о вакууме и давлении способствовали изобретению атмосферных двигателей. В свою очередь, паровой двигатель вдохновил ученых на исследования в области преобразования тепла в движение. Через 100 с лишним лет после появления первой паровой машины Ньюкомена в 1712 году (знаменитый двигатель из замка Дадли) были разработаны основы термодинамики.

    В Европе в XVIII веке связь между чистой наукой и деятельностью инженеров и механиков становилось все более тесной. Дескриптивное знание (описательное) и прескриптивное знание (предписывающее) стали взаимно поддерживать и направлять друг друга. В такой системе процесс после его запуска идет самостоятельно. В этом смысле развитие на базе знаний оказалось одним из самых стойких исторических явлений, хотя условия такой стойкости были необычайно сложны, и прежде всего требовали существования конкурентного и открытого рынка идей.

    Мы обязаны признать, что Великое обогащение Европы (и мира) не было неизбежным. Если бы изначальные условия сложилbсь немного иначе, или если бы случились какие-то непредвиденные обстоятельства, то промышленная революция могла бы никогда не наступить. При несколько ином развитии политических и военных событий могли победить консервативные силы, которые стали бы враждебно относиться к новому и прогрессивному представлению о мире. Триумф научного прогресса и устойчивый экономический рост были предопределены не более, чем превращение Homo Sapiens (или любого другого вида) в доминирующий вид на планете.

    Работа на рынке идей после 1600 года стала основой европейского Просвещения, в котором вера в научный и интеллектуальный прогресс превратилась в амбициозную политическую программу. Эта программа, несмотря на многочисленные недостатки и изъяны, до сих пор занимает господствующее место в политике и экономике стран Европы. Хотя время от времени реакционные силы огрызаются, они не могут создать серьезную угрозу научно-техническому и технологическому прогрессу, который, придя в движение, становится непреодолимым. В конце концов, наш мир по-прежнему состоит из конкурирующих между собой субъектов и нисколько не ближе к объединению, чем Европа в 1600 году. Рынок идей сейчас активен и деятелен, как никогда прежде, а инновации происходят все быстрее и стремительнее. Мы пока еще не насладились даже самыми доступными плодами прогресса, а впереди нас ждет гораздо больше интересного.

    Джоэль Мокир - профессор, преподаватель экономики и истории, работающий в Северо-Западном университете в Иллинойсе. В 2006 году он получил премию Heineken по истории от Королевской академии наук Голландии. Его последняя книга, вышедшая в 2016 году, называется A Culture of Growth: Origins of the Modern Economy (Культура развития. Происхождение современной экономики).

    На днях партия французского президента Эммануэля Макрона «Вперёд, Республика!» (LREM) запустила избирательную кампанию за 8 месяцев до официального начала выборов в Европейский Парламент, которые должны состояться в конце мая 2019 года. Макрон пытается организовать общеевропейское движение, способное заменить существующую систему голосования, при которой граждане голосуют за национальные партии. Как правило, по результатам выборов партии формируют коалиции по идеологическим убеждениям, т.е., к примеру, правые заседают вместе с правыми, социалисты - с социалистами. Макрон же пытается создать такую коалицию на этапе голосования и главной объединяющей это движение идеологической базой планирует сделать еврооптимизм. Берлинское отделение партии озвучило свой девиз - «Für ein progressives Europa gegen den Nationalismus», что значит «за прогрессивную Европу, против национализма». Это хорошо показывает, как партия видит предстоящую предвыборную гонку.

    Заинтересованность Макрона в таком движении понятна: претендуя на лидерство в ЕС взамен Ангелы Меркель, он понимает, что для его инициатив евроскептические партии в парламенте действительно могут стать серьезными конкурентами. На выборах 2014 года евроскептики выиграли рекордное количество мест, а в таких странах как Франция и Великобритания даже вышли в лидеры . Сейчас около трети депутатов Европейского Парламента можно считать евроскептиками и, поскольку в крупных странах ЕС, включая Германию, Францию, Италию и Польшу, рейтинги главенствующих проевропейских политических групп не внушают оптимизма , после 2019 года ситуация может еще больше ухудшиться. Чтобы усилить свои позиции в новом созыве LREM нужны союзники.

    Итоги выборов в Европарламент 2014 года.

    РАСКЛАД СИЛ

    В Европарламенте те, кого сложно назвать борцами за ценности ЕС, вполне сосуществуют с более мейнстримными группами. Европейская Народная Партия (ЕНП) включает в себя христианско-демократические и консервативные партии Европы: группу президента Еврокомиссии Жан-Клода Юнкера, Христианско-Демократический Союз Ангелы Меркель, республиканцев Николя Саркози и даже евроскептичную, националистическую партию из Венгрии «Фидес». Критикуемая за авторитарные реформы и антисемитизм польская «Право и Справедливость» входит в группу Европейских консерваторов и реформистов вместе с Консервативной партией Терезы Мэй и Либеральными Консерваторами-Реформаторами из Германии, которые отделились от «Альтернативы для Германии» из-за скатывания в правый популизм.

    Такой оппортунизм объясняется тем, что коалиции становятся центром политической жизни и конкуренции в Европейском Парламенте, поэтому группы не готовы терять места депутатов. На практике, столкнувшись с выбором «ценности или соплеменники» - группы выбирают второе.

    К примеру, группа социалистов и демократов жестко критиковала венгерское и польское правительства, но, когда члены их группы - Мальта и Румыния - столкнулись с аналогичными обвинениями, большинство воздержалось от голосования или проголосовало против вмешательства Еврокомиссии. Также и в ЕНП, в которую входит венгерская «Фидес», выступили за жесткие меры, когда речь зашла о Польше, но защищали свою «темную лошадку». Депутаты ЕП дважды пытались инициировать 7-ую статью против Венгрии, в декабре 2015 и мае 2017 года, и оба раза большинство ЕНП голосовало против. В сентябре ситуация впервые изменилась. Большинство членов ЕНП проголосовало за запуск статьи, без чего порог в 377 голосов не мог быть достигнут и Венгрия не оказалась бы в щекотливом положении. Однако, это недостаточный аргумент, чтобы сказать, что группы готовы отказаться от оппортунизма в пользу принципов.

    Вопрос альянса: Европарламент имеет дело со странами, которые рискуют подорвать ценности ЕС.

    КАЗУС ОРБАНА

    С одной стороны, действительно, отношения группы с Венгрией и лично Виктором Орбаном постепенно накалялись. Все более авторитарная политика Орбана и антиевропейская риторика, апогеем которой стала пропагандистская брошюра, пересекли черту. Важным сигналом стала его речь в июне, где он заявил, что собирается возродить Европейскую Народную Партию, вернуть ее к христианско-демократическим корням. Это разрушило иллюзии тех, кто считал , что коалиция может сдерживать венгерского лидера. Стало понятно, что Орбан не собирается меняться под давлением группы, он сам намерен изменить ее. В коалиции стали слышны голоса о лишении «Фидес» членства. Серьёзный аргумент против этой позиции в том, что ЕНП на данный момент самая крупная политическая группа в Европейском Парламенте, и им не хочется терять это преимущество. От ближайших конкурентов, Социальных Демократов, группу отделяет 30 мест, поэтому 12 венгерских депутатов, хоть этого не изменят, но заметно ослабят ЕНП. Кроме того, в мае 2019 года пройдут новые выборы в ЕП и, судя по тренду, мейнстримные партии могут потерять места. В этот момент союз с Орбаном может стать решающим, поэтому несмотря на существующие разногласия, важно, чтобы «Фидес» оставалась партнером по коалиции.

    Решающий фактор, оказавший влияние на то, почему большинство членов ЕНП не поддержали Орбана - это приближающиеся выборы в Европейский Парламент. Союз с авторитарным лидером - больное место коалиции и оппоненты в парламенте этим пользуются. За покровительство Орбана критикуют и лидера ЕНП Манфреда Вебера, который собирается баллотироваться на пост председателя Комиссии. Это значит, что ему потребуется поддержка большинства в парламенте, а такая репутация не кажется подходящей для будущего Президента Еврокомиссии. При этом потерять голоса «Фидес» и его сторонников тоже болезненно для Вебера из-за необходимости набрать большинство в гонке с представителями других европейских политических групп.

    Вебер столкнулся с непростой дилеммой и всего за 8 месяцев до выборов, когда деятельность депутатов находится под более пристальным вниманием. Можно считать это неудачным стечением обстоятельств, а можно посмотреть на того, кто работал над отчетом по инициации голосования по Венгрии - Джудит Саргентини из группы «зеленых левых». Кроме искренних намерений предотвратить угасание демократии в Венгрии, за инициативой может быть и политический расчет. Раскол в группе выгоден конкурентам, как справа, так и слева, а голосование по статье №7 - это вызов не столько Орбану, сколько его сторонникам в ЕНП и лично Веберу. Поэтому можно расценить недавний инцидент, как старт предвыборной гонки.

    Поскольку от максимальной санкции - потери голоса в Совете Министров - Венгрию всегда спасет Польша, которая столкнулась с аналогичной проблемой, в краткосрочной перспективе Орбану ничего не грозит. Поэтому нельзя воспринимать итоги голосования в Европарламенте, как готовность расставить все точки над i. Изгнание Орбана из группы в этом смысле гораздо более сложный выбор и, хотя раскол растет и часть депутатов ЕНП собирает подписи, чтобы инициировать голосование внутри группы, Орбан дал понять , что он хотел бы остаться в коалиции. Да и Вебер пока тоже настроен найти компромисс.

    Символические Виктор Орбан и Ярослав Качиньский, лидер партии «Право и порядок Польши» на параде в Германии. Фотография: Лукас Шульце / Getty Images.

    В ОЖИДАНИИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ИНТЕРЕСНЫХ ВЫБОРОВ

    Поскольку времени до выборов остается все меньше, ближайшие несколько месяцев станут решающими в этом вопросе, а последствия важны и для идеи Эммануэля Макрона. Раскол в ЕНП - лучший шанс для французского президента, чтобы сформировать свою коалицию. Сейчас «Вперёд, Республика!» ищет сторонников и, похоже, что сможет их найти их в ЕНП. К примеру, таким союзником может стать польская главная оппозиционная сила «Гражданская платформа» (ПО), которая разделяет ценности движения Макрона. Однако, если Орбан будет изгнан, это может дать толчок и для формирования более консолидированного евроскпетичного правого движения в Европарламенте. Венгерский лидер заявлял , что было бы легко создать новое образование единомышленников из Центральной Европы или общеевропейское анти-иммиграционное движение. Это окончательно прорисует противостояние «мы vs они», в изначально более единых, ориентированных на консенсус европейских институтах. Если после выборов 2019 такая группа сможет сформировать блокирующее меньшинство, это значительно усложнит работу парламента.

    Хотя подобная стратегия Макрона может породить указанные риски, с точки зрения развития ЕС она, вероятно, будет полезна. Из-за разделительных линий Парламент политизируется, значит и он сам, как институт, и выборы могут стать интереснее и значимее для избирателей. Поскольку явка на выборах в Европарламент стабильно падает с первых волеизъявлений в 1979 году - это крайне насущный для ЕС вопрос.

    Но, поскольку в этот раз Европарламент пришел в движение уже за 8 месяцев до дня голосования, возможно, впервые в истории выборы европейских депутатов могут стать действительно захватывающими.

    В течение почти 25 лет Европейский союз (ЕС) являлся образцом демократии, свободной торговли и братства между народами. Или, по словам других, ЕС был кормушкой для плутократов и сомнительных корпораций, которые лишь порочили доброе имя кланового капитализма. Это спорный вопрос, и хотя в Евросоюзе можно найти и что-то хорошее, и что-то плохое, вопрос этот уже не имеет смысла, и вот почему.

    10. Выход Великобритании из Европейского союза

    Давайте начнём с дежурной горячей темы. Выход Великобритании из Союза – это не только фрагментация ЕС, членами которого большинство британцев так и не успело себя почувствовать, он расколол и само британское общество. Если вы проголосовали за выход – можно быть уверенным, что вы расист. Если вы проголосовали за то, чтобы остаться – вы пешка в руках элит.

    Ещё до того, как начались переговоры о выходе, политики по всему континенту вступили в дискуссию по этому вопросу со всем уважением и многозначительностью стаи терьеров, столпившихся возле гниющего трупа. Независимо от того, к чему склонилась бы старушка Британия, все признавали, что эффективность этого удара по Союзу была огромной. Теперь, когда был создан прецедент, евроскептики из националистических движений в странах ЕС приободрились и стали раскручивать идею независимости от Брюсселя. Даже если британцы что-то напутали, первая доминошка упала. Держитесь крепче.

    9. Отказ от европейского неолиберализма

    Средний европеец видит, что его богатство за последние 10 лет сократилось на 5 процентов – в отличие от его коллег в Канаде (50 процентов роста) и Австралии (100 процентов роста). С политической точки зрения, люди всё больше недовольны правительствами на федеральном и национальном уровнях из-за постоянного повышения налогов и снижения социальных услуг.

    В тех странах, где консерваторы находятся у власти, бедные демонизируются и угнетаются, в то же время в более социалистических странах средний класс выдавливается высокими налогами. 30 процентов молодых европейцев подвергаются риску бедности и социальной изоляции. Армия безработных пополняется, и молодёжь не видит никакого смысла в походах к избирательным урнам. Ситуация настолько обострилась, что исследование, проведённое при финансовой поддержке ЕС, показало: более половины молодых людей (18-34-летнего возраста) готово активно участвовать в масштабном восстании против поколения, находящегося у власти. Выборка охватила более полумиллиона людей. Эти результаты показывают, что проект ЕС не отвечает интересам многих миллионов людей. Но почему?

    8. Иммигранты

    В течение длительного времени краеугольным камнем политики ЕС является массовая иммиграция. Европейцы не спешат размножаться с той же скоростью, что и раньше (и, чёрт возьми, не торопятся умирать достаточно быстро), ответом на это стал импорт большого количества работников-иммигрантов. Это неплохая идея на бумаге, когда вам нужно просто подбить баланс в финансовых книгах, но для многих людей это оборачивается ростом конкуренции за рабочие места и искусственным занижением заработной платы. Не меньшей проблемой становится также отсутствие интеграции иммигрантов в европейское общество.

    В то же время население Африки растёт ударными темпами. Как мы уже видели, относительное богатство и открытость европейского общества являются привлекательными для мигрантов с Южного континента. В настоящее время существуют те, кто по своей мстительной природе считает, что Европа должна расплатиться за вековую эксплуатацию африканцев колонизаторами, но надежды на эту перспективу глупо-самодовольны. Европейский союз в любом случае решит иммиграционную проблему, пока его окончательно не загнали в угол политкорректной риторикой, и, возможно, политики сделают это драконовскими методами, основанными на новых законах.

    Как мы узнали из дискуссии по выходу Британии из ЕС, эти люди, несомненно, расисты и должны быть осуждены за неправильное мышление. Но…

    7. Навешивание ярлыков больше не работает

    В течение нескольких десятилетий Европа движется по пути, который называется «равенство». Хотя нет никаких сомнений в том, что никто не должен подвергаться дискриминации по признаку сексуальной ориентации, расы или любой другой произвольно взятой черты, которая не зависит от самих людей, в текущем году эта тема политизирована, как никогда раньше. Выступать против политической эксплуатации идеи равенства считается "wrongthink" – «неправильным мышлением», даже если это «равенство» противоречит собственным национальным интересам.

    Проблемой левых политиков, которые были главными сторонниками этой тактики, является то, что у многих людей кончилось терпение, о чём свидетельствуют рост правого крыла и «евроскептических» партий в Великобритании, Польше, Франции, Нидерландах и многих других странах ЕС.

    Именно эта мало понимаемая политиками истина способствовала избранию Дональда Трампа в Соединённых Штатах. Когда страны действуют в условиях демократии, мы не можем ожидать, что население впадёт в политически целесообразный альтруизм. С политикой национальной идентификации было покончено – и теперь левые пожинают плоды.

    6. Корпоратизм

    Не успели подсчитать итоги референдума по выходу Британии из ЕС, как Германия и Великобритания подняли крик на тему, кто из них может стать лучшим другом для крупного бизнеса. С одной стороны, Англия находится в довольно хорошем положении, так как получила возможность делать всё, что посчитает нужным без оглядки на ЕС. С другой стороны, Германия является экономическим локомотивом Европы. Возможно, что Фриц не хочет слишком сильно раздражать Томми, потому что англичане могли бы поступить с Германией более жёстко, оставив немцев в одиночку расхлёбывать все европейские долги, и отплыть, оставив кредитный рейтинг ЕС в руинах.

    Но существуют ещё, по крайней мере, несколько сотен других сдержек и противовесов, которые сглаживают ситуацию. Мы постепенно приходим к пониманию, что, в конечном счёте, вся эта болтовня выглядит не как переговоры между избранными народом правительствами, а как чрезвычайно сложная игра с целью произвести впечатление на Большой Бизнес с его непомерно раздутыми аппетитами. И мы понимаем, что это значит.

    5. Экономический застой

    Эй, дети Европы, вспомните, сколько времени в течение последних 15 лет вы сидели без работы? Угадайте, почему! И вас продолжают давить.

    Если у вас есть степень, ваши шансы найти работу в течение последних 15 лет только ухудшились. Мы получаем степени, которые никого не интересуют, приобретаем навыки, которые никому не нужны и распространяем данные о безработице, которые далеки от реальности. Не удивительно, что греки бунтуют.

    Если вам что-то не нравится, то вы расист. Мы подразумеваем те 67 процентов молодых людей, которые готовы свергнуть правительство в Греции. Это отвратительно.

    4. Исламский терроризм и крайние правые

    Нет ничего хорошего в отказе от решения этой проблемы. Отказ либералов от сотрудничества с Европейским конгрессом этнических религий дал возможность заняться этой проблемой Марин Ле Пен. Франция является очень хорошим примером. На французских президентских выборах у нас есть клон Тони Блэра, центрист Макрон, который, кажется, не предлагает вообще ничего, а просто хотел бы, чтобы мигранты сами собой исчезли с его земли. Он выступает против Ле Пен. Отец Марин, Жан-Мари Ле Пен, был по всем статьям законченным психом, и, судя по тому, как Марин реорганизовала партию, она остаётся на тех же националистических позициях – это традиционно не самая популярная позиция во Франции.

    В нормальных условиях мы ожидали бы увидеть достойное выступление на выборах во Франции социалистов. Но обстоятельства не являются нормальными. Бенуа Амон и Жан-Люк Меланшон были разбиты, потому что их традиционная социальная база, рабочий класс, после более 200 смертей от рук исламских террористов в течение двух лет качнулась вправо. Неспособность решить проблему исламского терроризма в Европе отдала инициативу в руки политиков, которые понимают общественные настроения: крайние правые. Сейчас появился реальный шанс, что Ле Пен может стать президентом, и левые сами виноваты в своём проигрыше. Чем больше растёт терроризм, тем сильнее дуют политические ветры в сторону националистического популизма.

    3. Европейская валюта умирает, и Союз становится головной болью мировой экономики

    Несколько лет назад, когда Греция дошла до состояния полного краха, вновь избранное правительство получило мандат на кредиты Европейского центрального банка. Правительство оказалось крайне неэффективным, и сегодня, семь лет спустя, долг Греции выглядит настолько неподъёмным, что единственной возможностью для Греции от него избавиться может быть только полный крах всего Евросоюза.

    К счастью для поклонников апокалиптических сценариев конца света, это вполне может случиться. Евро зависит от множества очень разных экономик, которые, тем не менее, неразрывно связаны между собой. Это сковало одними наручниками и сильных, и слабых. Они связаны вместе искусственным денежным стандартом, в итоге Германия находится в той же дырявой лодке, что и Греция, Португалия и Ирландия. Между тем, дальневосточные экономические тигры покидают Европу, устав бороться с волокитой, отставанием и низкими темпами развития.

    2. Миссия ЕС уже выполнена

    Весь смысл Европейского Союза (и различных торговых соглашений, которые предшествовали ему) состоял в том, чтобы дать возможность французам и немцам найти способ на некоторое время прекратить убивать друг друга.

    Это увенчалось оглушительным успехом. По большому счёту, даже Нобелевская премия мира могла бы стать лишь небольшим вознаграждением за это. Если верить Юлию Цезарю, галлы и германцы успешно убивали и грабили друг друга ещё со времён до рождения Иисуса.

    Мы также не должны забывать, что во второй половине ХХ века французам и немцам приходилось поддерживать друг друга, чтобы противостоять коммунистическому режиму Москвы. И это пошло им на пользу.

    В настоящее время не существует ни одного стоящего у ворот врага в форме враждебного государства, а отсутствие конкуренции между этими двумя европейскими тяжеловесами наносит ущерб обоим. Конечно, мы можем избежать ещё одного франко-прусского вооружённого конфликта и без ЕС.

    1. Европейский Союз антидемократичен

    Многие европейские страны являются относительными новичками в вопросах демократии. Пока Европейские империи беспрерывно меняли свои границы в течение всего XIX века, весёлая старая Британия самоустранилась от кровавого беспорядка, происходившего на половине планеты. В результате на большей части Западной Европы современная демократическая система начала создаваться только по окончании Второй мировой войны, после падения Третьего рейха и других фашистских режимов.

    Конечно, страны восточного блока имеют ещё меньший опыт демократии, после распада СССР прошла всего четверть века.

    Де-факто руководство ЕС осуществляют Германия и, в меньшей степени, Франция. Вследствие истории прошлого века эта ситуация не удобна. Тевтонская эффективность стремится прибрать к рукам этого бездельника, залитого солнцем южного соседа, но имидж Германии сильно подпорчен. Поэтому Германия пытается проводить экспансию под флагом ЕС и делает Союз архиконсервативным – всё должно быть под контролем, и никто не должен задавать вопросов.

    Специально для читателей моего блога сайт - по статье с сайта listverse.com - перевёл Дмитрий Оськин

    P.S. Меня зовут Александр. Это мой личный, независимый проект. Я очень рад, если Вам понравилась статья. Хотите помочь сайту? Просто посмотрите ниже рекламу, того что вы недавно искали.

    Copyright сайт © - Данная новость принадлежит сайт, и являются интеллектуальной собственностью блога, охраняется законом об авторском праве и не может быть использована где-либо без активной ссылки на источник. Подробнее читать - "об Авторстве"

    Вы это искали? Быть может это то, что Вы так давно не могли найти?