Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

Фет и Мария Лазич

Самой большой любовью всей жизни Фета была Мария Лазич - дочь бедного херсонского помещика, девушка-бесприданница (настоящее имя девушки /сербского происхождения/ стало известно лишь в 20-м веке: в своих воспоминаниях Фет всюду называет её Еленой).

С Марией Лазич Фет познакомился осенью 1848 г., когда состоял на военной службе и квартировал со своим полком в Херсонской губернии. Любовь была взаимной, и отношения продолжались несколько лет. Однако Фет, ссылаясь на бедность Марии и на собственную материальную неустроенность, отказывается от брака, считая что женитьба станет препятствием для его карьеры. «Я не женюсь на Лазич, и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений...

Это гордиев узел любви... который чем более затягиваю, тем туже затягиваю, а разрубить мечом не имею духу и сил...» (из письма).

Мария Лазич имела незаурядные музыкальные способности: знаменитый венгерский композитор и пианист Ференц Лист во время пребывания в России слышал ее игру и в знак одобрения написал в альбом Марии Лазич прощальную музыкальную фразу необыкновенной красоты.

Мария Лазич стала героиней любовной лирики Афанасия Фета. Когда Фет встретился с Лазич, ей было 24 года, а ему 28. Фет увидел в Марии Лазич не только привлекательную девушку, но и на редкость культурного человека, музыкально и литературно образованного.

Расчётом руководствуется Фет и в своих отношениях с возлюбленной Марией Лазич - полюбив Марию Лазич, Фет, однако, расстался со своей возлюбленной. Победил рассудок, он не решился связать судьбу с бедной девушкой-бесприданницей. Здесь проявилась такая особенность Фета: в обыденной жизни его практический рассудок преобладал над чувством, а в стихах же чувство, непосредственность, невольность преобладали над разумом.

Мария Лазич оказалась близкой Фету по духу – не только по сердцу. Но она была такой же бедной, как Фет. И он, лишенный состояния и твердой социальной основы, не решил связать с нею свою судьбу. Фет убеждал Марию Лазич, что им нужно расстаться. Лазич соглашалась на словах, но порвать отношения не могла. Не мог и Фет. Они продолжали встречаться. Вскоре Фету пришлось по служебной надобности на время уехать. Когда он вернулся, его ждала страшная весть: Мария Лазич уже не было в живых.

Лазич трагически погибла при загадочных обстоятельствах. С тех пор ее образ войдет в его поэзию, придав любовным стихам исповедальность, трагизм. Отныне Фет всю жизнь будет вспоминать эту любовь: он создаст цикл исповедальных стихотворений, посвященных Лазич.

Как рассказали Фету, в тот трагический час она лежала в белом кисейном платье, читала книгу. Закурила и спичку бросила на пол. Спичка продолжала гореть. От нее загорелось кисейное платье. Через несколько мгновений девушка вся была в огне. Спасти ее не удалось. Ее последние слова были: «Спасите письма!». И еще она просила не винить ни в чем того, кого она любила...

После трагичной кончины Марии Лазич к Фету приходит в полной мере осознание любви. Любви неповторимой и единственной. Теперь он всю жизнь будет вспоминать, будет говорить, и петь об этой любви – высокими, прекрасными, удивительными стихами.

...Та трава, что вдали на могиле твоей,
здесь на сердце, чем старее оно, тем свежей...

Это несчастье наложило на жизнь и творчество поэта неизгладимый отпечаток. Стихи, в которых присутствует «она», овеяны трагичностью и тоской. Вместе с Марией Лазич погиб и его идеал, который звучал теперь только в стихах - воспоминаниях о ней.

Отныне его любовную лирику буду питать мечты и воспоминания (Alter Ego и др.). В этих стихах нет ни психологических портретов, ни индивидуальности - Фета интересуют переживания людей, но не сами люди («Какое счастие: и ночь, и мы одни!..», «Что за ночь! Прозрачный воздух скован...», «Я тебе ничего не скажу...» и др.).

Стихотворение «Нет, я не изменил. До старости глубокой...» не описывает и не показывает того, к кому оно обращено. Но из строк стихотворения мы понимаем, что оно посвящено Марии Лазич.

Нет, я не изменил. До старости глубокой
Я тот же преданный, я раб твоей любви.

Мы видим, что до конца жизни Мария Лазич осталась его единственной любовью.

Памяти о ней посвящены шедевры любовной лирики Фета, датированные 50-ми, 60-ми, 70-ми, 80-ми гг. («Неотразимый образ», « Старые письма», «В тиши и мраке таинственной ночи», «Ты отстрадала, я еще страдаю», «Долго снились мне вопли рыданий твоих», « Нет, я не изменил. До старости глубокой…» и другие).

23 ноября 1820 года в селе Новоселки, расположенном близ Мценска, в семье Каролины Шарлотты Фет и Афанасия Неофитовича Шеншина родился великий русский поэт Афанасий Афанасьевич Фет. Родители его обвенчались без православного обряда за границей (мать поэта была лютеранкой), из-за чего брак, узаконенный в Германии, в России был признан недействительным.

Лишение дворянского титула

Позже, когда было совершено венчание по православному обряду, Афанасий Афанасьевич уже проживал под фамилией матери - Фет, считаясь ее внебрачным ребенком. Мальчик оказался лишенным, кроме отцовской фамилии, и дворянского титула, российского гражданства и прав на наследство. Для юноши на долгие годы важнейшей жизненной целью стало вернуть себе фамилию Шеншин и все связанные с ней права. Лишь под старость лет он смог добиться этого, возвратив себе потомственное дворянство.

Обучение

Будущий поэт в 1838 году поступил в пансион профессора Погодина в Москве, а в августе этого же года был зачислен на словесное отделение в Московский университет. В семье своего однокурсника и друга он прожил студенческие годы. Дружба молодых людей способствовала формированию у них общих идеалов и взглядов на искусство.

Первые пробы пера

Афанасий Афанасьевич начинает сочинять стихи, и в 1840 году в свет выходит изданный за собственный счет поэтический сборник под названием "Лирический Пантеон". В этих стихотворениях отчетливо слышались отзвуки поэтического творчества Евгения Баратынского, и С 1842 года Афанасий Афанасьевич постоянно печатается в журнале "Отечественные записки". Виссарион Григорьевич Белинский уже в 1843 году пишет, что из всех живущих в Москве поэтов Фет "всех даровитее", а стихи этого автора ставит наравне с произведениями Михаила Юрьевича Лермонтова.

Необходимость военной карьеры

Фет стремился к литературной деятельности всей душой, однако неустойчивость материального и социального положения вынуждают поэта изменить свою судьбу. Афанасий Афанасьевич в 1845 году поступает унтер-офицером в один из полков, находящихся в Херсонской губернии, для того, чтобы иметь возможность получить потомственное дворянство (право на которое давал старший офицерский чин). Оторванный от литературной среды и столичной жизни он почти прекращает печататься, еще и потому, что вследствие падения спроса на поэзию журналы не проявляют интереса к его стихам.

Трагическое событие в личной жизни Фета

В херсонские годы случилось предопределившее личную жизнь поэта трагическое событие: при пожаре погибла его возлюбленная - Мария Лазич, девушка-бесприданница, на которой он не решился жениться из-за своей бедности. После отказа Фета с ней случилось странное происшествие: от свечи на Марии загорелось платье, она побежала в сад, но не справилась с тушением одежды и задохнулась в дыму. В этом можно было заподозрить попытку девушки покончить с собой, и в стихах Фета еще долго будут звучать отголоски этой трагедии (например, стихотворение "Когда читала ты мучительные строчки...", 1887 год).

Поступление в Лейб-гвардии Уланский полк

В 1853 году происходит крутой поворот в судьбе поэта: ему удалось поступить в гвардию, в расквартированный возле Петербурга Лейб-гвардии Уланский полк. Теперь Афанасий Афанасьевич получает возможность посещать столицу, возобновляет свою литературную деятельность, начинает регулярно печатать стихи в "Современнике", "Русском вестнике", "Отечественных записках", "Библиотеке для чтения". Он сближается с Иваном Тургеневым, Николаем Некрасовым, Василием Боткиным, Александром Дружининым - редакторами "Современника". Имя Фета, к тому времени уже полузабытое, снова появляется в обзорах, статьях, хронике журнала, а с 1854 года печатаются и его стихи. Иван Сергеевич Тургенев стал наставником поэта и даже подготовил новое издание его произведений в 1856 году.

Судьба поэта в 1856-1877 годах

На службе Фету не везло: каждый раз ужесточались правила получения потомственного дворянства. В 1856 году он оставил военную карьеру, так и не добившись своей главной цели. В Париже в 1857 году Афанасий Афанасьевич женился на дочери богатого купца, Марии Петровне Боткиной, и обзавелся поместьем в Мценском уезде. В то время он почти не писал стихов. Являясь сторонником консервативных взглядов, Фет резко отрицательно воспринял отмену в России крепостного права и, начиная с 1862 года, стал регулярно публиковать очерки в "Русском вестнике", обличавшие с позиции помещика-землевладельца пореформенные порядки. В 1867-1877 годах он исполнял должность мирового судьи. В 1873 году наконец-то Афанасий Афанасьевич получает потомственное дворянство.

Судьба Фета в 1880-е годы

В литературу поэт возвращается лишь в 1880-х годах, переехав в Москву и разбогатев. В 1881 году была осуществлена его давняя мечта - вышел созданный им перевод его любимого философа, "Мир как воля и представление". В 1883 году публикуется перевод всех сочинений поэта Горация, начатый Фетом еще в студенческие годы. К периоду с 1883 по 1991 годы относится выход в свет четырех выпусков поэтического сборника "Вечерние огни".

Лирика Фета: общая характеристика

Поэзия Афанасия Афанасьевича, по своим истокам романтическая, является как бы связующим звеном между творчеством Василия Жуковского и Александра Блока. Поздние стихотворения поэта тяготели к тютчевской традиции. Основные лирики Фета - любовная и пейзажная.

В 1950-1960-е годы, во время становления Афанасия Афанасьевича как поэта, в литературной среде почти полновластно господствовал Некрасов и его сторонники - апологеты воспевающей общественные, гражданские идеалы поэзии. Поэтому Афанасий Афанасьевич со своим творчеством, можно сказать, выступил несколько несвоевременно. Особенности лирики Фета не позволяли ему примкнуть к Некрасову и его группе. Ведь, по мнению представителей гражданской поэзии, стихи должны быть обязательно злободневными, выполняющими пропагандистскую и идеологическую задачу.

Философские мотивы

Фета пронизывает все его творчество, отражаясь и в пейзажной, и в любовной поэзии. Хотя Афанасий Афанасьевич даже дружил со многими поэтами некрасовского круга, он утверждал, что искусство не должно интересоваться ничем, кроме красоты. Лишь в любви, природе и собственно искусстве (живописи, музыке, скульптуре) он находил непреходящую гармонию. Философская лирика Фета стремилась уйти как можно дальше от действительности, созерцая непричастную к суете и горечи повседневности красоту. Это обусловило принятие в 1940-е годы Афанасием Афанасьевичем романтической философии, а в 1960-е - так называемой теории чистого искусства.

Преобладающее настроение в его произведениях - упоение природой, красотой, искусством, воспоминаниями, восторг. Таковы особенности лирики Фета. Часто у поэта встречается мотив полета от земли прочь вслед за лунным светом или чарующей музыкой.

Метафоры и эпитеты

Все, что относится к категории возвышенного и прекрасного, наделяется крыльями, прежде всего любовное чувство и песня. Лирика Фета часто использует такие метафоры, как "крылатый сон", "крылатая песня", "крылатый час", "крылатый слова звук", "окрыленный восторгом" и др.

Эпитеты в его произведениях описывают обычно не сам объект, а впечатление лирического героя от увиденного. Поэтому они могут быть необъяснимыми логически и неожиданными. Например, скрипка может получить определение "тающей". Характерные для Фета эпитеты - "мертвые грезы", "благовонные речи", "серебряные сны", "травы в рыдании", "вдовевшая лазурь" и др.

Часто картина рисуется с помощью зрительных ассоциаций. Стихотворение "Певице" - яркий тому пример. В нем показано стремление воплотить ощущения, создаваемые мелодией песни, в конкретные образы и ощущения, из которых и состоит лирика Фета.

Стихи эти весьма необычны. Так, "даль звенит", и "кротко светит" улыбка любви, "голос горит" и замирает вдали, словно "заря за морем", чтобы снова выплеснуться жемчуга "громким приливом". Таких сложных смелых образов не знала в то время русская поэзия. Они утвердились намного позже, лишь с появлением символистов.

Говоря о творческой манере Фета, упоминают также импрессионизм, который основан на непосредственной фиксации впечатлений действительности.

Природа в творчестве поэта

Пейзажная лирика Фета - источник божественной красоты в вечном обновлении и разнообразии. Многие критики упоминали, что природа описана этим автором будто из окна помещичьей усадьбы или из перспективы парка, как будто специально для того, чтобы вызвать восхищение. Пейзажная лирика Фета является универсальным выражением красоты не тронутого человеком мира.

Природа для Афанасия Афанасьевича - часть собственного "Я", фон для его переживаний и чувств, источник вдохновения. Лирика Фета как будто стирает грань между внешним и внутренним миром. Поэтому человеческие свойства в его стихах могут быть приписаны мраку, воздуху, даже цвету.

Очень часто природа в лирике Фета - это ночной пейзаж, так как именно ночью, когда дневная суета успокаивается, легче всего наслаждаться всеобъемлющей, нерушимой красотой. В этом времени суток у поэта нет проблесков хаоса, завораживавшего и пугавшего Тютчева. Царит скрытая днем величественная гармония. Не ветер и тьма, а звезды и луна выходят на первое место. По звездам читает Фет "огненную книгу" вечности (стихотворение "Среди звезд").

Темы лирики Фета не ограничиваются описанием природы. Особый раздел его творчества составляет поэзия, посвященная любви.

Любовная лирика Фета

Любовь для поэта - это целое море чувств: и робкое томление, и наслаждение душевной близостью, и апофеоз страсти, и счастье двух душ. Поэтическая память этого автора не ведала границ, что позволяло ему писать посвященные первой любви стихотворения даже на склоне своих лет так, словно он еще находился под впечатлением от столь желанного недавнего свидания.

Чаще всего поэт описывал зарождение чувства, самые просветленные, романтические и трепетные его моменты: первые соприкосновения рук, долгие взгляды, первую вечернюю прогулку в саду, рождающее духовную близость созерцание красоты природы. Лирический герой говорит, что не меньше, чем самим счастьем, дорожит ступенями к нему.

Пейзажная и любовная лирика Фета составляют нераздельное единство. Обостренное восприятие природы часто вызвано любовными переживаниями. Яркий пример этого - миниатюра "Шепот, робкое дыханье..." (1850 год). То, что в стихотворении отсутствуют глаголы, - не только оригинальный прием, но и целая философия. Действия нет потому, что описывается на самом деле лишь один миг или целый ряд мгновений, неподвижных и самодостаточных. Образ возлюбленной, описанный путем детализации, как бы растворяется в общей гамме чувств поэта. Здесь нет цельного портрета героини - его должно дополнить и воссоздать воображение читателя.

Любовь в лирике Фета часто дополняется другими мотивами. Так, в стихотворении "Сияла ночь. Луной был полон сад..." в едином порыве соединяются три чувства: восхищение музыкой, упоительной ночью и вдохновенным пением, перерастающее в любовь к певице. Вся душа поэта растворяется в музыке и вместе с тем в душе поющей героини, являющейся живым воплощением этого чувства.

Это стихотворение трудно причислить однозначно к любовной лирике или стихам об искусстве. Вернее было бы определить его как гимн красоте, сочетающий живость переживания, его прелесть с глубоким философским подтекстом. Подобное мировоззрение называется эстетизмом.

Афанасий Афанасьевич, уносясь на крыльях вдохновения за пределы земного бытия, чувствует себя повелителем, равным богам, силой своего поэтического гения преодолевающим ограниченность возможностей человека.

Заключение

Вся жизнь и творчество этого поэта - поиск красоты в любви, природе, даже смерти. Смог ли он ее найти? На этот вопрос способен ответить лишь тот, кто действительно понял творческое наследие данного автора: услышал музыку его произведений, увидел пейзажные полотна, прочувствовал красоту поэтических строк и научился находить гармонию в окружающем мире.

Мы рассмотрели основные мотивы лирики Фета, характерные особенности творчества этого великого литератора. Так, например, как и любой поэт, Афанасий Афанасьевич пишет о вечной теме жизни и смерти. Его не пугают одинаково ни смерть, ни жизнь ("Стихи о смерти"). К физической кончине поэт испытывает лишь холодное безразличие, а земное существование оправдывается Афанасием Афанасьевичем Фетом только творческим огнем, соизмеримым в его представлении с "целым мирозданием". Звучат в стихах и античные мотивы (например, "Диана"), и христианские ("Ave Maria", "Мадонна").

Более подробную информацию о творчестве Фета вы можете найти в школьных учебниках по русской литературе, в которых лирика Афанасия Афанасьевича рассматривается довольно подробно.

За короткой, как вздох, фамилией поэта скрывается тайна его рождения и происхождения, любви и загадочной гибели его возлюбленной, секрет неизменного чувства к Марии Лазич до последних дней жизни Афанасия Афанасиевича Фета.

Когда Фету было под семьдесят и, говоря его же словами, уже светили «вечерние огни», родилось это поэтическое признание:

Нет, я не изменил. До старости глубокой

Я тот же преданный, я раб твоей любви,

И старый яд цепей, отрадный и жестокий,

Еще горит в моей крови.

Хоть память и твердит,

что между нас могила,

Хоть каждый день бреду

томительно к другой, -

Не в силах верить я,

чтоб ты меня забыла,

Когда ты здесь, передо мной.

Этим стихам ровно сто двадцать лет, но до сих пор они поражают пламенной силой любви, преодолевающей все, даже время и смерть. Обращаясь к давно ушедшей из жизни любимой женщине, как к живой, поэт утверждает:

У любви есть слова, те слова не умрут.

Нас с тобой ожидает особенный суд;

Он сумеет нас сразу в толпе различить,

И мы вместе придем,

нас нельзя разлучить!

Это строки из стихотворения «Alter ego», что в переводе с латыни означает «второе я». Так древние римляне называли самых дорогих и близких им людей. Своим «вторым я», своей «второй половиной» - как говорят в нашем народе - Фет считал девушку, которую встретил и потерял еще в годы своей молодости. После трагической кончины возлюбленной в фетовской лирике устойчивыми стали мотивы и образы, связанные с огнем, будь то полыхающий костер, пылающий камин или трепетное пламя свечи.

Тускнеют угли. В полумраке

Прозрачный вьется огонек.

Так плещет на багряном маке

Крылом лазурный мотылек.

Видений пестрых вереница

Встает, усталый теша взгляд,

И неразгаданные лица

Из пепла серого глядят.

Встает ласкательно и дружно

Былое счастье и печаль,

И лжет душа, что ей не нужно

Всего, чего глубоко жаль.

На исходе было палящее лето 1848 года. Афанасий Фет служил в кирасирском полку, расквартированном на границе Киевской и Херсонской губерний. Военное окружение в украинской степной глуши тяготило поэта: «лезут разные гоголевские Вии на глаза, да еще нужно улыбаться». Однообразие служебных будней скрашивало только знакомство с местными помещиками. Фета приглашали на балы и любительские спектакли.

Однажды в гостеприимном доме бывшего офицера Орденского полка
М. И. Петковича давали бал. Легкие стайки многочисленных барышень, вальсирующих с офицерами, порхали по залу. В больших зеркалах дрожали огоньки свечей, таинственно искрились и мерцали украшения на дамах. И вдруг - будто яркая вспышка молнии поразила поэта: он заметил стройную девушку, которая выделялась среди других своим высоким ростом и природной грацией. Смуглая кожа, нежный румянец, роскошь черных волос. С замирающим от волнения сердцем Фет пожелал быть представленным поразившей его воображение незнакомке. Это была она - Мария Лазич, которой отныне, как Беатриче для Данте или Лауре для Петрарки, предстояло стать единственной героиней фетовской любовной лирики. Год за годом, до самой смерти посвящал он ей сияющее созвездие своих прекрасных стихов:

Где ты? Ужель, ошеломленный,

Вокруг не видя ничего,

Застывший, вьюгой убеленный,

Стучусь у сердца твоего?..

Мария была племянницей М. Петковича и дочерью отставного кавалерийского генерала сербского происхождения К. Лазича, сподвижника Суворова и Багратиона. Отставной генерал был небогат и обременен обширным семейством. Мария - старшая его дочь - разделяла все хозяйственные и воспитательные заботы отца. К моменту знакомства с Фетом ей было 24 года, ему - 28 лет.

Мария Лазич не была ослепительной красавицей. Признавали, что она «далеко уступает лицом» своей младшей замужней сестре. Однако Фет безошибочно признал в ней родственную душу. «Я ждал женщины, которая поймет меня, - и дождался ее», - писал он своему другу Ивану Петровичу Борисову, с которым вместе провел детство в Орловской губернии. Девушка была великолепно образованной, литературно и музыкально одаренной. «Поэзия и музыка не только родственны, но нераздельны», - считал Фет. Мария вполне разделяла его убеждения. Оказалось, что она еще с ранней юности полюбила фетовские стихи, знала их все наизусть. Поэт, вспоминая первые моменты общения с Лазич, писал: «Ничто не сближает так, как искусство, вообще - поэзия в широком смысле слова. Такое задушевное сближение само по себе поэзия. Люди становятся чутки и понимают то, для полного объяснения чего никаких слов недостаточно».

Однажды, сидя в гостиной у Марии, поэт перелистывал ее альбом. В то время все барышни имели такие альбомы: записывали в них любимые стихи, помещали рисунки, просили о том же своих подруг и знакомых. Все как обычно в девичьем альбоме. И вдруг одна необыкновенная страница приковала внимание Фета: он прочел прощальные слова, увидел нотные знаки и под ними подпись - Ференц Лист.

Знаменитый композитор и пианист гастролировал в России ровно за год до встречи Марии с Фетом - летом и осенью 1847 года. Побывал Лист и в Елисаветграде, где познакомился с Марией Лазич. Она посещала его концерты, музыкант бывал у нее в гостях, слушал игру Марии на рояле и высоко оценил ее способности к музыке. Вспыхнуло ли между ними взаимное чувство, или запись, которую Ференц Лист оставил в альбоме девушки перед отъездом, была просто знаком дружеской симпатии? Кто знает? Однако нельзя было не заметить, что в словах прощания сквозит неподдельная боль предстоящей разлуки, а мелодия, сочиненная композитором для Марии, дышит страстью и нежностью.

Фет ощутил укол ревности, но болезненное чувство тут же прошло, когда он услышал музыку Листа: «Сколько раз просил я ее повторить для меня на рояле эту удивительную фразу!» - вспоминал поэт.

Я не устаю благодарить небо за то, что послало мне встречу с Вами, - призналась однажды Мария. - И все же не понимаю, отчего Вы - университетски образованный человек, утонченный поэт - решили поступить на военную службу, которая, как я чувствую, столь обременительна для Вас?

Греясь у камина в тот зимний ненастный вечер, Фет поежился, точно от холода. Вопрос задел его за живое, затронул самое важное в его судьбе и требовал сокровенных признаний. Помолчав, он поведал девушке непростую, во многом загадочную, романтическую и в то же время мучительную историю своей семьи.

Его мать - молоденькая миловидная немка Шарлотта Фёт (Foeth) - проживала в Дармштадте и была замужем за чиновником городского суда Иоганном-Петером Фётом. У супругов была годовалая дочь Каролина, но Шарлотта не чувствовала себя счастливой в браке. Муж обращался с ней грубо, предпочитал проводить время за кружкой пива с приятелями. Ее душа томилась и ждала избавления. И вот в начале 1820 года появился он - чужестранец, обходительный и богатый русский дворянин Афанасий Неофитович Шеншин. Потомок древнего прославленного рода, мценский помещик и уездный предводитель дворянства, бывший офицер, участник боевых действий против Наполеона, он приехал в Германию на воды. Дармштадтская гостиница оказалась переполненной, и ее хозяин поместил нового постояльца в доме своего соседа - Карла Беккера, отца Шарлотты Фёт.
И пусть русский дворянин был более чем на двадцать лет старше, она увидела в нем своего героя, о котором грезила еще в девических мечтах. Вспышка страсти опалила обоих: двадцатидвухлетняя Шарлотта забыла об обязанностях матери и жены и сбежала в Россию со своим новым возлюбленным, оставив маленькую дочь на попечение Фёту. К тому времени она уже ждала второго ребенка. Похищая чужую жену из Германии, Афанасий Шеншин оставил отцу Шарлотты письмо с просьбой простить и благословить их союз. В Орловскую губернию - в неизвестный дотоле Беккеру городок Мценск - полетел ответ, полный упреков и угроз: тайно бежавшие из Германии любовники совершили проступок, «который запрещают законы Божеские и человеческие, а христианская религия полагает в числе величайших грехов».

В Мценском уезде в имении Шеншина Новоселки у Шарлотты Фёт родился сын, который был крещен по православному обряду и записан в метрической книге под именем Афанасий Шеншин. Спустя два года после его рождения Шарлотта приняла православие, была наречена Елизаветой Петровной и повенчана с А.Н. Шеншиным. Тот был для Фета на редкость заботливым отцом. Елизавета Петровна писала брату в Германию, что муж так относится к маленькому Афанасию, что «никто не заметит, что это не кровный его ребенок». И вдруг разразился гром среди ясного неба. Орловское епархиальное начальство, обнаружив, что мальчик был рожден до брака, постановило, что «означенного Афанасия сыном господина ротмистра Шеншина признать невозможно». Так в 14 лет будущий поэт узнал, что отныне он не полноправный русский дворянин, не имеет права называться Шеншиным, а должен носить фамилию человека, которого никогда в жизни не видел, и именоваться Афанасием Фетом «родом из иностранцев».

После окончания словесного отделения философского факультета Московского университета Фет блистательно проявил свое поэтическое дарование, имел успех в литературных кругах, однако определенного места в обществе по-прежнему не было. Дворянский титул в те годы могла ему вернуть только военная служба. И Фет принял решение поступить в кирасирский полк: на офицерский чин можно было рассчитывать уже через полгода службы. Однако судьба словно смеялась над ним. Вскоре император Николай I издал указ, согласно которому стать потомственным дворянином можно было, лишь дослужившись до старшего офицерского звания. Для Фета это означало, что ждать ему придется еще лет 15 - 20.

Обо всем этом с болью говорил он в тот далекий декабрьский вечер своей возлюбленной.

Шумела полночная вьюга

В лесной и глухой стороне.

Мы сели с ней друг подле друга,

Валежник свистал на огне.

И наших двух теней громады

Лежали на красном полу,

А в сердце ни искры отрады,

И нечем прогнать эту мглу!

Березы скрипят за стеною,

Сук ели трещит смоляной…

О друг мой, скажи, что с тобою?

Я знаю давно, что со мной!

Смутное предчувствие беды, мысли об отсутствии средств у обоих омрачали влюбленность Фета. Его бедность доходила до такой степени, что поэт признавался: «Я очень хорошо знал, что в обществе невозможно появиться в мундире из толстого сукна. На вопрос мой, сколько будет стоить пара, портной запросил семьдесят рублей, тогда как у меня в кармане не было и семи». Не зная, как ему поступить, и в надежде на дружеский совет Фет шлет письма в мценское село Фатьяново другу детства И.П. Борисову: «Я встретил девушку - прекрасного дома и образования, я не искал ее, она - меня, но судьба… И мы узнали, что были бы очень счастливы после разных житейских бурь, если бы могли жить мирно <…> но для этого надобно как-либо и где-либо… Мои средства тебе известны, она тоже ничего не имеет».

Однако поэт все еще надеялся, что брак возможен, если родные окажут материальную поддержку: «не могу выбросить из рук последнюю доску надежды и отдать жизнь без борьбы. Если я получал бы от брата <…> тысячу рублей в год, да от сестры - пятьсот, то я бы мог как-нибудь существовать». Финансовой помощи не последовало, дружеские советы также были бессильны. «Будь ты мудрейший от Соломона, - пишет Фет Борисову, - то и тогда ничего для меня не придумаешь».

Пролетело почти два года со дня знакомства Марии Лазич с Фетом. На него привыкли смотреть как на жениха, а предложения руки и сердца все не было. Поползли сплетни и слухи. Родственники девушки пытались заставить Фета объясниться по поводу его намерений.

Отчаявшись, Фет решился «разом сжечь корабли взаимных надежд»: «я собрался с духом и высказал громко свои мысли касательно того, насколько считал для себя брак невозможным и эгоистичным». Помертвевшими губами Мария возразила: «Я общалась с Вами без всяких посягательств на Вашу свободу, а к суждениям людей я совершенно равнодушна. Если мы перестанем видеться, моя жизнь превратится в бессмысленную пустыню, в которой я погибну, принесу никому не нужную жертву». От этих слов поэт окончательно растерялся.

Прости! Во мгле воспоминанья

Все вечер помню я один, -

Тебя одну среди молчанья

И твой пылающий камин. <…>

Что за раздумие у цели?

Куда безумство завлекло?

В какие дебри и метели

Я уносил твое тепло?

«Я не женюсь на Лазич, - пишет он Борисову, - и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений, она передо мной - чище снега. Прервать - неделикатно и не прервать - неделикатно… Этот несчастный Гордиев узел любви, который чем более распутываю, тем туже затягиваю, а разрубить мечом - не имею духа и сил… Знаешь, втянулся в службу, а другое все только томит, как кошмар».

Но даже в самых страшных снах Фет не мог предположить, что это было только преддверие кошмара. Он решился на окончательный разрыв.

Наступила весна 1850 года. Вновь пробуждалась к жизни природа. Но Мария ощущала себя словно в ледяной пустыне. Как согреться в этом пронизывающем душу мертвящем холоде? Поздно вечером в своей спальне она долго смотрела на огонек лампы. Трепетные бабочки слетались на пламя и, замирая, падали вниз, опалив хрупкие крылья… А что, если разом прекратить эту боль?.. Девушка порывисто встала, лампа опрокинулась на пол, огонь перекинулся на белое кисейное платье Марии, языки пламени побежали вверх - к ее распущенным волосам. Охваченная пламенем, она выбежала из комнаты в ночной сад и мгновенно превратилась в горящий живой факел. Сгорая, она кричала: «Au nom du ciel sauvez les lettres!» («Во имя неба спасите письма!»). Еще четверо суток длились ее мучения. «Можно ли на кресте страдать более, чем я?» - шелестели ее губы. И перед самой смертью Мария успела прошептать последние слова, во многом загадочные, но в них было послано прощение любимому человеку: «Он не виноват, - а я…» На огненный жертвенник любви были возложены человеческое счастье и сама жизнь.

Фет был потрясен этим трагическим известием. Впоследствии он стал прославленным поэтом; женился на богатой купеческой дочери Марии Петровне Боткиной - не очень молодой и не очень красивой, тоже пережившей тяжелый роман. Фет стал владельцем поместий в Орловской и Курской губерниях; в Мценском уезде был избран мировым судьей. Наконец он получил долгожданное дворянство и право носить фамилию Шеншин. И все же в сердце прожившего жизнь поэта, не угасая более четырех десятилетий, пылал огонь его далекой юношеской любви. Обращаясь к Марии Лазич, Афанасий Фет писал:

<…> Ты душою младенческой все поняла,

Что мне высказать тайная сила дала,

И хоть жизнь без тебя суждено

мне влачить,

Но мы вместе с тобой, нас нельзя

разлучить.
____________
Алла Новикова

ТЕМА ЛЮБВИ В ЛИРИКЕ ФЕТА

Тема любви является одной из составляющих теории чистого искусства, наиболее широко в русской литературе отраженной в стихах Фета и Тютчева. Эта вечная тема поэзии тем не менее нашла здесь свое новое преломление и зазвучала несколько по-новому. Салтыков-Щедрин в 70-е годы писал, что теперь никто не отважит­ся уже воспевать соловьев и розы. Для Фета тема любви, напротив, явилась основополагающей всего его творчества до конца жизни.

Создание прекрасных стихов о любви объясняется не только бо­жеским даром и особым талантом поэта. В случае с Фетом оно имеет и реальную автобиографическую подоплеку. Вдохновением для Фета являлась любовь его молодости - дочь сербского поме­щика Мария Лазич. Любовь их была столь высока и неугасаема, сколь и трагична. Лазич знала, что Фет никогда не женится на ней, тем не менее ее последними словами перед смертью было восклица­ние: “Виноват не он, а я!” Обстоятельства ее смерти так и не выяс­нены, как и обстоятельства рождения Фета, но есть основания по­лагать, что это было самоубийство. Сознание косвенной вины и тя­жести утраты тяготило Фета на протяжении всей его жизни, и ре­зультатом этого явилось двоемирие, чем-то сродни двоемирию и Жуковского. Современники отмечали холодность, расчетливость и даже некоторую жестокость Фета в повседневной жизни. Но какой контраст это составляет с другим миром Фета - миром его лири­ческих переживаний, воплощенных в его стихотворениях. Всю жизнь Жуковский верил в соединение с Машей Протасовой в дру­гом мире, он жил этими воспоминаниями. Фет также погружен в свой собственный мир, ведь только в нем возможно единение с лю­бимой. Фет ощущает себя и любимую (свое “второе я”) нераздельно слитыми в другом бытии, реально продолжающемся в мире поэзии: “И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить, но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить”. (“Alter ego”.) Поэт постоянно ощущает ду­ховную близость со своей любимой. Об этом стихотворения “Ты от­страдала, я еще страдаю...”, “В тиши и мраке таинственной ночи...”. Он дает любимой торжественное обещание: “Я пронесу твой свет через жизнь земную: он мой - и с ним двойное бытие” (“Томительно-призывно и напрасно...”).

Поэт прямо говорит о “двойном бытии”, о том, что его земную жизнь поможет ему перенести лишь “бессмертие” его любимой, что она жива в его душе. Действительно, для поэта образ любимой жен­щины на протяжении всей жизни являлся не только прекрасным и давно ушедшим идеалом другого мира, но и нравственным судьей его земной жизни. В поэме “Сон”, посвященной также Марии Лазич, это ощущается особенно четко. Поэма имеет автобиографи­ческую основу, в поручике Лосеве легко распознается сам Фет, а средневековый дом, где он остановился, также имеет свой прототип в Дерпте. Комическое описание “клуба чертей” сменяется неким морализаторским аспектом: поручик колеблется в своем выборе, и ему вспоминается совсем иной образ - образ его давно умершей любимой. К ней он обращается за советом: “О, что б сказала ты, кого назвать при этих грешных помыслах не смею”.

Литературовед Благой в своих исследованиях указывает на со­ответствие этих строк словам Вергилия к Данте о том, что “как язычник, он не может сопровождать его в рай, и в спутники ему дается Беатриче”. Образ Марии Лазич (а это, несомненно, она) для Фета является нравственным идеалом, вся жизнь поэта - это стремление к идеалу и надежда на воссоединение.

Но любовная лирика Фета наполнена не только чувством на­дежды и упования. Она также глубоко трагична. Чувство любви очень противоречиво, это не только радость, но и муки, страдания. В стихах часто встречаются такие сочетания, как радость - страда­ние, “блаженство страданий”, “сладость тайных мук”. Стихотворе­ние “На заре ты ее не буди” все наполнено таким двояким смыс­лом. На первый взгляд перед нами безмятежная картина утреннего сна девушки. Но уже второе четверостишие сообщает какое-то на­пряжение и разрушает эту безмятежность: “И подушка ее горяча, и горяч утомительный сон”. Появление “странных” эпитетов, таких, как “утомительный сон”, указывает уже не на безмятежность, а на какое-то болезненное состояние, близкое к бреду. Далее объясняет­ся причина этого состояния, стихотворение доходит до кульмина­ции: “Все бледней становилась она, сердце билось больней и боль­ней”. Напряжение нарастает, и вдруг последнее четверостишие со­вершенно меняет картину, оставляя читателя в недоумении: “Не буди ж ты ее, не буди, на заре она сладко так спит”. Эти строки представляют контраст с серединой стихотворения и возвращают нас к гармонии первых строк, но уже на новом витке. Призыв “не буди ж ты ее” звучит уже почти истерично, как крик души. Такой же порыв страсти чувствуется и в стихотворении “Сияла ночь, луной был полон сад...”, посвященном Татьяне Берс. Напряжение подчеркивается рефреном: “Тебя любить, обнять и плакать над тобой”. В этом стихотворении тихая картина ночного сада сменяет­ся и контрастирует с бурей в душе поэта: “Рояль был весь раскрыт и струны в нем дрожали, как и сердца у нас за песнею твоей”.

“Томительная и скучная” жизнь противопоставлена “сердца жгучей муке”, цель жизни сосредоточена в едином порыве души, пусть даже в нем она сгорает дотла. Для Фета любовь - костер, как и поэзия - пламя, в котором сгорает душа. “Ужель ничто тебе в то время не шепнуло: там человек сгорел!” - восклицает Фет в стихотворении “Когда читала ты мучительные строки...”. Мне ка­жется, что так же Фет мог сказать о муке любовных переживаний. Но один раз “сгорев”, то есть пережив настоящую любовь, Фет тем не менее не опустошен, и всю свою жизнь он сохранил в памяти свежесть этих чувств и образ любимой.

Как-то Фета спросили, как может он в его годы так по-юношес­ки писать о любви? Он ответил: по памяти. Благой говорит, что “Фет отличается исключительно прочной поэтической памятью”, и приводит в пример стихотворение “На качелях”, толчком для на­писания которого явилось воспоминание 40-летней давности (стихо­творение написано в 1890 году). “Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье ее трещало от ветра”, - пишет Фет в письме к Полонскому. Такая “звуковая де­таль” (Благой), как платье, которое “трещало от ветра”, наиболее памятна для поэта-музыканта. Вся поэзия Фета построена на зву­ках, переливах и звуковых образах. Тургенев говорил о Фете, что ждет от него стихотворение, последние строки которого надо будет передавать лишь безмолвным шевелением губ. Ярким примером может служить стихотворение “Шепот, робкое дыханье...”, которое построено на одних существительных и прилагательных, без едино­го глагола. Запятые и восклицательный знак тоже передают вели­колепие и напряжение момента с реалистической конкретностью. Это стихотворение создает точечный образ, который при близком рассмотрении дает хаос, “ряд волшебных”, неуловимых для челове­ческого глаза “изменений”, а в отдалении - точную картину. Фет, как импрессионист, основывает свою поэзию, а в частности описа­ние любовных переживаний и воспоминаний, на непосредственной фиксации своих субъективных наблюдений и впечатлений. Сгуще­ние, но не смешение красочных мазков, как на картинах Монэ, придает описанию любовных переживаний кульминационность и предельную четкость образу любимой. Какая же она?

“Я знаю твою страсть к волосам”, - говорит Григорьев Фету о его рассказе “Кактус”. Эта страсть не раз проявляется в фетовских стихах: “люблю на локон твой засматриваться длинный”, “кудрей руно златое”, “тяжким узлом набежавшие косы”, “прядь пушистая волос” и “косы лентой с обеих сторон”. Хотя эти описания и носят несколько общий характер, тем не менее создается довольно четкий образ прекрасной девушки. Чуть по-другому Фет описывает ее глаза. То это “лучистый взор”, то “недвижные очи, безумные очи” (аналогично стихотворению Тютчева “Я очи знал, о эти очи”). “Твой взор открытой и бесстрашней”, - пишет Фет, и в этом же стихотворении он говорит о “тонких линиях идеала”. Любимая для Фета - нравственный судия и идеал. Она имеет большую власть над поэтом на протяжении всей его жизни, хотя уже в 1850 году, вскоре после смерти Лазич, Фет пишет: “Идеальный мир мой раз­рушен давно”. Влияние любимой женщины на поэта чувствуется и в стихотворении “Долго снились мне вопли рыданий твоих”. Поэт называет себя “несчастным палачом”, он остро чувствует свою вину за гибель любимой, и наказанием за это явились “две капельки слез” и “холодная дрожь”, которые он в “бессонные ночи навек перенес”. Это стихотворение окрашено в тютчевские тона и вбирает в себя и тютчевский драматизм.

Биографии этих двух поэтов во многом сходны - оба они пере­жили смерть любимой женщины, и безмерная тоска по утерянному давала пищу для создания прекрасных любовных стихотворений. В случае с Фетом этот факт кажется наиболее странным - как можно сначала губить девушку, а затем всю жизнь писать о ней возвышенные стихи? Мне кажется, что потеря произвела на Фета столь глубокое впечатление, что поэт пережил некий катарсис, и результатом этого страдания явился гений Фета - он был допущен в высокую сферу поэзии, все его описание любимых переживаний и ощущение трагизма любви так сильно действует на читателя пото­му, что Фет сам пережил их, а его творческий гений облек эти переживания в стихотворную форму. Только могущество поэзии смогло передать их, следуя тютчевскому изречению: мысль изре­ченная есть ложь, Фет сам неоднократно говорит о могуществе поэ­зии: “Как богат я в безумных стихах”.

Любовная лирика Фета дает возможность глубже проникнуть в его общефилософские, а соответственно, и эстетические взгляды, как говорит Благой, “в решение им коренного вопроса об отноше­нии искусства и действительности”. Любовь, так же как и поэзия, по Фету, относится к другому, потустороннему миру, который дорог и близок Фету. В своих стихах о любви Фет выступал “не как воинствующий проповедник чистого искусства в противовес шести­десятникам, а создавал свой собственный и самоценный мир” (Бла­гой). И мир этот наполнен истинными переживаниями, духовными стремлениями поэта и глубоким чувством надежды, отраженными в любовной лирике поэта.

Square

Многие школьники с трудом отличают поэзию Фета от тютчевских творений — несомненно в этом вина учителя, несумевшего правильно преподнести шедевры двух метров российской литературы. Уверяю, после этой статьи про интересные факты из жизни Фета, вы слету научитесь отличать поэтику Афанасия Афанасьевича от творчества Федора Ивановича Тютчева, постараюсь очень кратко!

В поэзии Тютчева мир представлен космическим, даже силы природы оживают и становятся природными духами, окружающими человека. Мотивы в творчестве Фета более приближены к реальности (приземлены). Пред нами описание настоящих пейзажей, образы реальных людей, любовь Фета — такое же сложное чувство, но земное и доступное.

Тайна фамилии поэта

В детстве А.Фет испытал потрясение — его лишили дворянского титула и отцовской фамилии. Настоящая фамилия писателя Шеншин, его отец — отставной российский ротмистр, а мать — немецкая красавица Шарлотта Фет. Родители познакомились в Германии, где у них моментально закружился бурный роман. Шарлотта была замужем, но совершенно несчастна в браке, муж любил выпить и часто поднимал на нее руку. Встретив благородного российского военного, она отчаянно в него влюбилась, и воссоединению двух сердец не помешали даже материнские чувства — у Шарлотты была дочь. Уже на седьмом месяце беременности Шарлотта сбегает в Россию к Афанасию Шеншину. Позже Шеншин напишет мужу Шарлотты письмо, но в ответ получит телеграмму нецензурного содержания. Ведь влюбленные совершили нехристианский поступок.

Будущий поэт родился в Орловской губернии, в метрической книге был записан Афанасием Шеншиным. Повенчались Шарлотта и Шеншин только через два года после рождения сына. В возрасте 14 лет Афанасий признан незаконнорожденным, ему вернули фамилию Фет и именуют «иностранцем». В итоге мальчик теряет свое дворянское происхождение и наследство отца помещика. Позже он восстановит свои права, но через много-много лет.

Фет и Толстой

В работах Лотмана встречается упоминание об одном необычном случае из жизни двух великих литераторов. В карточные игры в те времена играли все, особенно любил поазартничать (но сейчас не о нем). Так вот, процесс игр был достаточно эмоциональным, в порыве игроки рвали и бросали карты на пол, вместе с ними падали и деньги. Но поднимать эти деньги считалось неприлично, они оставались лежать на полу до конца игры, а потом их забирали лакеи в виде чаевых.

Однажды светские особы (в том числе Фет и Толстой) играли в карточную игру, и Фет нагнулся, дабы поднять упавшую ассигнацию. Всем было немного странно, но только не Толстому, писатель нагнулся к своему другу, чтобы подсветить свечой. Ничего нет постыдного в этом поступке, ведь Фет играл на свои последние деньги, в отличие от соперников.

Фет писал и прозу

В 60-х года 19 века Фет начал работу над прозой, в итоге опубликовано два прозаических сборника, состоящих из очерков и коротких рассказов-зарисовок.

«Нас нельзя разлучать» — история несчастной любви

С Марией Лазич поэт познакомился на балу в доме известного офицера Петковича (это случилось в 1848 году, когда безжалостно солнце палило на границе Киевской и Херсонской губерний). Мария Лазич была обворожительная — высокая, стройная, смуглая, с копной темных густых волос. Фет сразу понял, что Мария для него словно Беатриче для Данте. Тогда Фету было 28 лет, а Марии — 24 года, на ней лежала вся ответственность за дом и младших сестер, потому что она была дочерью небогатого сербского генерала. С тех пор вся любовная лирика писателя посвящена именно этой прекрасной барышне.

По словам современников, Мария не отличалась несравненной красотой, но была приятна и соблазнительна. Так Афанасий и Мария начали общаться, писать друг другу письма, проводить совместные вечера в обсуждении искусства. Но однажды перелистывая ее дневник (тогда все девушки имели дневники, в которые переписывали любимые стихи, цитаты, прикрепляли фотографии), Фет заметил нотные знаки, под которыми стояла подпись - Ференц Лист. Ференц известный композитор того времени, который гастролировал в 40-х годах по России, познакомился с Марией и даже посвятил ей музыкальное произведение. Сначала Фет был расстроен, на него нахлынула ревность, но потом когда услышал, как великолепно звучит мелодия для Марии, просил постоянно ее играть.

Но брак между Афанасием и Марией был невозможен, у него нет средств для существования и титула, а Мария хоть из бедной семьи, но из дворянской. Об этом родственники Лазич не знали и совершенно не понимали, почему Фет общается с их дочерью в течение двух лет, но не делает предложения. Естественно по городу пошли слухи и домыслы о самом Фете и безнравственности Марии. Тогда Афанасий сказал своей возлюбленной, что их брак невозможен, а отношения нужно срочно прекратить. Мария попросила Афанасия просто быть рядом без брака и денег.

Но весной 1850 года случилось страшное. В отчаянии Мария сидела в своей комнате, пыталась собраться с мыслями, как жить дальше, как добиться вечного и нерушимого союза с любимым. Внезапно она резко встала, отчего лампада упала на длинное кисейное платье, в считанные секунды пламя охватило волосы девушки, она успела лишь крикнуть «Спасите письма!». Родственники потушили огонь безумия, но количество ожогов на теле было несовместимо с жизнью, через четыре мучительных дня Мария умерла. Последними ее словами стали «Он не виноват, а я..». Есть предположение, что это было самоубийство, а не просто случайная смерть.

Брак по расчету

Через годы Фет женится на Марии Боткиной, но уже не из-за сильной любви, а по расчету. В его сердце и стихах навсегда сохранится образ высокой и черноволосой Марии Лазич.

Как Фет титул возвращал

Поэту потребовалось несколько лет службы в пехотных войсках, чтобы добиться офицерского чина и получить дворянство. Ему совершенно не нравился армейский уклад жизни, Фет хотел заниматься литературой, а не войной. Но чтобы вернуть себе свой законный статус, он был готов вынести любые трудности. После службы Фету пришлось проработать 11 лет судьей и только тогда литератор стал достоин получить дворянский титул!

Попытка самоубийства

После получения дворянского титула и родового поместья, добившийся главной в своей жизни цели Фет под каким-то предлогом попросил жену съездить к кому-нибудь в гости. Сам 21 ноября 1892 года закрылся в кабинете, выпил бокал шампанского, вызывал секретаря, продиктовав последние строчки.

«Не понимаю сознательного приумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному. 21 ноября, Фет (Шеншин)»

Достал стилет для разрезания бумаги и занес руку над виском, секретарь успела вырывать стилет из рук писателя. В этот момент Фет выскочил из кабинета в столовую, попытался схватить нож, но тут же упал. Секретарь подбежала к умирающему литератору, который сказал лишь одно слово «добровольно» и умер. Наследников поэт после себя не оставил.