Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

Одной из бесспорных бенефицианток закончившегося литературного года следует признать Авдотью (Дуню) Смирнову. Правда, по совокупности.

В начале лета – сборник киносценариев, и тогда же – три рассказа в альманахе «Литературные кубики».

Поздней весной – кинофильм «Связь».

Ну и телевизионная «Школа злословия» на протяжении всего года.

С нее-то, пожалуй, и начнем. Я никогда не был поклонником передачи – с коварным, как бы объективным форматом, невнятной целевой аудиторией и, мягко говоря, неоднозначными (и неравнозначными друг дружке) ведущими, – не стал им и сейчас.

Однако происходит любопытная и симптоматичная метаморфоза: оставаясь самой собою на протяжении нескольких лет, «Школа злословия», хотя бы вследствие этого, выглядит на фоне всеобщей деградации отечественного ТВ все лучше и лучше.

Постепенно приобретая статус своего рода «будки гласности» (одной из немногих).

«Оставаясь самой собою на протяжении нескольких лет, «Школа злословия», хотя бы вследствие этого, выглядит на фоне всеобщей деградации отечественного ТВ все лучше и лучше»

Подлинной свободой слова, понятно, не пахнет и здесь, но все же в рамках передачи звучат в эфире слова (и имена) не то чтобы запрещенные (никто у нас ничего по-прежнему не запрещает), но «внутренним редактором» (он же профессиональная и гражданственная трусость) табуированные.

Поддерживается (с неизбежной оглядкой на небезупречную осведомленность обеих ведущих) и интеллектуальный уровень посиделок, имитирующих былые и впрямь кухонные.

Интересно и перераспределение ролей в самой «Школе».

Если раньше безусловно лидировала (да практически и солировала) Татьяна Толстая с ее тяжелым апломбом родной внучки «советского графа» и знаменитой писательницы эпохи позднего застоя, то сейчас «первым номером» фактически играет Дуня Смирнова. Как единственная из двух «кумушек», способная если не расслышать, то хотя бы выслушать аргументацию собеседника.

Тогда как Толстая «врубается», только когда ей становится интересно самой, то есть все реже и реже.

Не могу не вспомнить курьезную историю, приключившуюся несколько лет назад при моем личном знакомстве с Татьяной Никитичной.

«Хорошие стихи, – задумчиво произнесла Толстая. – Только я не поняла, почему – «увы»?» «Ну, можно, разумеется, сказать и так: «Толстые талантливы и плодовиты, что видно, УРА, на примере Никиты!» – пошутил я.

«Действительно, так гораздо лучше», – без тени иронии ответствовала Толстая.

За последние полгода мне довелось дважды выступать на литературных мероприятиях вместе со Смирновой. И оба раза она со смущением (наигранным или нет – по-моему, это не имеет значения) объявляла аудитории, что понимает: слушают ее люди не как писательницу, а как телезвезду. Понимать такое о себе – уже немало, а произносить на публику оказалась способна, пожалуй, она одна.

Во всяком случае, перераспределение ролей в «Школе…» произошло еще в одном направлении. Похоже, сама передача когда-то была задумана в основном для того, чтобы регулярным появлением в ящике поддержать увядающую литературную славу Толстой, теперь же «Школа…» объективно работает на нарастающую литературную известность Смирновой, и нарастающую, на мой взгляд, совершенно заслуженно.

О «Связи» мне, правда, говорить трудно: сценарий я дочитал лишь до середины, а фильм выдержал всего на протяжении первых пятнадцати минут.

И не потому, что так плохо (или просто плохо), – но не мое это, категорически не мое. Даже двойной адюльтер на две столицы я представляю себе совершенно по-другому.

Правда, сорокалетние приятели «обеего пола» говорили мне, что их – кого сценарий, кого фильм, кого и то и другое – зацепило.

Три рассказа Смирновой в «Кубиках», напротив, приятно удивили меня. А один из них – «Ильин очень старался» – я уже успел «выдвинуть» во «Взгляде» на звание «лучший рассказ года».

Некто Ильин, безбожно эксплуатируемый друзьями как безотказный помощник (в эмоциональном плане прежде всего), устав от всеобщего вампиризма, кончает с собой. Но только затем, чтобы обнаружить: и на том свете его одолевают докучными просьбами и разговорами… Симптоматичный рассказ для соведущей «Школы злословия», не правда ли? И написан он с нарочитым неряшеством отнюдь не без блеска.

Эссе и рецензии периода «раннего гламура», собранные в книге и обладающие соответствующими идеологическими стигматами («Даешь мидл!» – общий лозунг раннего «Коммерсанта», трех «Столиц», тогдашней и нынешней «Афиши» – вот и приходится выдавать на-гора «мидл»), оборачиваются по прошествии нескольких лет этаким «Дневником Дуни С.», которую злые дяди заставили заниматься глянцевой журналистикой:

«Уважаемые редакции!

Скромное обаяние самоиронии (пусть, возможно, и напускной) в чем-то сродни сравнительному успеху «Школы злословия»: чем реже это бесспорно похвальное качество проскальзывает в нашем искусстве, тем большее – и все более поощрительное – внимание к себе привлекает.

Мы в равной мере устали и от серьезности, замешенной на титаническом самоуважении, и от агрессивной иронии, замешенной на нем же.

И здесь уместно сопоставить Авдотью Смирнову не только и не столько с Татьяной Толстой, сколько еще с одной бенефицианткой прошлого года (и тоже по совокупности) – Татьяной Москвиной.

Страстный публицист и ничуть не менее страстный бытописатель, Москвина в фельетонах и эссе, в театральной и кинокритике, в романе и в пьесах с киносценариями, в стихах и песнях и в телеобразе Таньки Правдючки (программа «Итожа» питерского канала «СТО») бесстрашно выскакивает на ринг хоть против Мохаммеда Али, хоть против обоих братьев Кличко сразу. А то и хоть против самой Валентины Ивановны Матвиенко – и героически держится на ногах полторы-две минуты, после чего вновь бросается в бой и дерется по-русски – даже не до нокаута, а до последней капли крови.

Авдотья Смирнова, напротив, зная свою весовую категорию – вес пера, – выходит на словесный ринг не драться и даже не боксировать, а фехтовать (и даже не фехтовать, а подкалывать) – и одерживает поэтому победу по очкам.

Победу пусть и не безоговорочную, но не вымученную, а главное – не подсуженную.

- (р. 1946) Род. в Ленинграде в семье адвоката. Окончил филол. ф т ЛГУ (1969). Гл. редактор изд ва "Лимбус Пресс" (с 2000). Печатается как поэт переводчик и критик зарубежной (с 1972) и совр. рус. литературы (с 1987), а также как… … Большая биографическая энциклопедия

Список известных носителей женщин см. Топорова. Топоров русская фамилия. Известные носители Топоров, Адриан Митрофанович (24 августа (5 сентября) 1891 23 июля 1984) советский писатель, литературный критик, публицист, просветитель, учитель,… … Википедия

Александр Гольдштейн Имя при рождении: Александр Леонидович Гольдштейн Дата рождения: 15 декабря 1957(1957 12 15) Место рождения: Таллин, Эстонская ССР Дата смерти … Википедия

Леон Богданов Дата рождения: 25 декабря 1942(1942 12 25) Место рождения: Куйбышев, СССР Дата смерти: 27 февраля 1987(1987 02 27) (44 … Википедия

Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей … Википедия

Полный список действительных членов Академии наук (Петербургской Академии наук, Императорской Академии наук, Императорской Санкт Петербургской Академии Наук, Академии наук СССР, Российской академии наук). # А Б В Г Д Е Ё Ж З … Википедия

Для улучшения этой статьи желательно?: Проставить интервики в рамках проекта Интервики … Википедия

- … Википедия

Список лауреатов Сталинской премии см. в статье Сталинская премия. Лауреаты Государственной премии СССР Список полный. Содержание 1 1967 2 1968 3 1969 4 1970 … Википедия

Список русских советских поэтов включает авторов, писавших по русски на территории Советского Союза с 1920 х по 1980 е гг. главным образом, тех, у кого на этот период пришёлся период наиболее активного творчества (так, в список не включены… … Википедия

Книги

• Любимых убивают все , Топоров Виктор Леонидович. В сборник вошли избранные произведения мастера поэтического перевода Виктора Леонидовича Топорова. Среди стихов английских, немецких, нидерландских и американских поэтов есть и те, которые…
• Жесткая ротация , Топоров Виктор Леонидович. В книгу вошли избранные статьи и фельетоны Виктора Топорова, культового автора обеих столиц, русской провинции и дальнего зарубежья, за 2003-2006…

Рафтери:
Ты с правого пути меня сбивало,
И прибивало в пленники молвы,
И в животе ворочалось, бывало,
И выбивало ум из головы –
Я всё терпел. Я дул тебя из дула,
Нахваливал, как девку на гумне,
А ты возьми – и свечку мне качнуло, –
И рыжая брада моя в огне.

Ах сволочь! Да не так стенала Троя,
Когда ее Ахеец запалил,
Как Рафтери с сожженною брадою
В обиде и от боли завопил.
Позор тебе! Да нечто б сам Меркурий –
Друг хитрости и ворог простоты –
Довел кого до непотребной дури
Самоподжога! Виски, только ты!

С какою красотой входил я к людям!
Брада во двор – хозяин на крыльцо.
А ты решило: парня испаскудим –
И вот как жопа голое лицо.
Да что брада! А брови где? Где веки?
Но все святые смолоду грешат.
Теперь с тобой прощаюсь – и навеки,
И в кабаки меня не залучат.

Вот хрен тебе! Не лезь губами в губы.
Твою я понял истинную суть.
Тебе, знай, дуть в диаволовы трубы,
А нам спьяна – ни охнуть, ни вздохнуть.
Кому ты нужно? Кормишь или поишь?
Даешь ночлег? Одежду, может, шьешь?
Пасешь коров?.. Ты ничего не стоишь,
Хоть за себя втридорога дерешь.

Да что же ты такое, если с детства
Как будто я с тобою обручен?
Я пропил к восемнадцати наследство,
А к двадцати – от сана отлучен.
И вот в чем подлость: ровно с потаскухой,
С тобой живешь, пока звенит в мошне,
А отзвенело – даже и не нюхай,
И вмиг кабатчик на дверь кажет мне.

Виски:
Поэт как баба – всё ему не так,
А раз не так – орет, скулит и ноет.
Кабатчик плох – так не ходи в кабак,
Тебя за так в коровнике напоят.
Пей молоко, раз я не по зубам!
Не по зубам, то бишь не по карману.
Другому угощенье аз воздам,
А бедняка упрашивать не стану.

Ты, старичина, младости не мил
И славу мне навряд ли приумножишь:
Дрожишь, трясешься, стонешь, весь прогнил –
И даже с девкой ни шиша не можешь.
У нас с тобой, дурак, неравный брак.
Отдай меня студентам и ученым,
Твоим стихописаньем кое-как
В мое вероученье обращенным.

А сам заткнись, бездарный клеветник!
Копя на гроб, грубить не забываешь.
Сам первым ты в любом застолье сник –
И уши вянут слушать, что болтаешь!
Ты мне пеняешь, как дурной слуга
За недоплату и переработку.
Клянешь как распоследнего врага.
Воды попей, коль денег нет на водку!

Рафтери:
Какие сатанинские слова!
Какие вельзевуловы изветы!
Воистину, ты против естества
И все твои злокозненны советы.
Пора, святому Патрику под стать,
Изведшему бесовьи мириады,
Воистину пора тебя изгнать
Из нашего ирландского уклада.

Ты – мор, холера, оспа и чума.
Ты яд. Ты квинтэссенция отравы.
Ты печень ешь, ты сводишь нас с ума,
Сурьмишь носы и валишь с ног в канавы.
Ты морок, ты орясина, ты гнусь.
Что ты, что церковь – как сестра с сестрою.
Вот погоди, с постели подымусь –
Все кабаки в Ирландии прикрою.

Виски:
Да если бы похмельной руготней,
То грозной, то серьезной, то унылой,
Возможно было справиться со мной,
Тогда толпа бутылку бы забыла.

Рафтери:
А помнит кто? Пропойцы, пьяный сброд,
Бродяги, попрошайки, потаскухи.
Глупей теленка, кто тебя сосет.
Подлей змеи ворочаешься в брюхе.

Виски:
Мужи любви, веселья и войны,
И юноши, восторженны и пылки,
И девы, беложавы и стройны,
Не брезгуют лобзанием бутылки.
Меня вкушают даже при дворе
Меж полькой, котильоном и гавотом –
И не блюют при этом на заре,
И не палят браду за табльдотом.

Рафтери:
Тебя вкушают воры, шулера –
И те, кого подпаивать решили,
Мастеровые пьют и кучера,
Лентяи, лопухи и простофили.
Пусть выпивают стряпчий и судья,
Чтоб тем верней клиентов облапошить,
Пусть пьют клиенты с горя... Ты, свинья,
Решила всех на свете укокошить!

Виски:
Поэтов, музыкантов...

Рафтери:
Да, вот-вот.
Помещиков – назавтра беспоместных.
Военных – их пошлют на эшафот –
И волокит, в постели бесполезных.
Вот эти пусть и пьют – себе во вред.
Со скуки пусть сопьется сам кабатчик.
А от меня не будет – вот уж нет –
Ни в чем тебе поблажек и потачек.

Виски:
Когда б не виски, гений захолустья,
Кто б знал тебя? А где, певец вина,
Признательность твоя? Да побожусь я,
Что шлюхой ты зачат – и то спьяна!
Со мной расстаться? Ишь к чему стремишься!
На старость лет стал кроток и хорош.
Да стоит свистнуть мне – и ты примчишься!
А ежели не сможешь – приползешь!

Рафтери:
Что ж, свистни!

Виски:
Ну и свистну, но не раньше,
Чем захочу.

Рафтери:
Нет, свистни мне сейчас!

Виски:
А ты получше, трезвенник, поклянчи!
Вот ежели б ты денежек припас,
Вот будь ты фермер – да с немалым стадом
Иль будь купец с набитым кошельком,
Тогда бы мы с тобой сидели рядом
И говорили общим языком.

Рафтери:
Тогда прощай навеки!

Виски:
Ой, как скучно!

Рафтери:
Я фермером не буду.

Виски:
Ну и что?
Поэзия и пьянство неразлучны.
Так что же нам помехою?

Рафтери:
Ничто!
Я не пашу, не бороню, не сею,
Зато я радость фермеру даю.
А ты?

Виски:
Я точно так же разумею.

Рафтери:
Послушай, я за это и испью!

Отечественный литературный обозреватель, критик и редактор.

Его мать – адвокат – защитник в деле И.А. Бродского .

«В 1937 году моя мать добилась двух оправдательных приговоров по 58-й статье! Надо сказать - это сегодня всячески затушёвывается, - что суды были тогда вовсе не такими сервильными и трусливыми, как даже хотя бы в шестидесятые - восьмидесятые. Конечно, «царицей доказательств» было признание собственной вины - и в этом случае адвокат оказывался практически бессилен, а суд штамповал приговоры. […] Одно из материнских оправданий тоже носило скорее анекдотический характер. «Вот вы говорите, будто ни в чём не виноваты, но вы же подписали признание», - произнесла мать подзащитному на свидании традиционную по тем временам реплику. «Да, но посмотрите, в чем я признался!» Мать посмотрела. Подзащитный признался, - а полуграмотный следователь это «съел», - что является японским шпионом и в качестве такового продал своим иностранным хозяевал Пулковский меридиан Мать обратила на это признание внимание суда, и её подзащитного оправдали».

Топоров В.Л., Двойное дно. Признания скандалиста, М., «Захаров»; «Аст», 1999 г., с. 29-30.

В.Л. Топоров с молодости известен своими остроумными, острыми и нецензурными оценками...

«… в юности, меня поразило - и вдохновило - самиздатское эссе Григория Померанца (человека, как я потом понял, недалекого, но порой - изредка - чуть ли не гениального) об интеллигенции и интеллигентности. Последняя рассматривалась там как своего рода проникающая радиация, исходящая из ядра (совесть нации, лучшие умы России) и пронизывающая всю интеллигентскую толщу в разные времена на разную глубину. Чем раскаленней, чем радиоактивней на данный конкретный момент «ядро», тем более широкими кругами расходится в обществе «проникающая интеллигентность».Во времена менее благополучные - и это я взял себе на заметку! - «радиации» хватает лишь на то, чтобы навести (моральную) чистоту на собственном рабочем месте. То есть работать честно, совестливо, не вступать ни в какие кланы и группировки (слово «мафия» было тогда ещё не в ходу) и, по возможности, препятствовать их профессиональному всевластью. Подобный взгляд на вещи стал для меня и программой-минимум (потому что имелась и программа-максимум), и своего рода символом веры. Занявшись - по собственному сознательному и добровольному выбору - не самым главным на свете делом, я решил, что подобное самоограничение позволяет не лгать, не лукавить, не идти на компромиссы с судьбой и сделки с совестью (хотя бы потому, что сам выбор поэтического перевода при всей добровольности этого выбора означал компромисс и сделку). Короче говоря, я ничтоже сумняшеся затеял в ленинградских переводческих кругах перестройку - лет за пятнадцать до того, как Александр Зиновьев догадался применить к этому термину обратный перевод на древнегреческий – и получилось у него «катастрофа»

Топоров В.Л., Двойное дно. Признания скандалиста, М., «Захаров»; «Аст», 1999 г., с. 200-201.

«… пожаловав в 1997 году в Питер, первый президент России созвал Гранина с покойным академиком Лихачёвым , Пиотровского с Гергиевым , Розенбаума с Андреем Петровым и - под телекамеры - провозгласил Петербург «культурной столицей России». И, сразу же по возвращении в Москву, отобрал у культурной столицы федеральную кнопку - и передал её как раз каналу «Культура». Питерское телевидение, впрочем, влачило к этому сроку столь жалкое существование, что потери бойца федеральный отряд не заметил. А всероссийский телезритель - тем более».

Топоров В.Л., Жёсткая ротация, СПб, «Амфора», 2007 г., с. 130.